— Умыться бы сначала…
— Так кто ж тебе мешает? Полотенце в ванной, на крючке висит.
Ополоснув лицо холодной водой и прополоскав рот, отчего вроде бы сразу полегчало, Агеев прикрыл за собой дверь ванной и невольно удивился расторопности бывшего следователя прокуратуры. На столе, застланном вполне приличной клеенкой, уже стояла сковорода с яичницей, на тарелочке лежал аккуратно нарезанный хлеб, а посередке в окружении четырех бутылок жигулевского пива красовалась бутылка уже знакомой паленой водки из магазина напротив.
— Ну ты даешь, брателло! — в тон хозяину квартиры похвалил его Агеев. — Прямо не стол, а ресторан на Ривьере.
— Ну, на Ривьере, положим, мы не были, — скромно заметил Ткачев, — а вот насчет всего остального… короче, хорошему гостю в этом доме всегда рады.
— Спасибо. За мной не пропадет.
— Догадываюсь, можешь не утруждаться. И без того вчера выставился по полной программе.
…Сразу же за первой выпили по второй, скромно ткнув вилками в сковороду с яичницей, открыли по бутылке пива, и когда немного отпустило, Агеев не очень-то весело пробормотал:
— Еще по одной — и все, завязываю.
— Чего так? — вскинулся явно поплывший Ткачев.
— Пойду сдаваться.
— Жене, что ли?
— Ну!
— Так ты же ей вчера звонил.
— И чего? — уставился на хозяина квартиры Агеев. — Чего говорил-то?
— То, что есть, то и говорил, — пожал плечами Ткачев. — Встретил, мол, по старой работе следователя, и решили отметить это дело. Так что, твоя Ирина в курсе всех событий и последних новостей.
— А она… она-то чего?
— Да ничего особенного, вполне достойной женщиной оказалась. Когда ты передал мне трубку, она попросила меня не отпускать тебя до утра, как говорится, от греха подальше, что и было исполнено.
Агеев покосился на хозяина квартиры и удивленно качнул головой.
— Надо же!.. Обычно она такой крик поднимает, что не приведи господь, а тут…
— Умная женщина, — подсластил пилюлю Ткачев. — Знает, видать, где можно тебе остаться, а откуда и домой гнать надо.
И снова разлил по полной.
Когда уже совсем захорошело, была допита бутылка, и душа бывшего следователя прокуратуры требовала продолжения банкета, Агеев откинулся на спинку стула и с неподдельной тоской в голосе произнес:
— Помню, когда еще пахал в ментуре…
— А я… я не очень-то вспоминаю те времена.
— Чего так? — удивился Агеев. — Прокуратура! Белая кость. У вас и работенка почище нашей была, да и возможностей побольше.
— Может, и так, — без особого энтузиазма в голосе поддержал его Ткачев, но я как залудил по-черному, так и…
И он безнадежно махнул рукой.
— Неужто только за это выгнали? У нас порой так попивали, что аж стены дрожали, да и то ничего.
— У нас тоже попивали неплохо, — вздохнул Ткачев, но…
— Что, кому-то дорожку перебежал?
— Если бы. Подставили, как щенка беспородного, а тут как раз очередная смена власти, ну и пошло-поехало. Надо же было на ком-то отыграться.
— Что, попал под каток борьбы за чистоту кадров? — со знанием уточнил Агеев.
— Считай, что так.
— Расскажешь? Или, может, секрет?
— Какой там на хрен секрет! Одевайся, по пути в магазин расскажу.
— А, может, стопорнем? — резонно заметил, Агеев. Денег-то мне не жалко, но…
— Что? Завестись боишься?
— Я-то не заведусь, а вот ты-то как?
— Будь спок! — обнадеживающе произнес Ткачев. — У меня еще, считай, двое суток впереди.
Не заезжая домой, чтобы хоть немного привести себя в порядок, Агеев сразу же поехал в район Сандуновских бань, где в цокольном этаже располагался офис «Глории», и этого невозможно было не оценить, хоть и встречен был понимающими ухмылками.
В затасканной камуфляжной форме, изрядно помятый, с подпухшим лицом и набрякшими мешками под глазами, он представлял собой классический образец мало-помалу опускающегося отставника, который и хотел бы жить «как люди», да водка не позволяла.
— Филя, да ты ли это? — всплеснула руками Ирина Генриховна. — А я-то думала, что ты дурку ломаешь, когда надумал позвонить мне.
Турецкий только хмыкнул на это понимающе, но заключительный вердикт поставил Голованов. Окинув друга оценивающие взглядом, он понимающе кивнул и, едва сдерживая смех, поднял большой палец.
— Станиславский отдыхает.
— Вас в мою шкуру, — буркнул Агеев и почти упал в кресло. — Вообще-то за подобную работу в нормальных конторах молоко дают, как за вредное производство, но я согласен и на кофе.
— А ежели чайку? С сахаром да лимончиком? — предложил Турецкий. — Оттягивает.
— Да хоть динамит с тротилом, лишь бы трубы загасить.
— Что, неужто так нажрались? — посочувствовал ему Голованов.
— Не то слово!
— Так, может, того… коньячку или водочки стопарик?
— Да пошел бы ты!.. — окрысился на Голованова Агеев. — Я теперь на эту гадость год смотреть не буду.
— И то хорошо, — засмеялась Ирина Генриховна. — Считай, на пользу все пошло.
Позволив Агееву насладиться крепко заваренным чаем с лимончиком, в который ушлый и мудрый как змей Турецкий все-таки плеснул двадцать грамм коньяка, поболтали еще о том о сем, и когда у Филиппа наконец-то появился в глазах привычный блеск, Ирина Генриховна негромко произнесла:
— А теперь колись, «муженек» ты мой ненаглядный. Да чтобы все по порядку. Судя по твоему телефонному звонку ночью, тебе есть что рассказать?
Попросив еще стакан чая и «двадцать капель поверх», Агеев вкратце пересказал момент знакомства с Ткачевым, который то начинал раскрываться понемногу, то опять замыкался в себе, словно устрица в створках. Оттого и приходилось «гробить свое здоровье», чтобы поддерживать его до ночи в «требуемом подпитии».
— Это как, в «требуемом»? — попросила уточнить Ирина Генриховна.
— Чтобы и пьян был и мог еще говорить, но при этом не засыпал, — пояснил Голованов. — И это, я вам скажу, высший пилотаж.
— И как? — с язвинкой в голосе поинтересовалась она. — Судя по телефонному звонку…
Агеев покаянно склонил голову.
— Как говорится, и на старуху бывает проруха. Каюсь, не смог рассчитать своих сил. Да и кто бы мог подумать, что он пьет как лошадь.
— Школа! — покосившись на Турецкого и подняв палец, многозначительно произнесла Ирина Генриховна. Районной прокуратуре, конечно, далековато до той же городской или Генеральной, но чего не отнять, того не отнять.
Молча проглотив пилюлю, Турецкий кивнул Агееву:
— Ладно, насчет его способностей все ясно. Оттого из резервной прокуратуры и поперли. К делу переходи.
— Сейчас и до дела дойдем, — успокоил Турецкого Агеев. — Дойдем. Только вот насчет того, за что мужика из прокуратуры поперли… Я тоже поначалу так думал, но оказалось, что все гораздо сложнее. Хотя. Может, ты в чем-то и прав.
— Не тяни!
— Вот и я говорю, — отхлебнув глоток «задиристого» чая, — произнес Агеев. — Гораздо все сложнее. Короче говоря, подставили Ткачева, и подстава была на профессиональном уровне. Он тогда вел довольно интересное уголовное дело по факту гибели помощника депутата Государственной Думы Мытникова и…
— Это тот Мытников, который то ли сам поскользнулся на улице и ударился головой об асфальт, то ли его кастетом приложили? — припомнил Турецкий.
— Так точно, он самый. И когда Ткачев копнул дело Мытникова поглубже, то выяснилось, что помощник депутата был постоянным клиентом массажного салона «Зося», где обслуживали далеко не каждого клиента, а только избранных, и явно не довольный чем-то Мытников пообещал упечь владелицу салона за решетку.
— То есть, этот конфликт мог стать довольно серьезным поводом для того, чтобы заставить Мытникова замолчать?
— Совершенно верно. Ткачев выдвинул эту версию в качестве рабочей и стал исподволь копать «Зоею», так его сразу же предупредили по телефону, что этот салон приютил в своих объятиях немало влиятельных особ государственного масштаба, и если он не хочет на свою задницу неприятностей, то лучше будет, если он все спустит на тормозах, а смерть непутевого помощника депутата так и останется несчастным случаем.
— И он?..
— Да! Обиделся, что его кто-то смеет держать за дешевого, продажного щенка, и стал работать по «Зосе», набирая довольно пикантный материал. А для этого, как сами догадываетесь, надо было не столько вызывать «массажисток» на допросы, все равно они ничего бы не сказали, сколько попытаться прощупать криминальную глубину салона.
— И он решил посетить его на правах лучшего друга, то есть раскаявшегося следователя? — высказал предположение Голованов.
— Не знаю, — признался Агеев. — По крайней мере, сам Ткачев не заострял на этом внимания, а расспрашивать его, как сам догадываешься…
Агеев отхлебнул еще один глоток исходящего коньячными парами чая, отер выступившие на лбу крупинки пота.
