— Чак?
— Нет, Чак пока что звучит не слишком членораздельно. Он говорит только «бра-бра-бра», что, впрочем, смело можно понимать как «бар-бар-бар», то есть как первые три буквы клички Барсукот … Но я сейчас имею в виду его брата, сыча Уга. Сыч Уг заговорил.
— Но ведь он и раньше говорил? — удивился Старший. — В чём тут новость? Сыч Уг обвинял Барсукота в том, что тот ощипал ему крыло. Но сам же проговорился, что было темно, а преступник носил маску. То есть морды его он не видел. Так что это — голословное обвинение.
— Нет, на этот раз Уг сообщил мне новую информацию, — злорадно ответила Супермышь. — Он вспомнил, что в какой-то момент преступник сорвал с себя маску. И это был именно Барсукот.
— Ах вот как? Ни с того ни с сего взял — и вспомнил? — Барсук Старший посмотрел в глаза Супермыши. — А может быть, кто-то оказал на него давление на допросе?
— На кого это вы намекаете? — заверещала Супермышь и перешла на ультразвук.
— Голова-то … — слабым голосом пробормотала Сорока и застонала. — Как в голове-то звенит-то … то-то-то …
— Сорока! Дорогая! Очнулась! — обрадовался Грач Врач. — А всё потому, что я правильно выбрал тактику лечения — согревающие процедуры и клюв в …
— Кто тебя ощипал, Сорока? — быстро спросил Барсук Старший. — Ты можешь нам сказать, кто Щипач?
— Барсукот … — прошептала Сорока.
— Что — Барсукот?
— Барсукот-то у нас — Щипач-то … А я-то к нему с душой-то … Сообщение ему принесла-то … А он-то меня сзади — раз! По головушке-то тупым-то предметом-то оглушил-то … и пёрышки-то мои ощипал-то …
— Он подошёл к тебе сзади? — быстро спросил Барсук Старший. — Ты видела его морду?
— Его-то морду бесстыжую? Сто-то-то-то-то раз видела!
— Я имею в виду, сегодня. В момент нападения. Ты уверена, что это был именно Барсукот?
— Достаточно, Барсук Старший! — взвизгнула Супермышь. — Вы смешны и жалки! Я отстраняю вас от допроса! Вопросы задаю я!
— Ишь ты! Чего кричишь-то? Боевая какая! Мышь-то … — Сорока мутно уставилась на Супермышь.
— От кого вы принесли сообщение Барсукоту? — холодно спросила Рукокрылая.
— Сообщение-то?.. — Сорока наморщила голый, ощипанный лоб. — Да от этого … Как его … От Пинг-Понга … Ой … От Кинг-Конга … То есть нет! От Стивена Кинга …
— От Кинг-Пинга? — уточнила Рукокрылая Супермышь. — Пингвина, который сегодня пропал?
— Да-да-да! Всё так! Так-так-так! — затрещала Сорока. — От Кинг-Пинга-то! Сообщение-то принесла-то! У них были друг с другом дела-то!
— Какие дела могут быть у пингвина с Барсукотом? — Супермышь заметалась под потолком Чёрного дома, болезненно щурясь и то и дело натыкаясь на золотые лучи рассветного солнца, торчащие из щелей, как острые колья. — У птицы — со Щипачом? У потенциальной жертвы — с преступником? Что за дела, после которых пингвин исчезает без вести? Мы теряем их! Теряем птиц одну за другой! А потом находим ощипанными! Он всегда на шаг впереди!
— Ну, Кинг-Конг-то, он разве птица-то? Летать-то он не умеет … — Сорока попробовала уследить за перемещениями Супермыши, но у неё сразу закружилась голова, а глаза собрались в кучку в районе надклювья. — Ты чегой-то взбесилась-то?
— Что было в сообщении? — заверещала Супермышь. — Отвечать по форме! Отвечать чётко!
— А что было-то?.. — испугалась Сорока. — В сообщении — то? Что там было-то? Я ж не помню! Я ж подзабыла! Голова-то моя трещит-то! То-то-то! То-то-то-то-то! Он меня же тупым-то предметом-то!
— Это ты, Сорока, тупой предмет! — завизжала Супермышь. — Я немедленно улетаю наверх! На экстренное совещание!
— Как вы смеете оскорблять жертву ощипа? — возмутился Грач Врач ей вслед.
— Очень странно, — пробормотал Барсук Старший. — По сюжету следующая жертва — Грач Врач. Или Стриж. Или, в крайнем случае, ворона. Пингвинов в стихотворении нет.
— Пингвин, наверное, просто сбежал из Дальнего Леса, чтобы не оплачивать свои счета в баре «Сучок», — предположила Барбара и напряжённо хихикнула.
— Почему вы держите лапы за спиной? — Барсук Старший обошёл Барбару. — Неужели я так и не снял с вас налапники? Вот я старый дурак!
— Нет, мне просто так удобнее. — Она слегка повернулась, чтобы Барсук не видел ее лап.
— Что вы прячете?
— Ничего.
— Опять врёте? Сейчас же покажите мне лапы!
— Хорошо. — Барбара всхлипнула. — Я покажу. Но вам её не отдам! Я её не украла! Я её здесь честно нашла! Вот, смотрите!
* * *
Барсук Старший уставился на обгоревший кусок бересты, на котором когда-то давно, в прошлой жизни, по его заказу был выдолблен талантливым клювом семейный портрет: он и его жена-барсучиха. Береста, оказывается, частично уцелела в пожаре. То есть он, Барсук Старший, сгорел, но изображение жены сохранилось.
— Бар … Бар … Барбара. Зачем вам этот портрет? — онемевшими губами спросил Барсук Старший.
— А затем, что тут — моя мама Мелесандра! — Она тряхнула куском бересты. — Мою маму ни с кем не спутаешь. Она самая красивая барсучиха на свете! А вот тут, вы видите, тут сгорело, но осталась мужская лапа! Это папа! Я уверена, это папа!
Если я найду реставратора, который восстановит сгоревшую бересту, я смогу узнать, как он выглядел! Я смогу посмотреть на отца!
— Вам не нужно восстанавливать бересту, чтобы посмотреть на отца, — еле слышно сказал Барсук Старший. — Зверская логика подсказывает, что вы смотрите на него … то есть на меня … прямо сейчас.
— Ой, трогательно-то как! — расчувствовалась Сорока. — Вот новость-то! У Барсука-то, у Старшего-то, теперь дочка есть! Сейчас разнесу-то я это по всем окрестным лесам-то!.. — Сорока поднялась, покачнулась и мечтательно повела ощипанным крылом.
— Не надо ничего разносить, — строго сказал Грач Врач. — Вы должны себя поберечь. Я вам, Сорока, предписал постельный режим. Без маховых перьев вы в воздух всё равно не подниметесь.
— Постель — для хомяков, — отмахнулась Сорока. — Моя-то жизнь, мой-то воздух — это свежие новости! Я делаю новости! Так-то! Как-то! Ну-ка, Барбара! Вы хотите это как-то прокомментировать-то? Эту новость-то? Что вы отыскали отца-то?
— Предатель! Как ты мог бросить нас с мамой? — Барбара посмотрела на Барсука Старшего полными слёз глазами и выбежала из Чёрного дома.
Глава 14, в которой бабочка на хвосте обязательна
— Щипать и жечь! — пробормотал Барсукот и резко открыл глаза.
Он лежал, свернувшись в тугой клубок, и часто, неровно дышал. Нос покрылся испариной, шерсть встала дыбом, и налипшие на хвосте комки грязи подрагивали, как засохшие ягоды на шипастом кусте. Рассветное солнце заглядывало ему прямо в глаза через решётку канализационного люка, расчерчивало его новое убежище тюремными прутьями теней.
Опять кошмар. Всё тот же ночной кошмар.
— Опять всё тот же кошмар? — над ним склонился Крысун. — Тебе снилось, что ты — Щипач? На, погрызи валерьяну, она поможет.
Барсукот кивнул, сунул под язык валерьяновый корень и протёр лапой воспалённые глаза.
— Со мной что-то не так, Крысун, — сказал он тихо. — Я боюсь, что у меня есть тёмная сторона … Что я состою из двух половин …
— Из чего ты состоишь? — насторожился Крысун.
— Я имею в виду: вдруг я правда сделал что-то ужасное? А потом про это забыл? Эти сны — они ведь не могут быть просто так?
— Нет никаких половин, — спокойно сказал Крысун. — Ты просто очень устал. И ты один против всех. Поэтому тебе снятся кошмары.
— Я не один. У меня есть ты, Крысун. Ты мой единственный друг.
— Теперь тебе стоит рассчитывать только на себя, Барсукот. На себя одного, — глухим голосом отозвался Крысун.
— Теперь? — насторожился Барсукот. — Что ты имеешь в виду? Ты уходишь? Ты бросаешь меня здесь одного? Эй! Куда ты собрался? Почему ты так тщательно причёсываешь усы? И зачем … Зачем ты повязал на хвост бабочку?
— Когда идёшь в кабинет к Ласке, нужно быть одетым по форме. Бабочка на хвосте обязательна. У нас очень строгий крысс-код.
