– Обратно к вам в дом, друг мой.
Они шагали молча, Мэтью бросал на спутника озадаченные взгляды. Сэр Эдвард вошел в дом, прошел к комоду, достал из ящика бархатную сумку и открыл ее. Затем посмотрел на Мэтью, и молодой человек нехотя вышел из комнаты.
Поллизер высыпал на стол мелкие монеты. Потом кивнул. Память его не подвела.
Он встал и позвонил, зажав при этом в ладони какой-то предмет.
На звонок явилась Марта.
– Марта, вы мне сказали, если я правильно помню, что у вас с покойной хозяйкой возник небольшой спор по поводу одного нового шестипенсовика.
– Да, сэр.
– Вот как! Но любопытно то, Марта, что среди этой мелочи нет новых шести пенсов. Здесь есть две монеты по шесть пенсов, но они обе старые.
Она озадаченно уставилась на него.
– Вы понимаете, что это значит? Кто-то действительно приходил в этот дом в тот вечер – человек, которому ваша хозяйка отдала шесть пенсов. Думаю, она отдала его в обмен на это…
Быстрым движением он вытянул вперед руку, в которой держал нескладные стишки о безработице.
Одного взгляда на ее лицо было достаточно.
– Игра окончена, Марта, вы видите, что я знаю. Лучше вам мне все рассказать.
Она бессильно опустилась на стул, по ее лицу текли слезы.
– Это правда, это правда, звонок был слабый… Я не была уверена, а потом решила, что лучше пойти и посмотреть. Я подошла к двери в тот момент, когда он ее ударил. Сверток пятифунтовых банкнот лежал перед ней на столе; это их вид заставил его сотворить такое… это и уверенность в том, что она одна в доме, раз сама впустила его. Я не могла закричать, я была парализовала, а потом он оглянулся, и я увидела – это был мой мальчик…
Он всегда был плохим мальчиком. Я отдавала ему все деньги, какие могла. Он дважды сидел в тюрьме. Должно быть, он зашел повидать меня, а потом мисс Крэбтри, поскольку я не открыла дверь, пошла открывать сама, а он испугался и достал одну из этих листовок насчет безработицы. Хозяйка всегда подавала милостыню, она позвала его в дом и хотела дать ему шесть пенсов. И все время эти банкноты лежали на столе на том самом месте, что и тогда, когда я давала ей сдачу. И в моего Бена вселился дьявол, он зашел ей за спину и ударил по голове.
– А потом? – спросил сэр Эдвард.
– Ох, сэр, что я могла сделать? Моя плоть и кровь… Его отец был плохим человеком, и Бен пошел в него, но он мой сын. Я вытолкала его из дома, вернулась в кухню и в обычное время пошла накрывать стол к ужину. Вы думаете, это очень нехорошо с моей стороны, сэр? Я старалась не лгать вам, когда вы задавали мне вопросы…
Сэр Эдвард встал.
– Бедная женщина, – с чувством произнес он, – мне вас очень жаль. Все равно правосудие настигнет его, вы это знаете.
– Он уехал из страны, сэр. Я не знаю, где он.
– Тогда у него есть шанс избежать виселицы, но не слишком на это рассчитывайте. Пришлите ко мне мисс Магдалену, пожалуйста.
– О, сэр Эдвард… Как это замечательно, какой вы замечательный! – воскликнула Магдалена, когда он закончил свой короткий рассказ. – Вы спасли всех нас. Как мне вас отблагодарить?
Поллизер улыбнулся ей и мягко похлопал по руке. Он во многом был великим человеком. Малышка Магдалена на «Силурике» была очаровательна. Это обаяние цветущей семнадцатилетней девушки – прелестно! Конечно, теперь она полностью его утратила.
– Когда вам в следующий раз понадобится друг… – начал он.
– Я приду прямо к вам.
– Нет-нет! – вскричал в тревоге сэр Эдвард. – Как раз этого я и не хочу. Идите к более молодому человеку.
Он поспешно покончил с выражениями благодарности обитателей дома, подозвал такси и со вздохом облегчения погрузился в него.
Даже очарование невинных семнадцати лет казалось ему сомнительным. Оно не может идти ни в какое сравнение с хорошо подобранной библиотекой по криминологии.
Такси свернуло в Куин-Эннз-клоуз.
В его тупик.
Возмужание Эдварда Робинсона
«Могучими руками Билл оторвал ее от земли и с сокрушительной силой прижал к груди. С глубоким вздохом она отдала свои губы во власть такого поцелуя, о котором никогда и не мечтала…»
Со вздохом мистер Эдвард Робинсон опустил книгу «Когда царствует любовь» и уставился в окно поезда подземки. Они ехали через Стэмфорд Брук. Эдвард Робинсон думал о Билле. Билл был настоящим, стопроцентным мужчиной, любимцем женщин-романисток. Эдвард завидовал его мускулам, его суровой мужской красоте и его потрясающим страстям. Он снова поднял книгу и прочел описание гордой маркизы Бьянки (это она отдала свои губы во власть поцелуя). Ее красота была такой восхитительной, она так опьяняла, что сильные мужчины падали перед нею, как кегли, теряя сознание, беспомощные от любви.
– Разумеется, – сказал себе Эдвард, – все это чепуха, подобные романы. Сплошная чепуха. И все-таки интересно…
Его взгляд стал грустным и мечтательным. Существует ли на свете мир романтики и приключений? Существуют ли женщины, красота которых опьяняет? Существует ли любовь, которая пожирает человека, подобно пламени?
– Это реальная жизнь, реальная, – сказал Эдвард. – Я должен продолжать жить так же, как все другие парни.
В целом, как он полагал, ему следовало считать себя удачливым молодым человеком. У него отличная должность клерка в процветающей фирме. У него крепкое здоровье, ему не приходится обеспечивать родных, и он помолвлен с Мод.
Но при одной мысли о ней его лицо помрачнело. Несмотря на то что Эдвард никогда бы не признался себе в этом, он боялся Мод. Он любил ее, да; он до сих пор помнил тот восторг, с которым любовался ее белой шейкой над воротничком дешевой блузки стоимостью четыре фунта и одиннадцать пенсов, во время их первой встречи. Он сидел позади нее в кино, и друг, с которым он туда пошел, знал ее и познакомил их. Сомневаться не приходится, Мод превосходила его. Она была хорошенькая и умная, настоящая леди, и она всегда оказывалась права, о чем бы ни шла речь. Из таких девушек, по общему мнению, выходят отличные жены.
Эдвард подумал о том, выйдет ли из маркизы Бьянки отличная жена. Он почему-то в этом сомневался. Молодой человек не мог представить себе роскошную Бьянку с ее красными губами и покачивающимися бедрами покорно пришивающей пуговицы, например, мужественному Биллу. Нет, Бьянка – это романтика, а вокруг реальная жизнь… Они с Мод будут очень счастливы вместе. В ней так много здравого смысла…
Но все равно он хотел бы, чтобы она не была такой… ну, резкой. И не имела такой склонности на него «наезжать».
Конечно, именно ее рассудительность и здравый смысл заставляли ее это делать. Мод была очень благоразумна. И, как правило, Эдвард тоже был очень благоразумным, но иногда… Например, он хотел, чтобы они поженились на это Рождество. Мод объяснила ему, насколько благоразумнее будет немного подождать, может быть, год или два. Его жалованье не слишком велико. Он хотел подарить ей дорогое кольцо – она пришла в ужас и заставила вернуть кольцо в магазин и обменять на более дешевое. Мод обладала всеми отличными качествами, но иногда Эдварду хотелось, чтобы у нее было больше недостатков и меньше добродетелей. Именно ее добродетели толкали его на отчаянные поступки.
Например…
Виноватый румянец залил его щеки. Ему придется ей сказать – и сказать скоро. Его тайная вина уже заставляла его вести себя странно. Завтра начнутся трехдневные каникулы: канун Рождества, Рождество и День рождественских подарков. Мод предложила ему приехать и провести день с ее семьей, а он весьма неуклюже и глупо – чем, несомненно, вызвал ее подозрения – ухитрился отговориться от этого визита. Он рассказал ей длинную и лживую историю о приятеле, живущем где-то за городом, с которым он обещал провести этот день.
У него не было никакого приятеля за городом. Все дело было в его тайне, вызывавшей чувство вины.
Три месяца назад Эдвард Робинсон вместе с несколькими сотнями других молодых людей принял участие в конкурсе одной из еженедельных газет. Требовалось расположить имена двенадцати девушек в порядке популярности. И у Эдварда возникла блестящая идея. Его собственные предпочтения наверняка окажутся неверными, он уже убедился в этом, участвуя в нескольких аналогичных конкурсах. Он написал двенадцать имен, расположил их в том порядке, который сам считал правильным, потом снова написал их, но на этот раз поочередно брал одно имя с начала списка и одно с конца.
Когда объявили результат, оказалось, что Эдвард правильно угадал восемь имен из двенадцати и получил первый приз – 500 фунтов. Этот результат, который можно было легко приписать удаче, Эдвард упорно считал прямым следствием своей «системы». И необыкновенно гордился собою.
