Вадим Россик - Страна падонкаф

Ознакомительная версия.

Из пельменной Витас просто вернулся домой. Без приключений. Хотелось подумать. Но пиво в крови думать не разрешало. И что-то давило. Как будто на голую душу наступил здоровенный волосатый мамонт и стоял. Витас отложил подумать на потом. Врубил любимый музон. Вандал: «Дед мой был штурмфюрер СС!» На полную. Чтобы динамики трещали. Звуковой экстремизм. После седьмого прослушивания стало проще. Потом сходил в туалет. По-тяжелому. Почувствовал: совсем ништяк.

Витас, конечно, себя не считал гуманистом. Сен-Симоном, Фурье, Эразмом Роттердамским, матерью Терезой. Но убить этого негра? Мандинго. Он представил, как острый нож входит в плоть. Фу! Богатая фантазия иногда мешает безмятежно жить. Вон Димас с Лехой каждый день имеют дело со жмуриками и не заморачиваются. Фуфыриками скрашивают себе существование. Он вдруг усмехнулся. То ли дело веревка. Например, простая прочная бечева. Ни крови, ни вываливающихся внутренностей. Чисто!

А что будет, если попадешься? Витас вспомнил, как его задержали после убийства Палашовой. Тогда ему пришлось не сладко. Следователь — жирный кабан, в обсыпанном перхотью пиджаке — орал на него, грозил. Даже замахнулся один раз. Брал на испуг. Но он выдержал. Характер нордический, стойкий. «Да, Дашка приходила. Да, была всего несколько минут. Да, потом ушла. Больше ничего не знаю». Отпустили. Тоже мне полиция. Совершенно не умеют работать. Быдло!

Предзакатное солнце грело, не экономя гигакалорий. Жарило, как для грешников в аду. Вообще редкое для Мухачинска тепло стояло с самого мая. Непривычные к такой щедрости, мухачинцы понемногу сходили с ума. Водители ездили по городу, как по собственной квартире. «Куда хочу, туда и ворочу». Влюбленные ссорились из-за пустяков. Родители наказывали детей чаще и изощреннее. Возросло количество разводов и самоубийств. Как обычно в период солнечной активности. А этим летом солнце было очень активным.

Сережа, не торопясь, шагал вдоль Металлургического проспекта. Ему солнце нипочем! Нужно в магазин к толстому цыгану. Сестры с улицы притащили какого-то мухоеда. Пусика! Пришлось идти за кошачьим кормом. «Ваша киска хотела бы виски!» Посмотрим вечером на мамину реакцию. Сюрприз! Мяу!

Авто, витрины, рекламы. Вот надулась на ветру растяжка про удвоение ВВП. Выцвела от возраста и непогоды. Да мы все уже давно в таком ВВП, что дальше некуда! Куда еще удваивать? Иномарки, алкаши… Тридцать третий микрорайон — средний класс и люмпен-пролетариат вместе. Социальная состязательность.

Сережа один за другим пересекает широкие перекрестки. Эйве, Щорса, Виталия Бонивура… Улицы, названные в честь здешних людей с нездешними именами. Цвиллинга, Блюхера, Розы Люксембург… Ему имена ни о чем не говорят. Наверно, писатели или министры. Сережа читать не любит. То ли дело поиграть в компьютерную стрелялку!

Вот и магазин. От него виден дом Ани Макидон. Бывший дом. Теперь она на кладбище. Покоится. Как она всегда говорила: «Чао-какао, люди!» Вот и попрощалась навсегда. Да ладно бы одна, а то…

У Сережи перехватило дыхание, в носоглотке неприятно защекотало. Где-то в закрытом, запрещенном уголке памяти мелькнула худенькая, светловолосая девочка. Тонкие запястья, узкая, нервная спина, губы с чуть намеченной улыбкой. Лена.

«Стоп! Об этом нельзя!» Сережа смахнул глупую слезу со щеки. Ветер.

Сережа зашел к Марку Вишневецкому. Потому что по пути. Вишневецкие живут прямо над хлебным магазином. Хороший магазин. Все есть. Сережа набрал кошачьего корма. Льва хватит вырастить. До средних размеров. Вообще-то смешно. Раньше был общественный туалет. Страна Писландия. Теперь бывший туалет кормит народ. Прямо как тот колодец, в который нельзя плевать — вдруг пить из него придется. Теперь приходится. Как говорит Яков Григорьевич, отец Марка: «Диалектика!» Он знает много непонятных слов. Не зря в аптеке работает. Заведующим.

Марк был дома. Сидел за компом. Общался. Социальные сети: «Твиттер», «Фейсбук», «Одноклассники», «ВКонтакте»… Он вообще предпочитает интернет-пространство. Тырнет. Ник: «Ужос». Шесть тысяч друзей. Но в гости ходит только к Сереже.

— Хай!

— Хай!

— Будешь пиццу?

— Нет, спасибо.

Марк постоянно готовит пиццу. Лично. Отец-то целый день в аптеке. Мать давно уехала с хахалем в Израиль. Целая трагедь была. Шекспир. Монтекки против Капулетти. Вишневецкие против Гильрудов. И все дуэлянты в очках. Но сейчас кое-как наладилось. Яков Григорьевич больше не пьет, работает. Марк после окончания школы собирается навестить маму в Хайфе.

У Марка возле клавиатуры всегда стоит чашка с черным кофе и лежит на тарелке кусок пиццы. Протяни руку, и можно полноценно хомячить. Несмотря на шаговую доступность питания, Марк жутко худой. И длинный, как официальный флагшток. Не в коня корм.

Сережа пожал протянутую руку. Сел рядом.

— Курить можно?

Марк кивнул головой, не отрываясь от монитора. Цак-цак-цак. Пальцы стремительно перемещаются по клавишам.

— Пепельницу возьми.

Сам он не курит. Сережа положил возле себя большую морскую раковину — подарок из Хайфы. Достал сигареты. Закурил. Выдохнул дым.

— Слушай, Марк, когда ты наконец станешь нормальным пацаном?

— А что со мной не так?

— Вот будешь курить, пить пиво и гулять на «Сметане» — будешь вести себя по-пацански.

Марк равнодушно пожал плечами.

— Пить и курить вредно.

— Жить вообще вредно, — философски заметил Сережа.

Марк не ответил. Философия его не интересовала.

— Зачем пришел?

— Дело есть.

Сережа рассказал про мужика в белой рубашке. Как тот сегодня напугал сестер в подъезде.

— Хочу его найти. Боюсь за своих девчонок. Поможешь?

Марк оторвался от экрана. Улыбнулся другу.

— Базара нет.

На «Сметане» аншлаг. Последняя свободная неделя каникул. И погода… Карибик. Как говорится, «райское наслаждение». Томный вечер. На лавочках нет свободного места. Карен Мовсисян, Димка Шатров, Курицына с Прогоновой, Щекотруров с Фрязиной, Калимуллин, Збродов… Отдельно своей компанией Мостипан, Валерик с гитарой. Даже Леха с Димасом в кои веки явились. Пьют пиво с Артемом. Куда в них лезет? Начали бухать еще в пельменной! Мелкие опасливо поглядывают на них. Валерик что-то тихонько наигрывает. Печальное.

Витас подсел к старшим. Пожал всем руки. Прикурил от протянутой Мостипаном сигареты. Поискал глазами Мандинго. Тоже здесь. Сидит с Кареном. Тот ему что-то втирает. Мандинго смеется широким большегубым ртом. Лягушонок, блядь.

— Так это и есть твой ниггер? — дохнул «Клинским» Димас.

Витас молча кивнул. Он разглядывал Мандинго, и тот нравился ему все меньше. Нескладный, крикливый, безвкусно одетый. Сразу видно, что тупой.

— Я его уже раньше видел, — заметил Леха, отхлебывая пиво прямо из горлышка бутылки.

— Он где-то тут рядом живет, — ответил Мостипан.

Димас пьяно заржал. Хлопнул Витаса по плечу.

— Короче, Склифософский, капут твоему Лумумбе!

Леха одернул приятеля:

— Димас, потише! Люди кругом.

Тот огляделся, притворно выпучив глаза.

— Какие люди? Леха, ты что? Это генетический мусор!

Витас поежился. Вечер стремительно переставал быть томным. Выручил Леха. Он тряхнул Димаса.

— Да заткнись ты. Всех спалишь!

Димас неожиданно согласился:

— Понял! Я все ловлю на лету…

Потом предложил:

— А поехали все ко мне! Посмотрим «Ромпер Стомпер» с Расселлом Кроу.

Витас уже сто раз его видел. Австралийский фильм — библия скинов всего мира. Хэндо, Дэйви, Габриэль. Любовный бритоголовый треугольник.

— У меня еще пузырь масогона остался. Почти полный. Батя из деревни привез. Возьмем курицу-гриль.

Это был решающий аргумент. Леха и Димас стали подниматься.

— Артем, ты с нами?

Не вопрос. Мостипан уже два месяца жил с подругой и поэтому домой ему не хотелось. Сабина все время ставит из себя, а сама вобла.

Только Витас отрицательно помотал головой. Неохота.

Леха подхватил под руки приятелей и повел их к остановке. Димас попытался было развернуться, сказать что-то еще остроумное, но Леха держал крепко, не дал.

— Все-все, улыбаемся и машем, улыбаемся и машем…

После ухода парней Витас подвинулся к Валерику. Послушать. Музыкант, не обращая ни на что внимания, перебирал струны. Витал. Он всегда такой. Пьесы для шестиструнной гитары: Майкапар, Сеговия. Типа того.

К Мандинго подошла девушка. Глаза голубые-голубые. Зовет домой. Витас прислушался к скамейке тинэйджеров. Катя. Сестра Мандинго, хотя и белая.

— А сестренка-то ничего!

Это Калимуллин Сбродову. Витас про себя согласился. Симпатная чалка. Высокая, стройная. Русоволосая. В маму-белоруску.

Убийце нравилась Катя. Спокойная, серьезная. Ее редко можно увидеть на улице одну. Постоянно тусуется с черномазыми сестрами. Вообще, странная семья. Белые, черные… «Все смешалось в доме Никитиных!» Он давно хотел ее убить, но все как-то руки не доходили. Может, теперь дойдут?

Ознакомительная версия.