«Шестерка», дождавшись промежутка, влилась в уличный автопоток.
— Значится, так, — подражая Жеглову, кумиру российских оперов, начал Беляков. — Тенгиз наш вот уже четвертый год петербуржец, прописан по улице Бассейной, дом два, квартира сорок два, где и живет. Официальная жена его, Галина Пригоршнева, прописанная там же, обитает у мамы в Веселом поселке, не работает, но при этом в деньгах не нуждается. От супружеских обязанностей, похоже, отстранена.
Они встали у светофора. Пользуясь паузой, Виктор повернулся к Юмашевой:
— В местном отделении Тенгиза знают. Им тоже, как и всей стране, за кавказцами ведено присматривать. Но на него у них ничего нет. В криминале не засвечен, паспорт в порядке. Он даже трудоустроен, числится в каком-то охранном агентстве.
Так что капает ему трудовой стаж для пенсии. Жалоб от соседей на него не поступало, по пьянке не попадался, с коробком анаши в носке тоже не влетал.
Чист, короче. Если не считать давней судимости, еще советских времен, за угон автотранспорта.
Зажегся зеленый, машины поочередно стали радостно приходить в движение. Их черный кот с хитрой усатой мордой снова принялся раскачиваться, ударяясь о лобовое стекло. Гюрза боковым зрением заметила улыбку, растянувшую губы Виктора. Следует полагать, переходит к главному.
— Пошел я по соседям. Показываю удостоверение. Напоминаю про Дагестан и взорванные дома.
Потом говорю, что бдим и начеку, терактов не допустим, потому и собираем негласно информацию о кавказцах.
«Эх, Витя, — подумала Гюрза, — не удержался ты от лирики, хоть и предупредила тебя. А ведь если я сказала, что времени у меня только до дома, то так оно и есть, значит». Но ничего не произнесла вслух — не захотела сбивать его с мысли и настроения.
— Народу такая озабоченность органов нравилась. Выкладывали мне охотно все, что видели и знали за этим Тенгизом. Правда, потом грузили меня своими версиями и домыслами, приходилось честно выслушивать до конца.
Они свернули на Гороховую. Проехать эту улицу от начала до конца — и Гюрза, считай, дома. Но Виктор не форсировал свой отчет.
— Мешков с сахаром или гексагеном он в дом не перетаскивал. В общем, с этими взорванными домами нам повезло, после них народ стал глядеть в оба.
— Грех так говорить, лейтенант, — не смогла не перебить опера Гюзель. — На чужой крови везенья быть не может.
Беляков смутился.
— Да я ничего и не имел в виду… Просто… в смысле, что нет худа без добра, — и продолжал свой рассказ дальше, но уже потеряв бравурно-молодецкий тон. — Значит, соседи показали, что беспокойства больше от Генгиза им нет. Ведет себя в основном тихо. Земляков с Кавказа у себя не селит. Иногда, правда, наезжают гости, девок, конечно, натащат, погуляют ночку, пошумят, бывает. Но это случается раз-другой в месяц, соседи настроены так, что можно перетерпеть. А после начала нашего «Вихря-Антитеррора» ни разу земляков не собирал. Ну, баб водит, чуть ли не каждый день новых, но от этого тоже жителям беды нет.
Им везло со светофорами, повсюду их встречал зеленый. Они быстро проскочили Садовую, а дальше сложных перекрестков уже нет.
— У Генгиза джип «Чероки», держит он его у дома под окнами. Ставит на одно и то же место. На балконе у него установлен прожектор, направленный на машину, который он включает на ночь.
Ездит он исключительно на своем любимом джипе. Но иногда за ним заезжают на «девятке», причем одни и те же двое. Оба русских, из машины никогда не выходят. Причем и одевается в эти дни попроще, чем обычно. Полагаю, на криминальные дела его и возят.
— Вот теперь под арку — и налево. А я тебе могу сказать, на какие дела его возят. Но, извини…
У того подъезда, будь добр. Остальное, извини, после. Я действительно спешу, уже опаздываю.
Мне нужно срочно переодеться и бежать.
— А я вам самого главного еще не сказал.
— Плохо. Надо было построить рассказ так, чтобы успеть. Или ты рассчитывал, что мы застрянем в одной из твоих любимых пробок? — Гюрза открыла дверь автомобиля.
— А если я вас подожду, а потом отвезу куда надо, и мы договорим?
— Что ж, годится, — не раздумывая, ответила Юмашева, — мне так и так придется на машине.
Выйду минут через тридцать.
Она вышла из подъезда через сорок минут, Виктор засек время. Беляков давно уже вылез из машины и теперь прохаживался вдоль нее, дышал воздухом, разминал ноги и смотрел, как пацаны гоняют в футбол. Пацаны играли самозабвенно, бились, как за Кубок мира. Лейтенант засмотрелся, но не пропустил выхода Гюрзы. В очередной раз раскрывшаяся дверь парадного выпустила наконец ее, майора милиции Юмашеву, но менее всего похожую на майора милиции. Такой лейтенант ее еще не видел.
— Вы на свидание? — распахивая перед ней дверь «шестерки», поинтересовался Беляков.
Гюрза уловила (или ей это только показалось?) нотку ревности в вопросе молодого оперативника.
Что-то быстро начал «скороход» неровно к ней дышать.
Мужская часть народонаселения России и Канады, которая знавала Юмашеву лично, делилась на две категории: тех, кто проклинал день и час, когда встретился с этой «стервой, чумой и змеюкой», и тех, кто благодарил судьбу за знакомство с этим «великим сыщиком, очаровательной женщиной и неприступной богиней». Вот такие крайности, или — или. Случалось, конечно, что некоторые из второй группы перекочевывали в первую, но это только если предавали, совершали какой-нибудь, гнусный поступок, поскольку в подобных вопросах она была максималистом и ублюдка всегда называла в глаза ублюдком. Правда, такая миграция происходила редко. Она умела выбирать себе друзей, чего не скажешь о возлюбленных…
Взять хотя бы историю с давно и счастливо женатым генералом, который после их бурного романа и последующего разрыва бегал за ней, как восьмиклассник, и в результате свалился с инсультом…
Глупая история, и об этом сейчас вспоминать не хотелось. Но, кстати, если оказавшиеся в категории «два» переставали бегать за Гюрзой табуном, она понимала — значит, что-то не так и необходимо срочно принимать меры: уходить в отпуск и посещать солярий, массажисток и парикмахеров. По натуре провокатор, она и мысли не допускала, чтобы кто-либо из нормальных мужиков не был в нее влюблен (минимум — как отличного боевого товарища). За что и получила в свое время кличку «секс-символ питерской милиции».
Но Беляков? Конечно, внимание молодого и недурного собой лейтенанта вещь закономерная, и парнишка явно не из первой категории. Но что-то рановато…
— Отнюдь, — сев в машину сама и дождавшись, когда сядет Виктор, ответила она любимым словом Гайдара-внука:
— В Русский музей.
— В музей?! — не скрывая изумления, воскликнул Виктор.
— Что ты орешь, воробьев и женщин пугаешь.
В музей. Что ты в этом находишь странного?
— Нет, в музей, я понимаю. Но… это…
— Что? Да говори ты без обиняков. И запускай машину, кстати.
Виктор «запустил машину».
— Странно просто. И время для посещения, и спешка… И, по-моему, в музей в любой одежде пускают.
— И твой вывод?
— Ну, у вас в музее или свидание, или встреча с кем-то по делу.
— Ни то и ни другое, представь себе. Ладно, а — то будешь думать не о деле, а о загадках природы…
Богатая, и неслабо богатая, фирма в Русском музее отмечает день рождения. Причуда «новых русских», а музею нелишний навар. Меня пригласили. Но хватит об этом. Итак, что у тебя проходит как главное.
— Номер машины.
— Джипа?
— Нет, другой, на которой его иногда забирают двое. Одна старушка запомнила на всякий случай.
— Кстати, тоже проявила бдительность только благодаря терактам, — Виктор опасливо покосился на Гюрзу, не будет ли нравоучения. Не последовало. — Вдруг, говорит, мешки со взрывчаткой в ней перевозят. Правда, за последнюю цифру номера не ручаюсь. Да я обошелся и без нее. Смотался к гаишникам, узнал, чья тачка. Принадлежит она… минуту… — Виктор запустил два пальца в нагрудный карман куртки и вытащил клочок бумаги. Его лицо торжествующе сияло. — Вот посмотрите.
Некий Зимин Илья Петрович. Там еще адрес и прочее. Я его проверил по нашим архивам. И нашел. Сидел за грабеж в те же годы, что и Тенгиз.
Я уверен: оба топтали одну «зону», где и сошлись.
Ну, что скажете?
— Нормально поработал, — сказал Гюрза, глядя на себя в зеркало заднего вида. Она была напряжена, словно ехала на задержание, но виду не подавала. — Теперь послушай мой сказ. Тенгиз — грузин, он был знаком с самим Отаришвили. Тот даже хотел его «короновать», но не успел — пристрелили. Тенгиз нынче в блатной колоде если не король, то валет, это точно. Занимается угонами.
Угонщики работают бригадами. Одни присматривают машину, другие вскрывают и угоняют, третьи прикрывают подходы во время угона и сопровождают угнанную машину до места, где четвертые перебивают номера, перекрашивают или разбирают машину. Вот такой бригадой Тенгиз и руководит. Во время «дела» ездит в машине прикрытия.
