Ознакомительная версия.
— Да уж, — согласился Алекс.
— Так что езжайте в свою Москву, ребятки, — добрым голосом сказал дядька, — не отсвечивайте! Не ровен час, в обезьянник загребут, с нашими усилениями!
И пошел, шаркая пыльными ботинками по грязному полу и зорко поглядывая по сторонам в поисках нарушений — видать, вспомнил про «усиление».
«Крутые программеры» смотрели ему вслед.
— Говорил я тебе, — прошептал Алекс.
— Да что ты мне говорил, — тоже шепотом огрызнулся Бэзил.
Дураком надо быть, чтобы не связать убийство депутата, начальницу и то, что они делали по заданию неведомого заказчика!..
Все ясно, все ясно, вон оно что!.. Замышлялось именно убийство, и в него оказалась замешана Любанова, а вместе с ней и они, Бэзил Gotten и Алекс Killer, попавшие, как кур в ощип, в эпицентр криминальных событий!..
Нет, нужно срочно рвать когти в Москву, сидеть там, не высовываться и делать морду кирпичом — ничего не знаем, ничего не понимаем, о чем идет речь, не соображаем.
Теперь самое главное вернуться в столицу раньше начальницы, чтобы она ни о чем не узнала!..
— Вась, — жалобно сказал рядом Леха, который все смотрел вслед менту, — выходит, что мы…
— Выходит, — перебил Бэзил мрачно, — а все тебя проперло — давай, давай, настоящее дело, настоящего бабла отвалят кучу! Дернул меня черт с тобой связаться!
— Да-а, со мной, а сам-то!.. Может, того… может, Константинову рассказать, а?
Наверное, это было неплохое предложение, Константинов из всех, кто работал в редакции газеты «Власть и Деньги», был самый добрый и никогда над ними не насмехался и не считал их покладистыми котятами! Но как же Бэзилу было согласиться, если именно на Константинова положила глаз красотка Марьяна и именно из-за него отказывалась выпить с ним рюмку чая в кафешке «Сапоги да гвозди»!
— Нет уж, — твердо сказал Бэзил. — Сами наворотили, сами и разберемся, не маленькие.
Они еще постояли, а потом печально поволоклись к перрону, ждать, когда подадут поезд.
* * *
— Петрович! Петрович, ты че?! Заснул, что ли?
— Я не заснул, — себе под нос злобно сказал Василий Артемьев и потряс хилое тельце мобильного телефона, как будто собирался вытрясти прямо оттуда чертову Мелиссу Синеокову. — Мне некогда.
— Петрович, тудыть твою за ногу!.. Там транспорт пришел, Шурка не знает, че с ним делать, то ли в отстойник отправлять, то ли… А ты вчера не распорядился!
— Я щас!.. Сказал же!..
— Петрович!
Он нажал кнопку «отбоя» и сунул телефон в нагрудный карман.
— Чего, чего?! Я не распорядился, потому что он еще вчера должен был прийти, этот самый транспорт!..
Он выскочил из «кабинета», который был отгорожен от цеха тоненькой фанерной стенкой, и помчался туда, куда его призывали, — транспорт не транспорт, черт его разберет!.. В цеху бухало, гудело и шумело, рабочий день в разгаре, все как всегда!
Должность его громко называлась «начальник металлургического производства», а сам себя он называл «в каждой бочке затычка». После того как в мучениях скончалась Советская власть, светлая ей память, из обычного инженера-«производственника» Василий, как и все ему подобные, как раз и переквалифицировался в эту самую затычку!
А как же иначе? Хочешь жить, умей вертеться!.. Собственники моментально разгонят всю богадельню, если богадельня перестанет приносить доход, вот и кумекаешь день и ночь, как бы деньжат побольше добыть для родного завода. Когда получается — хорошо, когда не получается — начинается! Бессонница, скверное настроение, рыбалка с другом Димкой, считай, не рыбалка, а сплошные возлияния под худосочную уху и продолжительный базар о жизни и бабах. Подолгу пить он не мог, начиналась мутота в голове и в желудке, сердцебиение, страх, что сейчас помрешь, и какая-то гадливость, отвращение к себе поднимались — на что тратится жизнь, зачем, почему?..
Потом ветер менялся, находились какие-то решения, и все опять шло хорошо — вон транспорт пришел, надо отгружать, а как теперь отгружать, если все накладные вчерашним днем закрыты! Давай разбирайся с накладными, Василий Петрович, и с транспортом разбирайся, а вечером совещание у директора — какие-то гаврики с Украины нагрянули, подавай им прокат!..
Небось будут просить, чтобы дешевле отдали, и их можно понять. В Подмосковье покупать никаких денег не хватит, только у них в Малороссии, видно, все производства стоят, рады хоть за какие деньги купить, тем более, говорят, американцы им подкидывают на «развитие».
Так что он толком не знал, кто он такой — то ли инженер-металлург, как в дипломе написано, то ли менеджер, то ли снабженец!
Василий Артемьев если и знал что-нибудь про себя совершенно точно, так это как раз то, что он решительно не предназначен для роли любовника знаменитости!..
Нет, может, и есть мужчины, которые для этой роли предназначены и хорошо ее играют, и их фотографии с подписями «Анастасия Волочкова с бойфрендом у бассейна» и «Ксения Собчак с бойфрендом на приеме» печатают в глянцевых журналах и продают по сто пятьдесят рублей в киосках возле метро.
Василию Артемьеву казалось, что покупать макулатуру по сто пятьдесят рублей так же глупо, как взять себе в любовницы эту самую знаменитость. Впрочем, и взять-то ее негде!.. Бойфренд, твою мать!..
Андрей Макаревич, которого Василий очень уважал, как-то пел про то, что «звезды не ездят в метро». Печально пел, потому что, по его выходило, что этим самым звездам негде добыть нормальную девушку и завести с ней нормальных детей, в метро-то они не ездят!.. А там, на небосклоне, у них все сплошные уроды. Василий в метро тоже не особенно ездил, хоть и не звезда, но с тех пор, как лет в двадцать купил свою первую машину, раздолбанную рыжую «копейку», пополам с другом Димкой купил, так и перестал в метро ездить.
С тех пор прошло пятнадцать лет, «копейку» сменила «четверка», потом «шестерка», а потом старенькая иномарочка неизвестной породы, которая ласточкой летала — по крайней мере, ему тогда так казалось. Потом были другие машины, которые он помнил и теперь, и вся жизнь практически так и измерялась — машинами.
В метро он не ездил, но нормальных девчонок вокруг было пруд пруди, и Василий Артемьев никогда никаких затруднений в этом вопросе не испытывал.
Поначалу были сокурсницы по станкостроительному институту — специальность «Машины и механизмы», — потом симпатяшки из заводоуправления, потом симпатяшки из бухгалтерии, потом лапочки из ОНТИ, отдела научно-технической информации, потом незамужние инженерши. Инженерши и те, что из ОНТИ, были образованные, умные, читали книжки и приглашали к себе ночевать не на первом свидании, а примерно на третьем, и очень этим гордились.
Как это ни странно, Василий Артемьев, то ли в силу природной чистоплотности, то ли оттого, что мать всегда говорила правильные слова об ответственности и чувстве долга, очень скоро от всего этого бабского внимания устал.
Ему надоело просыпаться поутру в чужих крохотных квартирах, на цыпочках пробираться в ванную, чтобы не разбудить родителей, спавших в соседней комнате, и младшую сестру, спавшую на балконе, принимать душ среди чужих, незнакомо пахнувших вещей, бесшумно обуваться и тихо-тихо притворять за собой дверь — чтобы никто не услышал. При этом он точно знал, что все слышат, что все обитатели квартиры осведомлены о том, что происходит за тонкой дверкой из ДСП, о том, что дочка «опять кого-то привела». Иногда его знакомили с родителями, и он знакомился, маялся, делал внимательное лицо, когда предполагаемый тесть рассказывал о том, какой он, тесть, был отличник на производстве, а предполагаемая теща, поглядывая въедливо и придирчиво, о том, какие у нее «на даче» плантации огурцов. Предполагаемая невеста смотрела в скатерть, как бы в смущении, хотя — Василий знал это совершенно точно — никакого смущения не испытывала. Или испытывала известное женское волнение, происходящее от того, что в дом пожаловал «жених».
Лет в тридцать он решил, что всю эту мороку пора как-то заканчивать. Пора «остепениться», «завести семью и жить нормальной жизнью», тем более все институтские приятели уже были взрослые дядьки, имели детей и жен, и не по первому разу. А Василий Артемьев все ходил в «женихах», все ночевал по чужим домам, изредка приводил к себе подружек, которые так же зорко, как и их мамочки, поглядывали по сторонам, оценивали, прикидывали. Почему-то ему было неприятно, когда девицы приходили к нему в квартиру, и он всячески старался от их визитов уклоняться, и не понять было, в чем дело. Но как-то не готов был он делить невесть с кем свою личную жизнь, свой диван, свою кухню, где все было именно так, как ему хотелось, — кофейная машина, маленький столик с диванчиком, телевизор на подставке, его собственный мир, который был ему важен и нужен гораздо больше, чем девицы.
Одна, помнится, уселась за его компьютер, влезла без разрешения и, когда он пришел из ванной, уже вовсю читала его почту. Ту он вытурил без разговоров, даже ради секса не оставил — еще не хватает!..
Ознакомительная версия.
