однако в то же время не считали себя и богатыми. (Даже тогда в Рирдене училось несколько детей очень и очень состоятельных родителей, их привозили в школу в длинных лимузинах с шоферами в форменных фуражках, из-за чего дети сразу же подвергались насмешкам.) Большинство семей жило в стандартных шестикомнатных апартаментах в Верхнем Ист– и Вест-Сайде (в те времена подобное жилье могли себе позволить почти все семьи с одним работающим взрослым – врачом или бухгалтером), хотя некоторые бунтари обитали в Гринвич-Виллидж и Сохо. По выходным и на лето они перемещались в небольшие (и не очень благоустроенные) дома в округах Уэстчестер или Патнам, или же, в случае Грейс, – в скромный домик у озера на северо-западе штата Коннектикут, загадочным образом приобретенный ее бабушкой (и тезкой) в разгар Великой депрессии за смешную по теперешним временам сумму в четыре тысячи долларов.
Нынешние родители, которых Грейс встречала на празднике по случаю начала учебного года, с недоумением смотрели на нее, узнав, что она психоаналитик, а ее муж – врач. Им было непонятно, как вообще возможно обитать в таком тесном жилище, как квартира Грейс на три спальни, или же какой смысл ехать далеко, куда-то в Коннектикут, если там не загородное поместье с конюшней, теннисным кортом и гостевым домиком. Мир, который населяли эти родители, предназначался для титанов и работников, которых они нанимали, чтобы те их обслуживали. Титаны обитали на Пятой или Парк-авеню в апартаментах, состоявших из нескольких смежных квартир, простиравшихся на два или три этажа, с помещениями для постоянно проживающей там прислуги и для роскошных увеселений. Когда эти новые рирденские семейства уезжали на выходные, то обязательно на частные острова, в имения высоко в горах или во дворцы в Хэмптонсе, где в конюшнях их ждали лошади, а на пирсах стояли яхты.
Грейс пыталась не обращать на это внимания. Старалась напоминать себе, что в школе учится Генри, а не она, и почему ее должно так сильно волновать неравенство между богатыми и отвратительно богатыми, если Генри рос добродушным и независтливым ребенком. Его одноклассники, возможно, росли в роскошных апартаментах, где прислуживала жившая там семья (муж – дворецкий, жена – повар), за детьми ходили табуны нянек, которых потом сменяли табуны гувернеров и учителей. Им, наверное, еще в детском саду дарили айфоны, а в третьем классе – кредитные карточки, однако это, похоже, никак не влияло на Генри. И Грейс изо всех сил старалась, чтобы это никак не влияло и на нее.
Затем как-то раз в субботу ее унизили, да так безыскусно и нарочито, будто с размаху ударили лицом о дверь, и это раз и навсегда разрушило все ее старания смотреть на жизнь жизнерадостно и оптимистично. Грейс подвозила Генри на празднование дня рождения в пентхаус на Парк-авеню, где из окон открывался головокружительный вид на все стороны света. Оттуда, где она стояла на мозаичном полу лестничной площадки рядом с частным лифтом, за выложенным мрамором сводчатым проходом можно было разглядеть детей, носившихся по огромной гостиной за волшебником в шляпе-котелке. Грейс едва успела передать кому-то из прислуги (секретарю? аниматору?) подарочный набор «Сделай сам», как к ним вышла радостная хозяйка дома.
О ней, матери именинника, Грейс знала не очень много, разве что ее звали Линси и родом она была откуда-то с Юга. Высокая и стройная, с непропорционально большой и подозрительно округлой грудью, вовсю использующая расплывчатое местоимение «вы», общаясь с родителями и детьми, когда по утрам привозила сына в школу. (Грейс пришлось признать, что «вы» – очень мило и чрезвычайно полезно, когда не можешь вспомнить чье-то имя. Она была совсем не уверена, что Линси за те три года, что их сыновья проучились в одном классе, запомнила, как ее зовут.) Помимо одноклассника Генри в Рирдене учились старшие дети мужа Линси от первого брака. Он занимал какой-то высокий пост в инвестиционном банке. Надо сказать, Линси всегда вела себя очень мило, и только, но за внешним лоском хороших манер больше, похоже, ничего не скрывалось.
Еще одним фактом, который Грейс удалось узнать о Линси, было то, что она обладала потрясающей коллекцией сумочек «Биркин» от «Гермеса» во всей цветовой гамме из страусиной, крокодильей и простой кожи. Грейс нравились эти сумочки, и у нее была одна такая, из коричневой шагреневой кожи, подарок от Джонатана на тридцатилетие. (Беднягу Джонатана заставили буквально стоять на ушах в бутике «Гермес» на Мэдисон-авеню, так как по своей очаровательной наивности он вообразил, что можно просто зайти и купить сумочку «Биркин». Восхитительно!) Она с большим трепетом относилась к этой дивной вещице, и сумочка обитала в платяном шкафу на выстланной тканью полке со своими вдовствующими тетушками – двумя «Келли» от «Гермеса», унаследованными от матери. В глубине души Грейс очень хотелось посмотреть на сумочки Линси, особенно в коллекции, находящейся где-то в недрах огромных апартаментов (возможно, в отдельном шкафу или даже погребе!), и надеялась, что ее пригласят на экскурсию.
– Здравствуйте! – приветствовала Линси прибывших Генри и Грейс.
Генри без приглашения ринулся в гостиную к ребятам, а Грейс стояла перед хозяйкой, гадая, могут ли они установить более близкий контакт. Через еще один сводчатый проход, очень длинную столовую и открытую дверь она заметила еще нескольких матерей, пивших кофе, рассевшись вокруг «кухонного островка». Вообще-то кофе можно выпить, подумала Грейс, ведь сейчас субботнее утро. Хотя днем она и назначила внеочередной сеанс паре в кризисном состоянии, до того времени никаких дел у нее не было.
– Очень рада, что вам удалось выбраться! – продолжила хозяйка со своим всегдашним радушием. – Праздник закончится в четыре часа. – Затем она сообщила Грейс, что в случае необходимости один из консьержей с удовольствием вызовет ей такси.
Консьерж с удовольствием вызовет ей такси.
Грейс оцепенело двинулась к двери и оцепенело вошла в лифт, потом долго ехала вниз. В доме, где она выросла и жила по сей день, консьержами работали преимущественно ирландцы, болгары или албанцы, дружелюбные ребята, добровольно отбывавшие вахту в пожарной команде в Куинсе и показывавшие ей фотографии детишек. А еще они придерживали дверь и подносили вещи, если не дать им знать, что это не нужно. И, конечно, они вызывали такси. Разумеется. Ей не надо говорить, что вызывали.
Выйдя тем утром на Парк-авеню, она ощутила приступ тошноты, словно провинциалка из Канзаса, внезапно попавшая в нереальный мир цветного кино. Именно это здание, где жила Линси, было знаменито тем, что в свое время там во множестве проживали дельцы эпохи дикого капитализма. Адвокат, партнер ее отца, долгие
