Ознакомительная версия.
Корабль развернулся и, слегка покачиваясь, двинулся к середине реки. База находилась ниже по течению. Диана вышла на палубу к Михаилу:
— Посмотри, это называется «свадьба рек»!
За бортом водная поверхность делилась вдоль на две части: чёрную и белую. Текли не смешиваясь, как два потока. Четкая граница плавно извивалась то в одну, то в другую сторону. Закручивала меандры и снова расправлялась тянулась вниз.
— Похоже на мостовую Копакабаны в Рио-де-Жанейро, — улыбнулся Михаил. — Инь и Янь!
— Да, здесь очень много загадочного, — согласилась Диана, я сама первое время пугалась. Потом привыкла. Пойдем в каюту!
Они зашли к себе и сели на постель.
Михаил склонился вперед, поставив локти на колени, сцепив руки в замок — ровно сидеть мешала верхняя полка. Подумал, что очень много символичного в этой стране. Всё как-то связано между собой. Словно наступающая цивилизация еще не сумела разрушить всеобщую гармонию, великую всеобъемлющую связь этого дивного края.
— Амазонка течет из Анд, несёт с собой белый ил, — поясняла Диана, — а Риу Негро из заболоченных мангровых зарослей. Полна тонинов разлагающихся растений. Ближе к Атлантическому океану они перемешиваются. Индейцы назвали эффект «свадьбой рек», имея в виду, что судьбы мужчины и женщины после встречи переплетаются постепенно и только потом превращаются в семью. Принимают один цвет.
Она обхватила Михаила за предплечье, прижалась к плечу.
«Да… в семью… — думал Михаил. — Всё здесь просто. Переплелись, спутались и на тебе — свадьба. Все рядом. А когда ты за тысячи километров? Вполне мог жениться на Лили, усыновить её ребёнка, жить припеваючи. Не сложилось. Почему? Или сам не сложил? Отчего в сорок пять — ни жены, ни детей. А теперь и ни дома. Только нижняя койка в каюте непонятно как и куда плывущего корыта, рядом землячка с поломанной судьбой. А впереди — неизвестность. Прозевал — получи. Прошёл мимо своей любви. Всё время хотел начать с чистого листа, чтобы девушка неиспорченная была, молодая… чтобы дом был полон, машина, дача…»
Диана приняла раздумья Михаила на свой счет. Погладила его по голове.
— Ты не обижаешься, что я тебя сюда затащила? Ведь вдвоём лучше, правда? Ты не жалеешь?
— Ну, что ты, — пробубнил Михаил, — что бы я без тебя делал.
Внезапно вспомнил свои беспомощность и страх, когда Лили сообщила об обыске, как убегал от бандитов, вскакивал в автобус с иностранцами. Думал — хана! По телу пробежала дрожь. Ощутил огромную благодарность к Диане. Будто заново пережил её откровения о войне, погибшей сестрёнке. В глазах защипало. Он притянул девушку к себе и крепко поцеловал. Удерживал губы своими, проникая языком внутрь, касался нёба и зубов пока не прошла резь в глазах. Подумал, что характер у него сволочной: как только наладилось с кем-то — так вспоминает про Лили. А стоит расстаться с Дианой — будет с нежностью думать о ней. Мазохизм какой-то…
Раздался знакомый длинный сигнал парохода. Кого-то приветствовали. Стук в дверь. Михаил открыл. Это был Ганс. Сказал, что нужно идти работать: швартоваться и грузить продукты. Корабль подошел к пирсу.
Когда Михаил взвалил на себя мешок сахара, немец одобрительно похлопал его по спине. Меркель тоже участвовал в погрузке, но брал, что полегче. Все время улыбался.
Через час судно направилось за туристами.
Это была группа из десяти американцев. Пять пар. Двое пожилых мужчин в инвалидных колясках. Трое помоложе. Женщины соответствовали их возрасту. Экскурсия — в экзотические места Амазонии. Корабль направился вверх по течению белой реки.
Михаил с Дианой вставали с рассветом. Готовили завтрак, потом обед, к вечеру ужин. Вместе с капитаном и механиком ели после гостей. На ночь корабль утыкался носом в какую-нибудь старую заброшенную пристань или берег. В темноте плыть было небезопасно. Река несла много топляка и вырванных с корнем деревьев. Михаил обвязывал канатом дерево покрепче и все шли спать. Иногда механику требовалась помощь, и Михаил спускался в машинное отделение. Меркель знал свое дело. Объяснялись жестами.
Шли двое суток.
Американцы хлопот не доставляли. Те, что в колясках, постоянно сидели на корме рабочей палубы с фотоаппаратами. К ним периодически подходили женщины. Ухаживали. Приносили напитки, сигары, выполняли другие просьбы. То ли жёны, то ли сиделки — было не понять. Те, что помоложе, — на верхней палубе за длинным столом пили виски, громко болтали. Играли в карты. Кидали кости. Спорили. Иногда очень громко, что казалось — подерутся. Быстро подходили женщины, успокаивали. Потом возвращались на открытые шезлонги, продолжать загорать.
Когда закончилось виски — позвали капитана, и тот поставил за барную стойку Меркеля. Стали пить местную кашасу. В перерывах читали газеты, куда-то звонили, похоже — делали ставки. Глядели по сторонам на береговые постройки индейцев, проплывающие мимо лодки. Приветственно махали руками, улыбались ответным жестам.
Долблёнки индейцев были узкие и длинные. Рулевой сидел на корме. Мощные моторы приподнимали нос лодки высоко из воды, так, что сидящий спереди индеец, свесив ноги, выглядел гальюнной фигурой. С удивительной лёгкостью держал равновесие.
Места довольно однообразные: огромная река с беловатой глинистой водой, периодические отмели, сплошная стена джунглей по берегам и островам. Периодически встречались пароходики с дизельными двигателями, аналогичные «Клипперу». Чаще — просто лодки с надстройками и крышами из брезента. Звучали длинные приветственные гудки. Михаил вспоминал свой автомобиль. Изредка по берегам располагались поселки из нескольких хижин. Плавучие или на сваях вдоль высокого берега. Рядом кокосовые пальмы, на воде покачивались лодки с мотором и долблёнки. На холме бродили то ли большие белые козлы, то ли маленькие быки — не понять. Куры похожи на российских, собаки — тоже. Но лая не слышно.
Палило солнце, было жарко. Лёгкий ветерок от неторопливого движения парохода мягко обдувал открытые части тела. Делал прогулку приятной. Изредка начинало темнеть. Становилось душно. Горячий ветер поднимал на реке небольшую волну. Набегали низкие кучевые облака, начинался дождь. Михаил и Меркель опускали боковой брезент с наветренной стороны, и отдыхающие продолжали сидеть, не боясь промокнуть. Вскоре проглядывало солнце, быстро высушивало тент. Словно дождя и не было. Штору поднимали.
Капитан ставил помощника за штурвал, а сам сидел со всеми, обращал внимание туристов то на притаившегося у берега крокодила, то на стаю крикливых попугаев. Объективы камер сразу устремлялись в ту сторону.
Неожиданно на косу в сотне метров от корабля вышел тапир. На палубе всеобщее возбуждение — теперь редкое животное даже в Амазонии. Активное обсуждение, щёлканье фотоаппаратов. В этот момент под навес залетела огромная ярко-синяя бабочка. Среагировать не успели. Упорхнула не запёчатлённой. Американцы огорчились.
После заката все пассажиры выходили на палубу. Слушали тарахтение двигателя, скрип крепежа, свист, бульканье… С берега звучали цикады, что-то ухало, вскрикивало, било по веткам. Вся ночная братия вылезала на воздух, чтобы исполнить для туристов арию Амазонки.
Капитан травил байки о том, что здесь водится обезьяна-вампир. Когда человек засыпает — она подкрадывается и сосет кровь. В воде живут черные тонкие рыбы, похожие на угрей, и когда местные жители занимаются любовью, те проникают через отверстия внутрь и там сжирают внутренности.
Иногда ночью появлялись комары. Народ, переполненный впечатлениями, спешил по каютам.
Свободного времени у Михаила было немного. Всегда находилась какая-то работа.
Придя к намеченной цели — небольшой лагуне, пароход пришвартовали к большому пирсу. Здесь было много аналогичных судёнышек. В больших домах на плаву разместились прилавки с местными поделками, фруктами, рыбой, чучелами земноводных.
Понадобилась помощь Михаила при спуске по трапу инвалидов. Всё обошлось хорошо, и Ганс был доволен.
Изредка Капитан заставлял Михаила дежурить ночью, тогда утром давал поспать. Иногда дежурил сам или ставил механика.
«Чем не курорт? — думал Михаил, обнимая ночью Диану. Чувствуя, как она отдается телом и душой. Ему казалось, что девушка нашла в нём кусочек своей далекой родины и теперь наслаждается общением, разговаривает с близкими, обнимает, целует. Только ему она могла рассказать, что накопилось в душе. Казалось, что она стала легче, словно выплеснула часть непосильной горечи, накопленной за войну, бегство и жизнь в эмиграции. Воинственность Дианы рассыпалась, обратившись в шелковистую, тихую грусть.
Михаил подумал, что человек, покинувший свою родину, приобретает повышенную чувствительность. У него нет опоры под ногами, и каждое дуновение кажется ему штормом. Но сам он не мог разделить радости подруги — его прошлое продолжало быть с ним здесь и сейчас. Оно напоминало о себе ежесекундно. Могло нагрянуть и оглушить в любой момент, снова всё перевернуть.
Ознакомительная версия.
