Роман бросил Гундявого, будто баласт, на заднее сидение "Мутанта", сел рядом. Я завел мотор и мы медленно покатили в сторону Оби. Выехав на Большевистскую, направил своего "динозавра" прочь из города. Минуты через три раздался жалкий, обеспокоенный голос Гундявого:
- Что вы хотите со мной сделать?
- Как что?! - очень я "удивился" самой постановки подобного вопроса. Башку открутим и в Обь. По-моему - это будет справедливо. Как ты считаешь, Малыш?
- Очень даже справедливо, босс.
- Нет-нет, вы этого не можете! - жалобно захныкал Гундявый.
- Еще как можем. Такова участь всех стукачей и предателей. А ты считаешь, что за свое паскудство заслуживаешь иной участи? Если это так, то спешу заверить - ты глубоко ошибаешься и Малыш очень скоро тебе это докажет.
- Не надо, прошу вас! - захлюпал носом наш "герой", давясь соплями. У меня мама... Она этого не переживет!
- Мама! - передразнил я его. - Ты никак нас разжалобить хочешь? Не выйдет. Что же ты, негодник, о маме не вспомнил, когда закладывал нас этим плохишам? Нет, за все отвечать надо. Иначе в мире будет такой бардак, что ни приведи Господи. Я правильно говорю, Малыш?
- Точняк, босс! - радостно подтвердил Шилов. - Да я ему, гаду, сейчас башку откручу. Тут и делов-то. - Он потянулся ручищами к шее Гундявого.
- Не надо! - благим матом заорал тот и забился в истерике. - Простите меня! Я больше не буду!
После небольшой паузы, во время которой Роман уже обхватил голову несчастного Гундявого пальцами, будто стальным обручем и был готов "исполнить" справделивый приговор, я его остановил.
- Погоди чуток, Малыш. Не отнимай у него права на последнее слово. И что же ты нам скажешь, Гуднявый, прежде чем покинуть этот бренный мир? Стыдно ли тебе за свое паскудство?
- Стыдно! - обливаясь горючими слезами, совсем упавшим голосом проговорил он, отчаявшись разжалобить наши каменные сердца.
- И тебя жжет позор?
- Жжет, - кивнул он. И сделал последнюю попытку: - Простите меня, кореша, а?!
- Это хорошо, что жжет. Значит и в тебе осталось ещё что-то человеческое. Поэтому не могу отказать тебе в последнем шансе надежды.
- Спасибо! - униженно поблагодарил Гундявый и верноподданнически добавил: - Я все, что могу. Все, что прикажите. Падлой буду! Верьте мне, кореша!
- Поживем - увидим, - философски изрек я. - Ты должен честно и прямодушно рассказать нам все, что нас интересует. Иначе... Ох, Валя, я даже боюсь подумать, что может быть иначе.
- Я готов, - тут же заявил Гундявый и даже перестал плакать.
Я понял, что клиент дозрел окончательно и пора приниматься за дело, ради которого собственно и был сооружен весь этот минитеатр. Остановил "Мутанта", нажал на кнопку встроенного в приборную доску диктофона.
- Итак, первый вопрос: о каком ноже говорил Тятя?
- Ну, был у меня. Я ему показывал.
- Что за нож? Как он выглядел?
- Здоровый такой тесак. Охотничий. Красивый.
- С наборной ручкой из цветной пластмассы?
- Ну.
Я достал фотографию ножа, показал её Гундявому.
- Такой?
- Точно! - удивился он. - Тот самый.
- Где ты его взял?
- У Шкилета за бутылку купил.
- Виталия Попова?
- Ну.
- Когда?
- Да с месяц тому назад. А может и больше. Он, сволота, в запое был. Вот нож и того, за бутылку.
- Что ты с этим ножом сделал?
Лицо Гундявого напряглось, стало землистым, нехорошим.
- Потерял я его, в натуре, - глухо проговорил он, отводя взгляд.
Он беспадонно врал. Это было видно невооруженным взглядом. Да он и не пытался этого скрыть.
- Ты что же, скотина, нам лапшу на уши вешаешь?! - "возмутился" я. За кого нас держишь? За дешевых фраеров? Не возбуждай Мылыша. Он этого не любит. Верно, Малыш?
- Да я ему, суке, пасть порву! - взревел Шилов громче пожарной сирены и угрожающи оскалил зубы.
Гундявый вновь крупно затрясся тщедушным телом, заплакал, заскулил виновато, будто щенок наделавший лужу в коридоре, и, давась слезами и соплями, жалобно проговорил:
- Пожалейте, корешки! Меня ж за это пришьют, в натуре!
Моя интуиция сделала стойку, словно спаниель, почуявшая знакомый запах. И я понял, что сейчас услышу ответ на главный вопрос.
- Этот нож ты отдал Тугрику? - неожиданно для себя спросил я.
- А откуда ты... - вновь удивился Гундявый и даже на какое-то время перестал плакать. Но потом заревел пуще прежнего. Смотреть на него было неприятно, даже противно.
- А ну отвечать, козел! - пуще прежнего заревел Роман.
А я уже и без того знал, каким будет ответ Гундявого. Кто-то умненький пытался соорудить мне фигуру из трех пальцев. И это ему почти удалось. А ещё понял, что это не Тугрик. Он бы до этого не допер. Определенно. За ним стоял кто-то более крутой и сообразительный.
- Да. Тугрику, - чуть слышно пролепетал вконец несчастный Гундявый. Не жить мне теперь. Он меня предупредил - если кому сквозану, он меня замочит.
- Успокойся, Гундявый. Тугрик не успеет этого сдалать, - заверил я его.
- А что вы с ним? - с надеждой спросил он. - Вы его того?
- Нет, нянчится будем. По его милости я лишился таких бабок.
После этих слов Гунтявый заметно приободрился, даже перестал плакать. С уважением взглянул на нас с Шиловым. Подхалимски осклабился.
- Крутые вы кореша!
- Свистуна пришил Тугрик? - спросил я.
- Я точно этого не знаю, - пожал плечами Гундявый. - Но скорее всего.
- За что?
- Тугрик в последний раз чалился на нарах по милости Свистуна. Тот сдал его ментам.
- Откуда ты это знаешь?
- Об этом вся братва говорит.
- Когда ты видел Свистуна в последний раз?
- С неделю назад в пивбаре. Он мне предлагал дело.
- Что за дело?
- Грабануть квартиру какого-то крутого. Свистун утверждал, что дело верное.
- Ты согласился?
- Отказался. Какой же авторитетный вор с ним пойдет на дело. Это надо себя не уважать. Верно?
- Свистун говорил, кто этот крутой?
- Нет, не говорил.
- Он совершил эту кражу?
- Я не знаю.
- Где мне найти Шкилета?
- Понятия не имею. Раньше он постоянно пасься "У дяди Вани", но вот уже около месяца я его не видел.
Похоже, я вытряхнул из Гундявого все, что он знал. Пора с ним заканчивать.
- Малыш, выпусти этого убогого. Да, Гундявый, запомни - если кому сквозанешь о нашем разговоре, мы тебя из-под земли достанем.
- Это конечно. Это я понимаю, - охотно согласился он со мной.
Роман открыл дверцу. Гундявый пулей выскочил из машины и скрылся в ночи.
- Выходит, что Тугрик врал, - после довольно продолжительной паузы задумчиво проговорил Шилов.
Молодец! Он ухватил главное.
- Да. Теперь нам предстоит выяснить - почему он это делал и кто затеял с нами рискованную и непонятную пока игру?
Глава одиннадцатая: Ачимов. Осмотр "Орла".
Сторож водной базы завода Чкалова Виктор Ильич Толкунов оказался довольно шустрым и словоохотливым стариком, все лето жившем на базе в строительном вагончике. Он рассказал, что несколько дней перед исчезновением Вадима Сунжикова и Наташи Субботиной он постоянно видел как судно Ремонтно-эксплуатационной базы Сибирского отделения Академии наук "Орел" сразу после обеда выходило в море и возвращалось где-то около девяти часов вечера. На судне неизменно играла громкая музыка. А девятого июня он не видел, как судно возвращалось. Он увидел "Орел" глубокой ночью десятого. Шло оно медленно на малых оборотах при потушенных огнях, словно не хотело быть кем-то замеченным. Нет, музыки также не было слышно. Толкунов ещё подумал: "Уж не произошло ли чего на судне?"
- Виктор Ильич, вы знакомы с кем-то из команды "Орла"? - спросил я.
- Нет, Бог миловал.
- Почему же - "Бог миловал"?
- А потому, я так полагаю, на "Орле" и убили несчастных детей. Изверги! Креста на них нет! - в сердцах проговорил Толкунов.
- Отчего вы так решили?
- А потому, как видел их два раза на палубе. Один раз, когда "Орел" выходил в море, а другой - когда возвращался.
- Вы уверены, что это были именно они?
- А как же не уверен. Очень даже уверен.
- Вы их знали прежде?
- Нет. Но мне ваш сотрудник их фотографии показывал. Они это. Точно.
- А какое расстояние было до "Орла"?
- Метров сорок или пятьдесят.
- Каким же образом вы с такого расстояния могли рассмотреть их лица?
- А бинокль на что? В бинокль я их и рассмотрел.
- С ними кто-нибудь ещё был?
- Да. Очень красивая дама. Блондинка в белом костюме и белой шляпе. Она их обнимала за плечи и что-то говорила.
- Вы хорошо её запомнили?
- Конечно. Очень хорошо. Такие запоминаются.
И я понял, что словоохотливый да к тому же любознательный Толкунов является очень ценным свидетелем. Мне его сам Бог послал. Не иначе. Записав показания сторожа, я передал его Костину для составления фоторобота, а сам вновь отправился в академгородок на РЭБ флота Сибирского отделения Академии наук. Теперь у меня были веские основания к задержанию членов команды теплохода "Орел" по подозрению в убийстве подростков Сунжикова и Субботиной или в соучастии убийства.
