Ознакомительная версия.
– Избавь меня от критики! Мы видимся с тобой в последний раз!
– Почему это? – подобрался Михаил.
– Ты слишком много врешь! – выпалила женщина. – То квартира твоя собственная, то тебе ее сдали, а оказывается, ты к ней отношения не имеешь! То в магазине кулон купил, то у старой родственницы… Сколько лет этой старушке? Не семнадцать случайно? На имя Кира она не отзывается?
По его лицу медленно и жутко, как распарываемый шов, расползлась улыбка. Елена оторопела. Она никогда не видела своего поклонника таким – озлобленным и одновременно наглым, прячущим ярость за деланым оскалом. Без тени стеснения тот осведомился:
– Значит, она уже с тобой познакомилась?
– Скажи на милость, зачем ты болтал о каком-то разводе, о разделе имущества, о проблемах с дочкой, которую видишь только по выходным? – Елена дрожала от нервного возбуждения и не смогла бы замолчать, даже зная, что на карту поставлено все ее будущее. Она была слишком заведена. – Зачем это бессмысленное вранье, я ведь не требовала от тебя никаких исповедей! А если бы ты сказал, что у тебя есть ребенок, которого всю жизнь воспитывал другой мужчина, думаешь, я бы не стала с тобой встречаться?
– Я даже не собираюсь спорить, – абсолютно бестрепетно ответил Михаил, беря ее за локоть и тесня к обочине, так как, стоя посреди тротуара, Елена мешала прохожим. – Раз ты повидалась с Кирой, в голове у тебя теперь скопилась целая куча хлама, и пока ты ее оттуда не выкинешь, общаться будет невозможно. Эта девица ненавидит всех и вся, а особенно – меня и своего покойного отчима. Между прочим, сам дядя Вадик прекрасно ко мне относился!
Женщина поморщилась, услышав это фамильярное обращение, и Михаил иронично кивнул:
– Возмущаешься? А дочка, к примеру, звала его не иначе, как Царь Ирод! С фантазией девочка, а?
– Почему она так его называла?
Тон вопроса настолько отличался от ее прежних, истеричных выкриков, что мужчина оторопело взглянул на собеседницу. Впрочем, он тут же пришел в себя и, пользуясь внезапной переменой в ее настроении, потянул Елену к машине:
– Поедем, поговорим спокойно, хватит развлекать прохожих! Нам тут скоро монетки начнут кидать!
Взглянув на часы, она обнаружила, что обеденный перерыв кончился несколько минут назад. Впрочем, Елена и без часов догадалась бы об этом. В дверях магазина стоял Петр Алексеевич и выразительно смотрел на нее, будто пытаясь эмпирическим путем определить, где кончаются границы совести у подчиненной.
– Меня могут уволить, – пробормотала Елена, поражаясь тому, как мало ее волнует эта возможность. К тому же увольнение было маловероятно, куда реалистичнее впереди вырисовывался выговор или штраф.
Женщина решила, что и то, и другое как-нибудь перенесет, а вот возможность узнать что-то о Кире может и не представиться. Встреча с этой девушкой как-то расцарапала ее любопытство, Елена почувствовала в ней незаурядную, сильную натуру, попавшую в сложнейшую ситуацию. А главное, девушка находилась на грани нервного срыва, и при ее гордости и горячности могла сильно повредить себе. Все это пронеслось в голове огненным вихрем, в какую-то долю секунды, спустя которую она добавила, противореча собственным, только что произнесенным словам:
– Ладно, поехали!
Михаил уже ничему не удивлялся. Усевшись за руль, он, бодро насвистывая, включил радио. Елена, садясь рядом, дернулась:
– Выключи! Так ты мне скажешь, почему она называла отчима Царь Ирод?
– А ты скажешь, как она на тебя вышла? – прищурился в ее сторону Михаил, поворачивая руль и медленно выводя машину с переполненной стоянки. – Что-то загадочное происходит, не могу понять что! Почему она вообще тебя интересует?
– Ну, с некоторых пор мне очень близко все, что касается той квартиры и несчастного профессора, – отчеканила Елена. – А нашла меня твоя дочка очень просто, я дала свой телефон соседке Вадима Юрьевича, на всякий пожарный случай.
– С ума сошла?! – выпалил Михаил, но, встретив негодующий взгляд спутницы, осекся и более мирным тоном продолжал: – Ну, зачем, зачем ты во все это ввязываешься? Это темная противная история, бог знает, сколько грязи вытащат на свет, когда начнут копать вокруг этого убийства! Ты психуешь потому, что тебя вызывали на допрос, но обещаю, теперь следователь отвяжется! Насчет кулона я все могу объяснить и доказать!
– Почему Царь Ирод? – настойчиво повторила женщина.
Он досадливо помотал головой, давая понять, что ему неприятна эта тема. Повисла пауза, и так как она затягивалась, у Елены возникло впечатление, что собеседник пытается что-то срочно придумать. Она насторожилась, заранее готовясь подвергнуть сомнению каждое его слово.
– Кира девчонка злая, но остроумная, надо сказать, – проговорил мужчина, в конце концов. – Во-первых, профессор Коломенцев – отбросим уж «дядю Вадика» – внешне и впрямь походил на какого-то библейского пророка или царя. Седые волосы до плеч, борода, орлиный нос, пронзительный взгляд. Глаза черные, прямо цыганские, хотя сам он был уроженцем Рязанской области, если не ошибаюсь. А во-вторых, это была своеобразная месть девчонки за то, что он назвал ее в честь древнего персидского царя. Она ненавидит свое имя!
– А в-третьих? Ведь было еще какое-то «в-третьих»?
– Об этом я ничего не знаю, – загадочно взглянул на нее Михаил. – Разве что Кира тебе что-то рассказала? Учти, этой девице стопроцентно верить нельзя, у нее слишком богатая фантазия.
– Так ты не знаешь, что твою дочь два года назад пытались изнасиловать?
Она тут же пожалела о своих словах, потому что Михаил едва не врезался в притормозившую у перехода машину. Он попросту не заметил ее, резко повернувшись к своей спутнице, и ударил по тормозам чисто интуитивно, как сам потом признался.
– Ты не знал? – прошептала она, когда машина снова тронулась с места.
– Вот же черт! – выругался тот, не сводя взгляда с дороги. – Ты уже знаешь о ней больше меня! Мне она не исповедуется!
– А ты бы поговорил с ней! Держу пари, даже не пытался!
– Поговори с мотком колючей проволоки! – Михаил снова выругался и внезапно свернул к обочине. Остановив машину, он повернулся к Елене: – Как же это, а? Неужели старый хрыч осмелился?!
– Понимаешь теперь, как метко она его прозвала? – ушла от прямого ответа женщина. – Библейский Ирод тоже вожделел свою дочь, насколько я помню.
– Ну, дядя Вадик, вот сволочь! – бормотал мужчина, с искаженным лицом глядя куда-то вдаль. – Неужели баб было мало? Обязательно девчонку подавай?! Да он же ее на руках таскал, с ложки кормил, подгузники менял! Она же ему больше дочь, чем мне!
«Здоровая самокритика!» Елена не без удовольствия наблюдала за тем, какое впечатление произвели ее слова. Было приятно видеть, что этому человеку, всегда относившемуся к жизни с долей фатализма, не чужды самые простые чувства – тревога за своего ребенка, гнев, жажда мести. Она покачала головой и, дождавшись, когда он перестанет возмущаться, заметила:
– Мне кажется, для тебя представляется случай стать ей настоящим отцом. Она этого ждет и хочет.
– Думаешь? – неуверенно переспросил Михаил. – Да она видеть меня спокойно не может, сразу начинает насмехаться. А гадости говорить умеет, вся в маму! Хотя об умерших плохо не говорят, но… Маша тоже вечно выдвигала претензии, несмотря на то что я ей ничего не был должен. Сама посуди, у нас и романа настоящего не было! Так, несколько встреч, от скуки! Потом расстались, я и забыл, как ее звали-то! А спустя десять лет трах-бах – звонок на работу, мужской голос спрашивает, не желаю ли я познакомиться с дочкой?
Это была уже вторая исповедь за день, которую приходилось выслушивать Елене. Она не перебивала собеседника, не задавала вопросов, больше следя за выражением его глаз, пытаясь отличить ложь от правды. Впрочем, рассказ Михаила был очень прост, посему исказить правду на этот раз ему было бы затруднительно. Он познакомился с дочерью семь лет назад. Инициативу проявила вовсе не бывшая подружка, тогда уже тяжело больная, выглядевшая старше своих лет женщина. Душой этого странного предприятия был ее гражданский супруг, известный ученый, мировая величина в своей области, человек, вообще редко снисходивший до земных дел и мелочей.
– Сперва я подумал, что Маша из гордости не хочет признаваться, что сама меня нашла, вот и валит все на супруга, – рассказывал Михаил. – Но потом пригляделся и понял – она была против того, чтобы я узнал о Кире. Так до конца и разговаривала со мной сквозь зубы, будто я невесть какой подлец. А скажи на милость, как я мог помогать ей с ребенком, если не знал ни о каком ребенке?
– А Кира считает, ты от них сбежал! – не выдержав, вставила Елена.
Тот пренебрежительно отмахнулся, оставив замечание без комментариев, и продолжал:
– Я начал ходить к девчонке по выходным, то раз в две недели, то раз в месяц, как получалось. Удовольствия, сама понимаешь, никакого. Девчонка злится, шипит, как кошка, а когда мать умерла, к Кире вообще стало не подойти. Я знаю, что всегда относился к ней холодно, как неродной, но и ты меня пойми! Как полюбить такую пилу?! Ведь это страшный характер, она может часами долбить все одно и то же, пока не сведет всех с ума! Уж что решила про себя, то решила, а как оно на самом деле, ее высочества не касается! Я все думал, кому, зачем нужны эти мои визиты? Денег от меня никто бы не взял, я даже предлагать не стал. Дом – полная чаша. Дядя Вадик периодически читал курсы лекций в Европе и Америке, где ему платили по нашим меркам бешеные деньги. Он вообще был мужик не промах, не только науку двигал, но и карман набивал. Не в моих алиментах дело, значит? Потом я предположил, что дядя Вадик приглашает меня в воспитательных целях, надеется, что у Киры характер станет полегче, если она начнет общаться с настоящим отцом. Ведь у нее, в отличие от прочих детей, переходный возраст начался аж в семь лет – никакого сладу, сплошные скандалы! Но нет, он сам не раз мне признавался, что с моим появлением все пошло еще хуже. Ты даже не представляешь, что она творила! Хамила мне в глаза, рвала, ломала, пачкала мои подарки, а однажды взяла и отрезала кусок от моего нового пальто! Я так и вышел от них, ничего не заметил, уже на улице добрые люди остановили, сказали.
Ознакомительная версия.
