на месте. Это колье настоящее. А для доказательства вашей вины достаточно уже того, что из всех манекенов вы выбрали тот, на котором оно было надето. Ведь только преступник знал, где оригинал…
Издав утробный крик, Завойчинский бросился на Холмса. Скрюченные пальцы тянулись к колье, но ювелир его не достал. Ватсон выкинул ногу вперед прежде, чем успел о чем-нибудь подумать. Сильно откинувшись в кресле, он непроизвольно столкнул локтем кофейную чашечку с дубовой столешницы. Та звонко рассыпалась белыми осколками. Споткнувшись о ногу Ватсона, ювелир тяжело рухнул на паркет. Лежа на полу, он с трудом приподнял голову, отыскивая взглядом то, ради чего рискнул всем.
Недостижимо высоко над ним, в вытянутой руке Холмса, покачивалось колье Марии-Антуанетты. Свет фонарей, падающий из дворцового окна, облизывал большую рубиновую каплю. Такой чистоты, благородства и изящества линий Завойчинский не встречал никогда больше за всю свою жизнь. Крохотная щербинка на одной из граней придавала камню особую ноту узнавания. По дубовым потолочным панелям скользили нежные розовые блики.
Такими же чистыми оттенками розового окрашивалось на закате небо Тосканы. Как наяву Завойчинский увидел увитый плющом каменный дом с веселыми желтыми ставнями и красной черепичной крышей. Убегающие волнами холмы перебирали все оттенки зеленого. Остывающий от дневного жара воздух подрагивал над белой дорогой. Если бы план удался, этот мир принадлежал бы ему. Это его, Завойчинского, ждал каменный дом с черепичной крышей. Покой и чистота были так близки, так осязаемы, что ювелир застонал.
В коридоре тяжело затопало, громкие голоса подкатились к двери, и она распахнулась от мощного рывка.
Завойчинский скосил глаза. Ноги в грубых ботинках с высокой шнуровкой подошли очень близко к его лицу и остановились. С одного ботинка отслоился кусок бурой уличной грязи и сполз на полированный паркет. Завойчинский зажмурился. Больше он ничего видеть не хотел.
* * *
– Буквально еще одну минуту, господа, – кивнул Холмс вошедшим в Дубовую столовую полицейским.
Он аккуратно положил колье Марии-Антуанетты на стол перед Ирмой.
– Полагаю, это спасет репутацию вашего музея. – Холмс улыбнулся Ирме, взял со стола свою трубку и убрал ее в карман. – Что же касается убийства Григория Распутина… В то время еще не знали про генетически обусловленную акаталазию – врожденную способность организма к выработке своеобразного антидота к некоторым видам яда. Иначе заговорщики бы выбрали более простой и надежный способ убийства. Хороший удар битой по голове, например, еще никого не подводил. Или что у них было под рукой в том подвале? Кочерга?
– Возможно – табакерка? – охотно подсказал Ватсон. – Все же заговорщики были людьми непростыми, кочерга им как-то не к лицу.
Голубые глаза
Анастасия Щетинина
#смерть_балерины
#а_было_ли_убийство?
#они_заберут_ее_последний_вдох
Коттеджный поселок «Гранат» расположился в получасе езды от МКАДа, если следовать напрямик по скоростному Симферопольскому шоссе. Гордеев выехал из участка в семнадцать тридцать, но только спустя полтора часа смог пересечь кольцо. С каждой прошедшей минутой следователь все чаще поглядывал на часы. Такими темпами опять придется оставаться сверхурочно. Он с наслаждением надавил на педаль, едва кольцевая развязка осталась в отражении боковых зеркал.
«Последние десять лет Крылаева редко появлялась на публике. Завершив карьеру балерины в тридцать четыре года, после второго разрыва крестовидных связок, она вернулась за кулисы большой сцены как педагог», – деловито сообщил диктор из автомонитора. На экране замелькала подборка выцветших черно-белых фотографий балерины, а затем несколько отрывков из старых кинолент.
Впереди мелькнул голубой указатель, и Гордеев повернул направо, в сторону Подольска. Дорога уходила на холм, густо поросший молодым березовым лесом. Оттуда открывался прекрасный вид на россыпь коттеджей из красного кирпича, с черными покатыми крышами.
Отыскать нужный участок не составило труда: реанимация, скорая помощь, две полицейских машины и целый кортеж ритуальных агентов, решивших попытать счастья и заполонивших своими машинами и без того узкий выезд. Кое-как припарковавшись, Гордеев протиснулся сквозь толпу репортеров к кованным воротам, где его уже давно ожидали двое полицейских.
– Всех свидетелей попросили остаться, они ожидают вас, – сообщил сутулый участковый в грязных резиновых сапогах.
– Что у них был за праздник? – поинтересовался Гордеев, осматривая украшенную дизайнерскими гирляндами террасу.
– У дочери погибшей, Натальи, сегодня день рожденья. Вся семья собралась, – пояснил молодой оперативник, начищенные ботинки и края брюк которого уже успели потерять свой презентабельный вид.
Двухэтажный особняк с мансардой и открытым широким балконом производил впечатление глубокой старины, хотя был возведен не более двадцати лет назад, если верить каталогу застройщика. Рельефный терракотовый кирпич, облицевавший фасад, местами потрескался и выцвел. Башня на углу дома, с тремя узкими окнами, была не более чем пристройкой с круглыми комнатами, но остроконечная крыша придавала ей необходимый антураж. Крыльцо, над которым навис окутанный вьюном балкон, обрамляли опоры в виде четырех античных колонн. Справа, в конце уходившей за дом террасы, чуть слышно журчал белоснежный фонтан, словно украденный из советского Парка Дружбы.
– А тело еще здесь? Давайте взглянем на него, – предложил следователь, вынув из кармана синие бахилы и направившись в сторону сада.
Двое коллег, переглянувшись, молча последовали за ним.
Они обогнули дом, проследовав вдоль террасы. Ночной дождь размыл землю вокруг перекопанных клумб, превратив проход к веранде в липкое месиво. Прямо под углом веранды, накрытое черным мешком, лежало тело хозяйки дома, над которым все еще стояли трое мужчин в бахилах и медицинских перчатках.
– Серега, ты как раз вовремя! – криминалист убрал с лица маску, улыбнувшись следователю. – Мы закончили делать последние снимки, отчет будет готов завтра, но, кажется, для тебя здесь работы нет.
– Не знаю, – задумчиво добавил Гордеев, – я еще не опрашивал свидетелей.
– Мы собрали улики. Готов поспорить на что угодно, она сама упорхнула в свой последний пируэт.
– Жень, а ты знал, что по уставу для наружного осмотра трупа может быть привлечен любой врач? В следующий раз заеду в местную больничку и захвачу с собой медбрата, чувствую, от него будет больше пользы.
– Почему?
– Языком зря чесать не будет.
– Ты всерьез считаешь, что я на глаз не смогу отличить преднамеренное от типичного «парашютиста»? – криминалист вновь надел маску и откинул полиэтилен с трупа.
Роза Михайловна оказалась мало отличимой от фотографии, которую следователь недавно видел в новостях. Высокая, худощавая, жилистая старушка. Седые волосы уложены в короткую модную прическу. Легкий макияж, едва заметный на фоне глубоких морщин. Черное бархатное платье с овальным декольте, открывающим одрябшую шею, которую теперь уже невыгодно подчеркивало колье из небесного цвета бриллиантов.
– Погибшая, Роза Михайловна Крылаева, шестьдесят девять лет. В пятнадцать часов двадцать минут вышла на веранду и выпала со второго этажа через ограждение. Следов борьбы нет. Под ногтями не обнаружено ни посторонних частиц, ни волокон. Угол приземления, а также форма пятен крови указывают на то, что на падение тела не повлияла дополнительная внешняя сила. Предварительно, смерть наступила от перелома шеи в
