Руку, метнувшую нож, я не опускала, продолжала так же размахивать ею и кричать:
— Ура, министр!
Уверена, что никто ничего не заметил — и тот агент, что у стойки буфета стоял, он вообще меня не мог видеть за плотными массами сгрудившихся тел, и тот агент, что находился от меня по другую сторону живого коридора, он в другую сторону смотрел, я видела, ни менты, конечно, им-то уж не до того было, они зевак сдерживали, чтобы на министра и его окружение не хлынул поток любопытных.
Волк остановился, схватился обеими руками за шею — сбоку под ухом. Между его пальцами тонкой струйкой брызнула кровь.
Я еще успела заметить, как глаза Волка закатились, ноги бессильно согнулись в коленях и он рухнул на голубую ковровую дорожку, заливая ее яркой кровью.
Вот и все.
Толпа, как единый организм, на мгновение замерла, потом взорвалась криками.
Министр обернулся к Волку, раскрыл рот, но его тотчас же подхватили под руки подскочившие охранники и увлекли — толстого, то и дело беспомощно оглядывавшегося назад — к выходу из аэровокзала.
Вслед за ними побежала свита. Зайберт бежал…
Бездыханное, залитое кровью тело Волка несли за министром.
А вообще-то, нет, не бездыханное — Волк еще хрипел, пеня розовую кровь на побелевших губах.
Я вопила, орала и размахивала руками вместе со всей толпой.
Крики становились все громче и громче.
В людском движении вдруг стали образовываться водовороты и промоины, кого-то уже хватали милиционеры.
На мгновение перед моими глазами мелькнуло перекошенное, абсолютно белое лицо агента госбезопасности в спортивном костюме.
Так, пора выбираться отсюда!
Расталкивая локтями снующих вокруг безумных людей, я пробивалась к выходу.
— Разойдись, суки! — грянуло у меня над самым ухом. — Р-разойдись!!
Это мент, расчищая себе дорогу резиновой дубинкой, так называемым демократизатором, рассекал людское бушующее море — искал кого-то.
Понятно — кого…
А за ним еще двое, тоже с дубинками.
— Товарищ старлей! — завыл какой-то мужичок.
Я обернулась — мужичку крутили руки те самые двое ментов. Мужик извивался, как раненая змея, и нечленораздельно орал что-то в свое оправдание:
— Товарищ старлей! Это не я стрелял! Это вон тот парень в кожанке стрелял!
Вот здорово! Им показалось, что кто-то стрелял. Не стреляла я — нож бросила…
Парень в кожанке, на которого указал мужик, немедленно побледнел смертельной бледностью и попытался юркнуть в толпу, но третий мент, размахивая над головой дубинкой, как боевой палицей, ринулся вслед за ним.
Я направилась подальше от разворачивающихся военных действий, и донесся до меня полузадушенный, разорванный крик:
— Да не я это! Врет тот мужик все, брешет он! Я здесь на вокзале работаю! Уборщиком!..
Парня того настигли, надо думать…
«Хорошо работает наша милиция, оперативно, — подумала я, — кого надо, не ловит; а кому не надо — руки крутит и головы проламывает…»
Я выбралась наконец из гущи беспорядочно мечущихся и оглушительно вопящих человекоподобных существ на относительно безлюдный пятачок.
Только-только перевела дух, как попала в самый водоворот бегущих людей — двери аэровокзала еще не успели перекрыть, и народ теперь, насмотревшись на милицейский произвол, валом валил наружу.
Увлеченная потоком человеческих тел, я стремительно неслась из здания.
Рядом со мной двое милиционеров волокли под руки заливающегося горючими слезами старого казаха. Тот не сопротивлялся, только, призывая Аллаха, скулил какую-то заунывную молитву.
Следом за ментами и казахом озабоченно бежали оба агента.
— Он-он-он-он, — скороговоркой твердил «спортсмен» с перекошенным лицом, — я точно видел — у него связка дротиков в руках была! Ну, сейчас тебе покажут, террорист хренов, падла!
И, изловчившись, он пнул старика ногой в поясницу, да так, что тот и на ногах не смог удержаться.
Вот гад!
Работать не умеешь, так теперь на невиновных вымещаешь все!
Я уже была у выхода из здания аэровокзала, как вдруг в зал ворвался наряд милиции — сплошь казахи.
Расшвыривая по пути мечущихся людей, менты пробивались в самую гущу толпы.
А я вдруг у них на дороге оказалась.
— А ну, отвали, тетка! — рявкнул на меня огромный мужичина — майор. — Уйди к черту отсюда!
Я испуганно посторонилась, но тут же налетела на еще одного мента. Он замахнулся на меня дубинкой, я шарахнулась влево и попала под ноги третьему. И тогда только сообразила, что меня как-то занесло в самый центр их отряда и выбраться отсюда будет крайне затруднительно.
— Да не мешайся ты под ногами, шалава! — заорал кто-то на меня.
— А куда ж мне деваться-то?! — жалобно закричала я. — Вы же меня и затолкали сюда.
— С дороги!
— Помогите! — неизвестно кому крикнула я и немедленно ощутила сильнейший удар дубинкой по голове.
Больше я не ощущала ничего.
— Едут Гена и Чебурашка на велосипеде, догоняет их мент. Говорит: «Платите, мол, штраф за превышения скорости — полтинник». А Чебурашка: «Дяденька, у нас денег нет, хотите, мы вам фокус покажем вместо штрафа». Гаишник спрашивает: «Какой такой фокус?» А Чебурашка: «Хотите, у вас яйца до земли будут?» Гаишник: «Хочу, конечно». Тут Чебурашка и говорит: «Ген, откуси ему ноги!»
— Ах-ха-ха!..
Я медленно приходила в сознание.
Ничего не понимаю — какой Чебурашка, какой гаишник, какие яйца?
— Задолбал ты, Ахтынбеков, своими анекдотами дебильными. Несмешные они у тебя, — услышала я.
— Зато жизненные, — засмеялся тот, к кому обращались, Ахтынбеков, видимо.
Я медленно открыла глаза. Противный туман заклубился по комнате, потом рассеялся. Надо мной тут же склонились люди в белых халатах.
— О, посмотри, — сказал один из них, — эта уже очухалась.
— Что со мной? — спросила я. Я знала, что со мной. — Где я?
— Где-где, — передразнил меня смуглолицый санитар, и я узнала голос Ахтынбекова, — в больнице, где же еще. В травмопункте.
— Что со мной? — слабым голосом спросила я.
— Сотрясение, — весело сообщил мне Ахтынбеков, — головного мозга.
Я поднялась на койке — как оказалось, я на койке лежала, — меня тут же вырвало на пол. Менты, гады! Здорово они мне приложили…
— Вот черт, — расстроился Ахтынбеков, — убирать теперь…
Он уже с неприязнью посмотрел на меня:
— Ты, тетя, если оклемалась, то иди потихонечку. Идти-то можешь?
— Наверное, — предположила я.
— Вот и иди, — кивнул мне Ахтынбеков, а другой санитар добавил:
— Сейчас еще одну партию доставили все оттуда же — с аэровокзала, у нас класть уже некуда, а ты место занимаешь…
— Наколотили, сволочи, помяли народ, — заговорил Ахтынбеков, — одного чиновника убили, так что же теперь — полгорода перебить нужно? Козлы эти менты, сволочи… И женщин, и стариков лупили…
— Точно — козлы, — поддакнул второй санитар, — дубинками своими… наделали нам работы. Как раз, блин, в мое дежурство…
— Так поймали убийцу-то? — поинтересовалась я, встав на ноги.
Комната закружилась.
— Поймали кого-то, — равнодушно ответил Ахтынбеков, — с десяток человек взяли подозрительных, теперь разбираются с ними.
Он взял меня под руку и настойчиво проводил до двери. Я с трудом подавила очередной приступ тошноты.
— А времени сколько? — успела я спросить напоследок, когда уже за дверью стояла.
— Половина восьмого, — ответил Ахтынбеков, взглянув на наручные часы.
Я не поняла. Утра? Вечера?
— Половина восьмого утра, — пояснил он, видя недоумение на моем лице, — ты всю ночь тут пролежала у нас. Тебя часа в два привезли, и недавно ты только очухалась. Понятно, что ли?
— Понятно, — ответила я.
Ахтынбеков закрыл дверь.
Там же, стоя у двери, я нащупала на затылке у себя большую шишку. Вот звери… Воины Батыя, мать их…
Значит, утро сейчас… Ох, чувствую, что не смогу я на встречу с Кириллом пойти, я явно не в форме — голова прямо раскалывается, как будто ее в громыхающем жестяном ведре болтают.
И ни на какие мероприятия журналистские сегодня не пойду — скажусь больной. И тем более — мне Виктор Федорович Зайберт разрешил не ходить, он мне потом все бумажки обещал предоставить.
А! Мне же еще сегодня вечером в гости к нему идти! Там и министр будет… В десять машина придет за мной.
Ох, вернусь в гостиницу, полежу немного… Потом посмотрим…
Да, надо в гостиницу вернуться, в порядок себя привести… Хотя в порядок себя приводить нужно прямо сейчас, а то и в гостиницу не пустят.
Никто не видел, как журналистка из Тарасова из гостиницы выбиралась — я к тому времени уже загримирована была, и выбиралась я через черный ход, где только уборщицы и истопники ходят. Да и сейчас лучше будет, если я пройду в «Кзыл-Жар» через черный ход. Уж на кого на кого, а на уборщицу я в данный момент похожа больше всего.
