Ознакомительная версия.
— Господа, попрошу всех сесть и выслушать официальное сообщение. Внеочередное собрание редакции можно считать открытым. Елена Васильевна, ведите, пожалуйста, протокол…
Он повернулся к Турусовой. Та с готовностью взяла чистый листок бумаги и ручку.
— Поскольку наш партнер господин Трубецков явился сегодня в редакцию и сообщил мне об изменении своей финансовой политики, я вынужден принять ряд решений.
Калягин чуть склонил голову и посмотрел на притихших и посерьезневших сотрудников поверх очков. Взгляд его был оценивающим и настороженным.
— Итак, решение первое. Речь идет о выживании нашего издания. Поэтому… — Калягин остановился, словно собираясь с духом. — Часть средств, получаемых нами от американцев, мы передаем на внутренние нужды, связанные с покрытием расходов в типографии.
— То есть повышения зарплаты не будет? — тут же спросил Артемов.
— Николай, обо всем по порядку, — повысил голос Калягин. — Заработная плата останется на том же уровне. Придется пока отложить вопрос о включении в грант некоторых персон.
И он почти ласково, по-отечески посмотрел на Воронову и Артемова.
— А также о понижении ставок остальным сотрудникам, уже работающим по гранту. Я начну с себя и Александра Ивановича, здесь, к сожалению, отсутствующего. Изменения коснутся всех.
— Но прежде всего нас, корреспондентов, — никак не унимался Артемов, так и норовивший полезть поперек батьки в пекло.
— Коля, если ты будешь так эмоционально реагировать, тебе Илья и ту зарплату, которую ты имеешь, срежет, — грустно улыбнулась Воронова.
— Ну, режьте, режьте, — обреченно сказал Артемов и отошел в угол.
— Какой индекс понижения? — по-деловому спросил Гульков, решив не тратить время на бесполезную в этом случае эмоциональную реакцию.
Он являлся получателем гранта и вообще работал где-то еще, что позволяло ему достаточно спокойно относиться ко многим пертурбациям в газете.
Но Калягин проигнорировал вопрос литературного редактора и продолжал вещать о том, что было для него самым главным на данный момент.
— …И еще нам предстоит, вернее, мне… — Калягин снова вздохнул. — Мне предстоит назначить ответственного секретаря. И я думаю, что с этой ролью справится Елена Васильевна.
Главный редактор повернулся и сделал широкий жест своей длинной рукой в направлении Турусовой.
— Соответственно Елена Васильевна у нас входит в грант на основаниях, ранее предусмотренных для Галины. Естественно, после демарша, предпринятого Трубецковым, вознаграждение будет на тридцать процентов меньше.
Калягин произнес все это на одном дыхании, словно боясь, что его опять кто-нибудь прервет.
— Значит, тридцать процентов? — скептически пробормотал Гульков. — Ну, это еще ничего…
Он наморщил лоб, видимо, считая, какие убытки он понесет в связи с новыми обстоятельствами в газете.
Ларисино внимание, однако, было приковано к Светлане Вороновой. Та внезапно покраснела, потом побледнела, руки ее задрожали. Было видно, что происходящее очень сильно ее волнует.
— У кого есть вопросы? — тем временем задал вопрос Калягин.
— У меня, — вдруг поднял руку, как в школе, Птичкин. — А что с моей ставкой?
Калягин удивленно перевел взгляд на курьера, причем для этого ему пришлось повернуться почти на сто восемьдесят градусов.
— У тебя, Андрей, все остается как есть, — сказал он.
— А я думал, что мне зарплату повысят, — с несколько дебильной улыбкой произнес Птичкин.
Фраза была настолько не соответствующей обстановке, что улыбнулись даже обиженные Артемов и Воронова.
— Ну, уж если тебе повышать, то меня надо ее вообще лишить, — подал свой язвительный голос Кроль.
— И еще, — уже более спокойно сказал Калягин. — У нас на прошлой неделе был недобор по горячим новостям. Я хочу отметить неудовлетворительную работу некоторых корреспондентов. В основном это относится к Светлане.
Калягин жестко и почти с ненавистью посмотрел на Воронову. Лариса отметила этот взгляд, абсолютно несвойственный такому хладнокровному и неэмоциональному человеку, как Калягин.
— Поэтому я склонен объявить Светлане штраф в размере двадцати процентов зарплаты.
— Что? — вытаращила глаза Воронова. — Илья, да ты что?!
Вместо ответа Калягин указал длинным пальцем на стену, где висела распечатка последнего приказа по газете.
— Я лично ничего не выдумываю, и это не моя прихоть и не самодурство, — жестко сказал он. — В таких условиях, в которых мы оказались, необходимы жесткие меры, и они будут приниматься!
В знак полной серьезности того, что он сказал, Калягин опустил палец вниз, как это делали на гладиаторских боях, показывая, что поверженный достоин смерти. — Илья, у меня не было информаций, потому что вы меня сами никуда не посылали. К тому же вспомни — на прошлой неделе умерла Галина. Мы все находились в состоянии шока.
— Это относится ко всем, — невозмутимо парировал Калягин. — Николай тоже чувствовал себя не очень хорошо, но тем не менее у него все в порядке.
— Илья Валентинович, — вступил в разговор Артемов. — Дело в том, что у меня действительно было много мероприятий, а у Светланы — нет. Откуда она могла взять эти новости?
— А я так понимаю, что меня хотят просто отсюда выжить, — с дрожью в голосе сказала Светлана.
— Никто тебя выжить не хочет, — возразил Калягин. — Это проблема твоего восприятия.
— А иначе как все это объяснить? И насчет гранта, кстати, тоже, Илья, это нечестно — когда все руководство забрало его себе. — Воронова готова была заплакать, и Гульков, подойдя к ней сзади, взял ее за руку, чтобы хоть как-то успокоить.
Воронова, однако, вырвала руку и метнула быстрый взгляд на тумбочку, где стояли чашки и лежал нож. Ее порывистое движение в сторону тумбочки уловила Лариса. Вороновой не удалось добраться до ножа — рука ее была перехвачена Котовой. А потом с помощью Гулькова Светлана была обездвижена, и ее, рыдающую и бьющуюся в истерике, усадили на дальний стул. Там к ней подошли Гульков и Турусова и принялись ее успокаивать.
— Так, я чувствую, что, исходя из столь драматических событий, нам придется временно прервать наше собрание, — тяжело вздохнув, сказал Калягин.
— А мне кажется, надо продолжить, — возразил Кроль. — И вообще ввести штрафы за излишне эмоциональное поведение сотрудников. Кто будет первой жертвой, я уже знаю.
— Миша, какого черта ты так неудачно шутишь? — не выдержал Гульков.
— А какого черта здесь устраивают дурдом, за ножи хватаются! — взвился Кроль. — Я в такой обстановке работать не хочу.
— Я тоже, — тихо сказал Артемов, нервно теребя ручку, которую он по устоявшейся привычке носил за ухом.
Воронова же, оттолкнув Турусову и Гулькова, бросилась к своей сумочке, схватила ее и выбежала из редакции. Дмитрий несколько секунд напряженно размышлял, стоит ли ему последовать за ней. Потом, сделав нервное движение рукой, он пододвинул к себе кресло, сел в него и устало вытянул ноги.
— Вот и все, что было, — неожиданно изрек из угла Птичкин.
— Илья, мне кажется, ты зря так, — сказала Турусова.
— Я не хочу пестовать в сотрудниках неоправданные амбиции, — упрямо заявил Калягин. — Кстати, Дмитрий Евгеньевич, у вас куча файлов, которые нужно читать. Кроме того, я так полагаю, что вам придется взять на себя функции заместителя ответственного секретаря.
Брови Гулькова удивленно поднялись.
— Но у меня тогда совсем не будет времени…
— Сейчас сложное положение, и ссылки на отсутствие времени неуместны.
— Хорошо. А доплата? — тут же поинтересовался литературный редактор.
— Доплаты не будет, — отрезал Калягин.
— В таком случае я тоже подумаю об уходе, — обиделся Гульков.
Калягин никак не отреагировал на эту фразу и пошел к своему компьютеру. Усевшись за него, он сказал:
— Собрание окончено. Прошу мне не мешать. Я очень занят.
Все присутствующие вздохнули с облегчением. Казалось, что буря, которая пронеслась по «Правому делу», улеглась, но все чувствовали, что это лишь временное затишье.
Лариса, действиями которой было отчасти спровоцировано жесткое поведение Калягина, чувствовала себя не очень комфортно. Этот конфликт ничего пока что не давал в плане выявления преступников, которые отравили Галину Пономареву. Он лишь показывал, на что способны люди в экстремальной, стрессовой ситуации. Что делать дальше, она себе не представляла.
Поэтому она решила взять тайм-аут на этот день и, отпросившись у Калягина, поехала сначала в свой ресторан, а потом домой. Дома ее встретила Валерия, которая поинтересовалась у нее, как идут дела. Увы, пока что ничего определенного Лариса сказать ей не могла.
* * *
Следующее утро началось весьма бурно. Литературный редактор Дмитрий Гульков охарактеризовал новые события как «кадровый дефолт». На стол главного редактора Калягина легли два заявления об увольнении. Их написали Николай Артемов и Виктор Скалолазький. Воронова же вообще не явилась на работу.
Ознакомительная версия.
