Ознакомительная версия.
– Да-да, на них стоит посмотреть! Рекомендую: отец и дочь, стоят друг друга, голубчики… Не знаю, кто из них хуже! Заметил, они в трауре? Носят его по тому самому старику, по Петеру Моолу, который умер в октябре. Они ему приходятся сыном и внучкой. Ходят с постными минами, а сами рады-радешеньки, что зацапали наследство! Может быть, они и поторопили деда с уходом на тот свет… Уж очень он зажился! Сын-то вряд ли на такое пошел бы, он просто жадный, но вот девица за грош придушит…
Последние слова Варвара прошипела с ненавистью. За этим по обыкновению должен был последовать занимательный рассказ о злодеяниях и пороках пары в трауре. Александра ждала… Но собеседница молчала. Торг все не начинался. Эльк Райнике стоял рядом с блондинкой и, улыбаясь, слушал ее болтовню. Стекла его очков отсвечивали, глаз было не различить. Зато глаза блондинки Александра видела ясно. В этих ярко-голубых, чуть раскосых глазах читалось неприкрытое восхищение, почти обожание. «Как глупо! – сказала себе художница. – Глупее некуда! Ведь я его ревную к этой девушке!»
– Что ты молчишь? – опомнилась она, поворачиваясь к Варваре. – Я думала, сейчас будет целая история с кинжалами и отравленными кубками!
– Как-нибудь потом, – ответила та с не свойственной ей сдержанностью. – Здесь слишком много глаз и ушей. Да и потом… Расскажешь тебе, а ты все передашь своему ненаглядному часовщику. Он принесет на хвосте своим друзьям, Дирку Моолу и Анне… Да-да, они старые друзья! И у меня будет куча проблем.
– Если это тайна, я никому не расскажу! – пообещала Александра, которую все больше интриговала такая таинственность.
– Нечего, расскажешь! – заявила Варвара. – Тс-с, смотри! Сейчас начнется то, ради чего пришли Моолы, папа с дочкой… Готовится нечто особенное!
Александра вместе с ней обернулась к сцене. На столе был только что выставлен для обозрения новый лот – множество фарфоровых фигурок, которые издали невозможно было хорошенько разглядеть. Художница видела только спины и затылки участников аукциона. Аукционист, вглядываясь в лежавшую перед ним памятку, заметно волновался. Он достал из кармана платок, аккуратно промокнул лоб и гладко выбритую верхнюю губу, затем послал в зал улыбку, ни к кому конкретно не обращенную, и откашлялся.
– Мейсенский фарфор, господа! – возгласил он по-английски. – Знаменитая серия «Дети садовника», одна тысяча семьсот сороковой год. Господа, обращаю ваше внимание на то, что представлены все двадцать три пары, сделанные в одна тысяча семьсот сороковом году! Идут одним лотом! Исключительный случай для коллекционеров! Сохранность высокая, сертификат подлинности выдается на каждую фигурку в отдельности. Повторяю, господа, «Дети садовника», автор Иоганн Иоахим Кендлер. Начальная цена… Вижу, менеер, спасибо, раз!
Торги начались бурно. Цена набавлялась непрерывно, страсти накалялись. Хендрик ван Тидеман от возбуждения грыз набалдашник своей трости. Моолы, отец с дочерью, держались чинно и спокойно, словно и впрямь присутствовали на похоронах. Эльк, так и оставшийся рядом с ними, также не проявлял признаков волнения. Он наблюдал за происходящим с интересом, в котором не было заметно ничего личного. Елена Ниловна, спавшая в кресле за спиной у Александры, внезапно издала короткий зловещий храп. Художница, чьи нервы были натянуты, так и подскочила.
– Ну и ну, – негромко проговорила Варвара, когда торги на пике всеобщего возбуждения внезапно закончились. Шум схлынул, словно вал грязной пены, унося за собой последние отдельные выкрики. – Недооценила я Бертельсманна… Слышала, за сколько ушла серия?
– Что? – пробормотала в ответ Александра. – Я прослушала…
– Любовалась на своего красавца? Вечером наглядишься, у Елены Ниловны! – с легким презрением ответила Варвара. – Не понимаю, что ты в нем нашла?! Полное ничтожество!
– Постой, разве Эльк там будет?
– Все там будут! – Варвара кивнула в сторону сцены. – И папаша с дочкой, Моолы, и Тидеман. И твой красавчик, конечно. Сама-то пойдешь?
– Разумеется! – твердо ответила Александра, следя за тем, как под гром аплодисментов фигурки уносят со сцены. – Встречаемся, как ты сказала: Эммаплейн, в восемь часов. Только где точно?
– Не потеряемся! – с уверенностью заявила Варвара. – Площадь маленькая!
Эльк тем временем оставил своих друзей и, найдя взглядом Александру, направился к ней.
– Не правда ли, грандиозно? – оживленно воскликнул он, приблизившись к женщинам. – Все двадцать три пары фигур! Никогда не встречал полного комплекта! Я думал, это невозможно!
– Это невозможно дорого, – сухо парировала Варвара также по-английски, вздернув плечи. Рубин в ее жабо блеснул, словно капля свежей крови. – Даже за полный комплект. Даже при условии подлинности.
– Подлинность доказана экспертизой, и не одной! – возразил Эльк. – Да, так вот, о чем я… Он повернулся к Александре:
– Я думаю, самое интересное позади, так что мы можем идти, Саша!
– Идите-идите, – с ироничной улыбкой напутствовала их Варвара. – Вечером увидимся. Может быть, я успею еще кое-кого расспросить о твоей Наде. Так запомни – встречаемся в восемь, на Эмма-плейн! Не опаздывай, Елена Ниловна этого терпеть не может.
– Как, Саша? – Очки Элька удивленно блеснули в свете люстр. – Ты тоже приглашена? Я понятия не имел, что ты знакома с госпожой Стоговски!
Он был поражен, и как показалось Александре, поражен неприятно. Она кивнула, наблюдая за тем, как Эльк пытается скрыть свои чувства. На его губах вновь появилась улыбка, настолько искренняя и убедительная, что художница невольно задалась вопросом: а не актер ли перед ней?
«И если актер, то гениальный! – говорила она себе, простившись с криво улыбавшейся Варварой и направляясь вместе с Эльком к выходу из зала. – Быть может, я для него действительно только выход на московский рынок, что в условиях кризиса очень ценно. Хотя… Собственно, так это и есть! И неизвестно, отчего мне в голову лезли всякие романтические бредни!»
После того как они покинули аукцион, прежней непринужденной сердечности Элька как не бывало. Часовщик с Де Лоир сделался немногословен и явно избегал смотреть на Александру. Его как будто что-то угнетало. Женщина, со своей стороны, тоже не торопилась начинать разговор. Она рассчитывала, что ее спутник заговорит первым, не выдержав возникшего напряжения. Александра по опыту знала, что помолчать в таких ситуациях никогда не вредно.
И оказалась права. Когда они свернули на Нес, Эльк заговорил. Правда, речь зашла совсем не о том, что ее волновало.
– Нес! – произнес он название улицы и с улыбкой, вернувшейся на его бледные губы, огляделся. – Старая Нес… Когда-то здесь было опасно гулять, это была улица, куда со всего мира сливался всякий сброд – проститутки, воры, убийцы, бродяги… Бабушка мне рассказывала, что Нес обходили стороной еще во времена ее юности. Здесь среди бела дня пропадали люди, и никто никогда о них больше не слышал. А сейчас – взгляни, Саша! До чего все респектабельно, невинно выглядит! Этот город молниеносно меняет маски. Кварталы красных фонарей – а за углом церковь Святого Николая. Дальше вокзал, Королевский дворец и снова кварталы красных фонарей… Это кружит голову, раздражает нервы. Многие ненавидят Амстердам за эту многоликость.
– Но не я, – негромко ответила Александра. – Я его сердечно люблю.
– Да, знаю, – так же тихо, в тон ей, ответил Эльк.
На город начинали спускаться сумерки, плотные сумерки начала декабря. Небо расчистилось, сырой воздух был неподвижен. На мокрой мостовой лежали размытые огни – отсветы многочисленных витрин. Прохожих было немного, и пара, остановившаяся на углу, никому не мешала. Александра ясно видела глаза своего спутника в свете, падавшем из окна ближайшего ресторана. Она читала в этом взгляде тяжелое сомнение, настороженность и… То, что ее поразило – страх.
– Ты давно знакома с госпожой Стоговски? – задал он наконец вопрос, которого ждала Александра.
– Да я с ней, собственно, вовсе не знакома! – призналась Александра. Она держалась того мнения, что лгать следует в самом крайнем случае, если речь идет о спасении жизни. – Нас только что познакомила Барбара.
– А с какой целью она это сделала, как ты думаешь?
Этот вопрос не столько удивил, сколько возмутил Александру. Она посчитала его вторжением в свою частную жизнь и ответила хотя правдиво, но довольно сухо:
– Мне нужно как-то зарабатывать, видишь ли.
– Что-что?… – Эльк запнулся. Его правильное лицо исказила неприязненная гримаса. – Ты ничего не заработаешь на Стоговски. Старуха – настоящий дьявол. Не говоря уж о том, что на ней никто еще не нажил ни гроша, она может доставить массу проблем.
– Допускаю, – все так же сдержанно ответила художница. – Но она может хоть что-то знать о моей пропавшей подруге.
И вновь судорога, как молния, пробежала по лицу мужчины, стоявшего в шаге от Александры. Он поджал губы и покачал головой:
Ознакомительная версия.
