Голос диспетчера, изуродованный динамиками репродуктора, едва пробивался сквозь обшарпанные стены заброшенного туалета:
— Самолет, летящий рейсом Москва—Петропавловск, совершит посадку в аэропорту города Петропавловска в двадцать три тридцать…
Черт, слышно как плохо.
— А ну, повтори! — крикнула я в стену.
— Повторяю, — снова бесстрастно заговорила диспетчерша, — самолет, летящий рейсом Москва—Петропавловск, совершит посадку в аэропорту города Петропавловска в двадцать три тридцать…
В двадцать три тридцать… Да, министры не опаздывают.
Пора выбираться отсюда.
Я не без труда отвела в сторону тяжеленный засов и открыла дверь. В зале ожидания толпилось столько народу, что на меня просто никто и не подумал внимание обращать. А зря, между прочим, посмотрели бы, как я замечательно сегодня выгляжу…
Встав немного поодаль, я внимательнейшим образом рассмотрела почти каждого человека в толпе, собравшейся поглазеть на министра.
Журналисты, ну их и невооруженным глазом сразу видно — сумасшедший взгляд, блуждающие глаза, подпрыгивающая походка, отчаянная жестикуляция и еще характерные детали — фотоаппарат или камера через плечо; блокнотик с ручкой в руках.
Ментов тоже спутать с кем-нибудь невозможно. Они же в форме.
Остальные — просто зеваки.
Но не зеваки, журналисты или менты были мне нужны. Мне надо было вычислить агентов государственной безопасности.
По инструкции (я ведь тоже когда-то была агентом государственной безопасности) они должны раствориться в толпе и, не вызывая абсолютно никаких подозрений, выявить среди собравшихся зрителей потенциальных зачинщиков беспорядков, наемных убийц, маньяков и прочих неблагонадежных товарищей.
А выявив — нейтрализовать.
Я напряженно вглядывалась в толпу.
Петропавловск вообще-то небольшой город, так что агентов здесь будет немного… Подождите, подождите, ведь количество агентов можно определить точно — очень просто.
Все города классифицируются, по величине города определяется количество агентов. В наше время было так. Надеюсь, ничего не изменилось.
Сколько жителей в Петропавловске? Я припомнила содержание брошюрки, которую купила, как прилетела в этот город, — на этом же вокзале и покупала.
Я припомнила.
Значит, исходя из этого, в толпе должно находиться всего два агента.
А вот как они выглядят, мужского они или женского пола, под кого замаскировались и вообще маскировались они или нет, все мне предстоит определить как можно быстрее — самолет уже сел, министр со своей свитой скоро здесь появится.
Минут десять я напряженно вглядывалась в каждого человека, кто попадался мне в поле зрения. Не тот, не тот, снова не тот…
Ага! Вот он, голубчик!
Один готов, срисовала я его — колесит по залу, вглядываясь в лица. Молодой еще — сразу видно, одевался небрежно — потрепанную болоньевую куртку и шапочку-петушок взял со склада, нацепил на себя, а вот дорогие позолоченные часы, нелепо сверкающие у него на руке под грязными рукавами куртки, снять позабыл. И брючки приличные тоже не переодел и ботинки начищенные даже не постарался замарать как следует.
Ну, этого особо опасаться не стоит — молодой, зеленый, за мной ему уследить крайне затруднительно будет.
Нужно второго искать.
Второго я высматривала довольно долго. Уже послышались голоса в толпе, вещающие о том, что министр скоро будет, и народ заволновался.
Черт, быстрее нужно! Нельзя мне начинать операцию, пока не убедилась, что, например, вон та старушка с ободранным петушком в корзинке — не переодетый спецагент.
Где он, черт во…
Ну, конечно, как это я его пропустила — вон он у стойки буфетной стоит. Спиной к стойке со стаканом чая в одной руке, а вторую руку, сложив в кулак, подносит то к уху, то ко рту. Незаметно старается.
Этот уже явно поопытнее — одет в спортивный костюм, у ног его спортивная сумка и спортивный же велосипед, сложенный вдвое, бечевками перевязанный, точно как плененная кобылка.
Ни дать ни взять — велосипедист со сборов возвращается. Чаек пьет в буфете.
Этот по залу не рыщет, стоит себе у стойки, повернувшись лицом к толпе, спокойно ее осматривает — и время от времени, встречаясь взглядом с парнем в болоньевой куртке и начищенных ботинках, кивает ему — мол, все в порядке, работай дальше.
И этого агента тоже не слишком следует опасаться — он уже успел проникнуться святой уверенностью, что ничего случиться в этом захолустном городке не может. По лицу его вижу, что уверился.
Так что расклад, как я вижу, неплохой. В мою пользу расклад.
Пора приступать.
Я медленно поковыляла к толпе.
К левой руке у меня были пристегнуты ножны, в которые вложен был нож. Ножны потом тоже выкинуть надо, ни к чему мне с ними светиться.
Слившись с толпой, я достала из кармана заранее приготовленный рулончик скотча.
Быстро обмотала прозрачной клейкой лентой указательный, большой и средний пальцы правой руки — это чтобы отпечатков не оставлять. Перчатки надевать — к общему костюму не подходят, а какие-нибудь варежки драные — в них нож кидать неудобно. Рука сорваться может — и все тогда.
А мне такие проколы не нужны. У меня только один шанс — с первого раза надо попасть.
— Идут! Идут! — услышала я крики где-то впереди.
Милиция тотчас образовала живой коридор. Народ, собственно, и не рвался особо, но, так как желающих увидеть министра воочию было довольно много, задние напирали на передних и образовалась давка.
Я обернулась на «спортсмена» — он так же стоял у стойки буфета и сосредоточенно раскуривал сигарету. Давай, давай, покури…
Молодого агента я не видела… А, нет, вон он мелькнул — по другую сторону живого коридора, образованного ментами.
Это хорошо, что по другую сторону, он всегда у меня перед глазами будет. Правда, и я у него прямо перед глазами буду, но ведь он меня не знает и не подозревает, что эта вот некрасивая синерылая тетенька…
А я выберу момент, когда он отвернется, и…
— Идут!
Я постаралась пробиться поближе к милицейскому ограждению и, получив несколько затрещин от граждан Петропавловска и гостей города, продвинулась только на десяток шагов — дальше уже трудно было.
Да мне дальше-то и не надо, что же мне, прямо перед светлые очи милиционеров вставать, что ли?
— Идут! Министр! Министр!
Что они все? Министра не видели никогда? У них телевизора дома нет, что ли?
Показались министр и свита его.
Министра я узнала сразу. Абсолютно лысый, из-за белесых бровей кажущийся безбровым, он шел, озабоченно наклонив голову. Лицо министра покраснело — наверное, от быстрой ходьбы, огромный живот грозил порвать дорогую ткань черного строгого пиджака.
Этого человека мне предстояло спасти от позора и тюремного заключения.
Сразу за министром шел Волк. Его я тоже сразу узнала, я его часто по телевизору видела. Волк, не поворачивая головы, стрелял по сторонам острыми глазами и нервно двигал своей хищной челюстью, будто пережевывал что-то.
Изменился он все-таки после двух покушений-то. Властная леность на лице сменилась более привычным для меня настороженно-злым выражением.
А как же — за ним ведь охота ведется.
Волк вдруг глянул на то место, где я стояла, я успела опустить глаза, а когда снова посмотрела на него — он уже по ту сторону коридора что-то цепким взглядом выискивал.
Позади министра и Волка брели расслабленной походочкой охрана и всяческие канцелярские деятели. Насмешливо и снисходительно посматривали на столпившихся людей — только что пальцем не показывали и не хохотали.
Мелькнула рожа Зайберта. Он смеялся и задорно рассказывал что-то высоким гостям.
Успел уже проспаться.
Несколько секунд оставалось до того момента, когда Волк поравняется со мной.
Я правой рукой отстегнула ножны и осторожно спустила их себе под ноги, оттолкнула подальше. Пальцами, забинтованными скотчем, взялась за лезвие и спрятала ручку ножа в рукав свитера.
— Министр! Министр! — кричали вокруг меня, что-то еще кричали на казахском. — Добро пожаловать! — кричали и размахивали цветами, флагами и просто руками — целый лес качался над головами.
— Министр! Министр! — закричала и я.
Подняла вверх руки.
Еще пара секунд, пара шагов…
Когда Волк поравнялся со мной, я отвела руку с ножом немного назад, высвободила рукоятку из рукава, чтобы свитер не мешал мне, размахнулась и, поймав глазами то место на белой шее Волка, куда должно было вонзиться оружие, мгновенно отправив мою жертву подальше от нашего мира, рассчитанным движением послала нож в смертельный полет.
Даже и не расслышала, как свистнуло. И видно ничего не было — нож ведь не виден в полете, если его грамотно метнуть — нож как пуля должен быть.
