никто не исключает…
Николаев взял чайник с тумбочки, заглянул в него – пусто. Уткин, гад, все вылил в свою чашку перед уходом. И не потрудился воды налить.
Он вышел из кабинета, запер его и пошел за водой к кулеру, в котором была только холодная.
Через десять минут он уже заваривал себе кофе в френч-прессе и раскладывал на листе бумаги размокшие пряники. Угостил сержант из дежурной части. Он только заступил и, пока бежал от машины до двери отдела полиции, промок вместе с пряниками.
Без конца поднимая и опуская поршень френч-пресса, чтобы кофе лучше заварился, Николаев рассматривал фотографии задержанных им парней.
Мокров и Ломов были ровесниками, обоим двадцать восемь лет. Нормальные парни, без приводов и скандальных случаев. Ишутина не взяла бы их на работу – охранять въезд в поселок, если бы они были дуралеями. Вопрос, почему она не обратила внимания на родство Ивана Мокрова с его старшим дядей-тезкой, оставался открытым. Не знала? Упустила из виду? Или не считала своего давнего недруга врагом? Может, следовало позвонить ему? Поинтересоваться? Племянник назвал его телефон при допросе и нервно просил позвонить и разузнать насчет ружья.
Денис влил себе кофе в чашку ровно до блестящей каемки, осторожно пригубил: горячо, крепко, как он любил. И, взяв в руки мобильник, набрал номер Мокрова Ивана Ивановича – старшего.
– Я понял, кто звонит и почему, – перебил тот его, пока Денис пытался представиться и обозначить проблему. – И я ждал звонка.
– Вы понимаете, да, что ваш внучатый племянник находится в весьма щекотливом положении?
– Это в каком же?
– У него был мотив и имелась возможность совершить убийство и поджог.
– Правда? Вы так думаете? – недоверчиво хмыкнул Мокров, давно уехавший из поселка. – Вы до сих пор думаете, что это я обокрал в третьем году Тонькин дом и унес ее ружье?
– Не исключаю такой возможности. Слишком много совпадений, чтобы считать их случайными.
– А то, что у меня ничего не нашли: ни ружья, ни вещей ее, ни денег, вас не волнует как бы, да? И то, что у меня алиби было на ту ночь, тоже не колышет, майор?
Он еще не просмотрел то давнее дело, не успел. Не знал точных обстоятельств, списка похищенного и про алиби Мокрова-старшего знал лишь со слов старших коллег-товарищей. Он и о самом деле с кражей знал с их слов, если честно. За делом надо было тащиться в архив, а это не близко – соседний с ними район. Они с Уткиным и так разрывались вдвоем, и помощи никакой не предвиделось.
– Какое было у вас алиби, Мокров?
– Я был в Москве на юбилее у родственника. Гуляли до полуночи. Напились. Домой ехали с женой на такси. Стояли в пробке – был ремонт дороги. Родственников наших опросили тогда. Таксиста нашли. Он подтвердил, что доставил нас домой в полчетвертого утра. На тот момент Тонька Ишутина уже по поселку бегала и волосы на себе рвала, что дом ее обнесли. И сразу, сука, на меня указала. Вот меня и доставали ваши коллеги. И даже с обыском явились. Только не нашли ничего у меня, и алиби у меня было, – еще раз с нажимом произнес Мокров. – И ружья ее я украсть не мог. И передать по наследству Ваньке – моему внучатому племяннику. Не ту ты карту из колоды тащишь, майор. Не ту…
– Разберемся обязательно, – пообещал Николаев неуверенно. – Иван Иванович, вот вы сказали, что у Ишутиной были похищены какие-то вещи, деньги, про ружье я уже понял. А что за вещи? Какие деньги? Она что, наличные дома держала?
– Кто же их тогда в банке-то держал, майор? – даже нашел в себе силы рассмеяться Мокров. – Лихие времена. Тонька тяжело начинала свой бизнес, потом еле удержалась. Народ обманывала. Властям приплачивала. И разве могла она деньги в банке держать?
– Почему нет?
– Ну, ты, майор, наверное, еще в пеленках лежал, когда у народа деньги в фантики превратились. Не суть. Тонька умная была, хитрая, прозорливая в своем деле. Знала, когда и сколько держать. Дома у нее деньги были в две тысячи третьем году. Точно дома. Сделка у нее намечалась крупная. А потом – после грабежа – все и затихло. Народ покумекал и сделал вывод, что обнесли ее по-крупному. Только не призналась она тогда ни вашим, ни своим. Одна все в себе носила. Угрюмая стала. Даже, болтали, выпивать стала. Но по-тихому. И завязала быстро. У нее малая на руках была. Нельзя было расслабляться. А маслозавод она все равно поставила в Затопье. Не в третьем году, в восьмом, но поставила. Кремень была баба, – с неожиданным восхищением выдохнул Мокров и тут же попросил: – Освободи Ваньку, майор. Не виноват он. И дружок его тоже, хоть и несет пургу какую-то. Спал, говнюк, на смене. Теперь зад свой прикрывает.
– А Иван куда отлучался?
– Никуда. Он тоже спал. Разве не признались, дуралеи?
– Разберемся, – снова пообещал ему Николаев и закончил разговор словами: – Но дыма, как мы с вами понимаем, без огня не бывает.
Мелихов до городка, где в районном отделении полиции работал майор Николаев, так и не доехал в тот вечер по причине отвратительной непогоды, вдруг обрушившейся на регион. По причине возникшей на трассе пробки, обещавшей стоямбу в три часа. И по причине того, что ему просто захотелось домой. В тепло, к телику, к макаронам с сыром и мясом – Настя еще с вечера приготовила на сегодняшний ужин. Вот просто заныло все внутри, как домой захотелось. Он раз и другой набрал номер Николаева, но у того все время было занято. Плюнув, съехал на обочину – та еще окончательно не раскисла, проехал двести метров, развернулся в нужном месте и покатил обратно в Москву.
По пути домой заехал в супермаркет и пробродил с тележкой между рядами почти час. Все ему казалось нужным и вкусным. Долго выбирал вино. Хотел позвонить Насте, узнать о ее предпочтениях. Потом вспомнил, что мобильник у нее разряжен и что всем на свете маркам вин она предпочитает сладкое шампанское. Усмехнувшись, положил в тележку бутылку самого ее любимого «компота».
К дому подъехал, когда уже стемнело. И не потому, что было поздно. Низкие тучи и проливной дождь смазали сумерки, превратив их в ночь. Странно, но Насти до сих пор не было дома. Мелихов позвонил ей раз, другой, подумал, может, зарядила телефон, но наткнулся на автоответчик, что было уже неплохо. Значит, где-то
