— Что откладывать? — Аглая Михайловна взглянула на лестницу, надеясь, что появится кто-нибудь из соседей и поможет ей выкарабкаться из этой странной, пугающей ситуации.
Никого, конечно, не было.
— Что откладывать? — тоскливо повторила она, поняв, что подмоги не будет и придется выпутываться самой.
— Восстановление исторической справедливости.
Ей стало по-настоящему страшно. Этот человек совершенно ненормальный!
И этот пропуск.., значит, он действительно был на студии в тот вечер, когда убили Животовского! Но при чем тут она? Угораздило же ее обратить внимание на фальшивую подпись!
Она чувствовала, что горячий душ и книга в одинокой, холодной постели, о которой она только что думала с тоскливым отвращением, откладываются, превращаются в несбыточную мечту, что между ней и этим одиноким покоем стоит ненормальный человек с горящими глазами, и неизвестно, чем это все кончится…
Сутулый человек подошел к ней вплотную, словно хотел что-то сказать на ухо. Аглая Михайловна испуганно отстранилась, и вдруг она увидела, что в руке психа блеснуло что-то острое и тонкое. Аглая открыла рот, чтобы возмутиться, чтобы как следует отчитать этого идиота, который вообразил о себе невесть что, но идиот снова придвинулся к ней вплотную и коротким, сильным ударом воткнул в грудь свое тонкое и острое оружие.
Почему-то Аглая Михайловна в первое мгновение расстроилась из-за того, что этот кретин испортил ее любимую куртку из светлой замши, купленную всего год назад в приличном магазине на втором этаже «Гостиного двора» и только что полученную из итальянской химчистки.
Во второе мгновение она почувствовала страшную, непереносимую боль и удивительную щемящую тоску, как будто она внезапно поняла, что никогда больше не поедет ни в Турцию, ни в Египет, не услышит тихий шум моря, не почувствует на своей увядающей коже ласковое прикосновение южного солнца… Впрочем, так оно и было — ведь у Аглаи Михайловны Плюсе больше не было времени на то, чтобы куда-то уехать. У нее вообще ни на что больше не было времени, потому что ее жизнь неожиданно и катастрофически завершилась.
Аглае Михайловне стало совершенно нечем дышать, как будто в ее подъезде внезапно кончился воздух. Даже те жалкие крохи воздуха, которые ей удавалось невероятным усилием втянуть в легкие, не годились для дыхания — они были сухими и болезненными, как несправедливая выволочка, полученная от режиссера…
Аглая успела еще подумать, что ей так и не удастся получить обещанную заместителем директора студии премию в размере месячного оклада, и на этой грустной мысли она кончилась.
Аглаи Михайловны Плюсе, одинокой женщины, ответственного и безотказного работника телестудии, больше не существовало.
Тело в недавно вычищенной куртке из светлой замши сползло по грязной стене подъезда и застыло на каменном полу перед дверью лифта.
Сутулый человек внимательно посмотрел на дело своих рук. После этого он завернул свой остро отточенный инструмент и спрятал в карман.
Оглянувшись по сторонам, он торопливо направился к выходу, вполголоса проговорив:
— Историческая справедливость восстановлена… — Чуть подумав, он добавил:
— Все еще частично!
Вечером дома творился форменный сумасшедший дом, потому что попугай, проведя весь день на телестудии, нахватался там разных реплик и совершенно осатанел от тщеславия. Он медленно ходил по комнате, важно задирал голову, разевал клюв и говорил:
— Ар-ртист! Твор-рческая натур-ра!
Иногда он говорил невпопад, очевидно, услышал за один день столько новых слов, что не сумел все переварить, и вываливал сейчас на несчастных своих домочадцев все подряд:
— Бр-росил, бр-росил супр-руг! Какое гор-ре! Подр-руга! Др-рянь какая! Р-рыбы пр-ро-пали!
— Слушай, о чем он все время болтает? не выдержал Маркиз. — Что за словесный понос?
— Понятия не имею. — отмахнулась Лола, — очевидно, это из сериала. Вон, почитай детектив, может, поймем?
— Обр-раз! Актер-рская игр-pa! Тр-рагедия твор-рчества! — воскликнул попугай.
— Слушай, я больше не могу! — пожаловался Леня. — Может, загнать его в клетку?
— Нельзя, у него будет гиподинамия, — возразила Лола, — он и так целый день на студии в клетке просидел, он заболеет.
— Скорее мы тут заболеем, — проворчал Маркиз.
Однако не все думали, как он. Лола поглядывала на Перришона с усмешкой, к тому же ей было неудобно делать ему замечания после того, как она была настолько беспечна, что забыла клетку в чужой машине. Кот, как, впрочем, и всегда, реагировал на выпендреж попугая довольно спокойно, жизнь приучила его на все события реагировать сдержанно. Аскольд лежал в своем любимом кресле, прищурив глаза, и тихо урчал сам себе.
Пу И же был совершенно сражен. Он весь вечер ходил за попугаем по пятам, глядел на него с немым восхищением и, казалось, обмирал от одного звука его голоса.
— Ну вот, одного поклонника своего таланта наш Перришон уже приобрел! — заметил Маркиз.
— Наконец-то ты увидишь, что такое настоящая, большая слава! — сказала ему Лола.
Про себя же она подумала, каким смешным выглядит загордившийся попугай, и кто знает, возможно, Ленька был не так уж не прав, когда в свое время, пока сама Лола играла в театре, посмеивался над ней и говорил, что Лола похожа на глупую гусыню, когда выходит на поклоны, раздуваясь от гордости.
— Твор-рчество! — высокопарно вещал попугай. — Сокр-ровищница мир-ровой куль-тур-ры!
— Если мы немедленно не запрем его в клетку, он, пожалуй, начнет автографы раздавать!
— Перришон, уймись, наконец! — прикрикнула Лола. — Сколько можно?
— Бездар-рность! — тотчас обиженно отозвался попугай, и Пу И гавкнул согласно.
— Ну, ничего себе! — возмутилась Лола. — Я, значит, бездарность, а ты у нас — мировая знаменитость? Артист погорелого театра, вот ты кто! А ты, Пу И, — самый настоящий предатель!
Перришон отвернулся от Лолы и пошел прочь с презрительным видом, сопровождаемый верным Пу И.
— Ты не находишь, что у него развивается мания величия? — спросил Леня. — Что скажет на это профессор?
Лола только вздохнула, она уже сто раз пожалела, что отнесла попугая на студию.
Тем не менее утром Лола поднялась по будильнику, намереваясь снова отправиться на съемки. Несмотря ни на что, она чувствовала свою причастность к заветному киноискусству. Стоя перед зеркалом, она горько улыбнулась своему отражению: не для кого было наводить красоту, не ее ждали на студии с нетерпением, не ей бы звонили в случае непредвиденного опоздания незаменимого артиста. То есть звонили бы, конечно, ей, но интересовались бы исключительно самочувствием Перришона.
Усилием воли Лола подавила в себе ростки зависти, расцветшие за ночь махровым цветом, привела себя в порядок и с тяжелым сердцем отправилась на студию, заставив себя проглотить только чашку чаю — даже кофе не хотелось.
После ее ухода Маркиз покачал головой, потом вздохнул с облегчением, потому что в квартире наступила наконец благословенная тишина. Кот держался индифферентно, Пу И же настолько устал восхищаться попугаем, что крепко спал сейчас на Лолиной кровати и вставать не собирался.
Леня приготовил себе обильный завтрак: омлет их трех яиц с ветчиной, сыром и помидорами, посыпал его сверху ароматной смесью сухих трав и оставил томиться на маленьком огне под крышкой.
Готовить он не очень любил, но для себя и расстараться не грех.
Пока Маркиз брился, омлет дошел до нужной кондиции.
Коту Леня предложил слегка подогретую порцию кошачьих консервов с зеленой фасолью. Ветеринар очень советовал добавлять ее в пищу весной, она способствует улучшению кошачьего пищеварения, и шерсть густеет и блестит.
Леня Маркиз очень трепетно относился к здоровью своего любимого кота Аскольда.
Лола подъехала в машине к знакомому зданию на улице Чапыгина и вошла в вестибюль.
Охранник в деревянном вольере выглядел сегодня каким-то пришибленным, и когда Лола представилась и сослалась на Аглаю Михайловну, вздрогнул, поморщился, как от застарелой зубной боли, а потом долго звонил куда-то по телефону. Лола уже начала терять терпение и хотела отчитать охранника как следует, но отчего-то решила повременить. Ей не слишком понравился его взгляд. Лола все же была сложной творческой личностью и тонко реагировала на человеческое настроение.
