– Нет, ты одна меня спасла, и я обязан тебе жизнью, – настойчиво повторил Кар.
– Хорошо, – вздохнула Серэна, – я найду, как ею распорядиться, а пока возьми мне еще джина.
После этого происшествия и возникшего за ним странного, такого вроде невинного, но на самом деле такого многозначительного разговора их отношения приобрели новый характер. Стало меньше шуток, смеха, легкомысленной болтовни – больше серьезных бесед, больше внимания друг к другу, появилась какая-то скрытая нежность. О чем бы они ни говорили, казалось, в словах присутствует какой-то иной тайный смысл. Они не целовались, не говорили друг другу слов любви, тем более не позволяли себе какие-либо вольности.
Они словно несли сосуд с драгоценным вином, которое так хочется испить, но которое не пьешь, чтоб продлить радость предвкушения…
Кроме Элизабет, никто, даже Лоридан, не заметил шишки на затылке Кара.
– Где это тебя угораздило? – поинтересовалась она.
– Да так, какой-то мальчишка на пляже засветил мячом, пустяки, – отвертелся Кар.
Даже ее он пока не посвящал в тайну своих отношений с Серэной. Отношений? Каких, собственно? Ходить на пляж, в ресторан, на прогулку? Разве раньше не было такого с другими девчонками? «Нет, – отвечал себе Кар, – тогда все было не так, совсем не так», – и, не уточняя, прятал от окружающих стыдливую улыбку.
Глава V
ОЧЕНЬ ТРУДНОЕ ЗАДАНИЕ
Хотя Кар привык к тому, что Шмидт каждое задание предваряет словами о том, что оно «очень трудное», «такого еще не было», «требует концентрации всех физических и нервных сил» (Шмидту особенно нравилось выражение «концентрация сил»), на этот раз чувствовалось, что дело серьезное.
Шмидт сидел нахмуренный, озабоченный, он забыл причесать свою легендарную бороду. Пиджак висел на спинке кресла. Его плечи пересекали ремни кобуры огромного пистолета. Шмидт давно уже не участвовал ни в каких опасных операциях, но всегда носил пистолет, а злые языки утверждали, что порой его заставали в кабинете одетым в бронежилет.
– Видишь ли, Кар, все, что было до сих пор, пустяки (а как же все «труднейшие», «важнейшие» задания?). На этот раз все очень сложно. Ты, надеюсь, знаешь, кто такой Дюваль?
– Да не очень, – промямлил Кар, – я ведь недавно вернулся.
– Видишь ли, – Шмидт нравоучительно ткнул пальцем в воздух, – даже если бы ты был на Луне или на Марсе, то все равно обязан знать, кто такой Дюваль! Это не миллионер, нет. Это даже не миллиардер. Это мультимиллиардер! Он зарабатывает в день больше, чем все сотрудники нашего агентства за век! Ну, скажем, за десять лет! Даже за год. Тоже неплохо.
Некоторое время Шмидт смотрел на Кара, наслаждаясь произведенным впечатлением.
– А? Представляешь? Так вот… застегни привязной ремень, а то упадешь. Так вот… у него похитили дочь!
На этот раз Кару не пришлось притворяться – он действительно был поражен. У Дюваля! Дочь! Похитили! Невероятно!
В общем-то, Кар, конечно, о Дювале кое-что слышал, как и все в стране, поскольку нельзя было открыть газету, включить радиоприемник или телевизор и не натолкнуться на это имя. Банкеты, приемы, благотворительные вечера, встречи со знаменитостями, но и громкие процессы, банкротства конкурентов, ловкие аферы… И всюду в том или ином качестве присутствовал Дюваль.
Выходец из богатой семьи, наследник большого состояния, он благодаря энергии, уму, предприимчивости, а главное, полному отсутствию принципов сумел за двадцать – тридцать лет сколотить огромное состояние. Ему принадлежали банки и страховые компании, нефтяные скважины и железные дороги, отели и магазины. Все приносило доход, доход вкладывался в новые предприятия, в свою очередь приносившие доход. Благодаря широчайшему диапазону интересов кризисы не затрагивали гигантскую империю Дюваля: если в какой-то отрасли намечался прорыв, остальные отрасли прикрывали брешь. Дюваль был сказочно богат – дворцы, виллы, особняки, яхты, реактивные самолеты – все это в изобилии числилось в его хозяйстве. В отличие от большинства миллионеров, круглые сутки занятых приумножением капитала, Дюваль вел бурную светскую жизнь – трижды был женат, имел множество друзей среди актеров, журналистов, художников.
В своем богатстве он достиг того уровня, при котором капитал растет уже сам по себе, без его участия.
Над этим меркантильным делом трудились день и ночь сотни управляющих, директоров, бухгалтеров, юрисконсультов, доверенных лиц, не говоря уже об армии служащих.
Как и многие богачи, Дюваль выбрал своей постоянной резиденцией этот город у моря. Он жил в огромной вилле, вернее, в замке, который когда-то был приобретен им в Италии, по камню перевезен сюда и восстановлен в первозданном виде. То, что замок был средневековый и у себя на родине стоял на высокой горе, а здесь вокруг него раскинулся парк полутропический, морской пейзаж, гаражи, бассейны, беседки и многие другие ультрасовременные сооружения и на этом фоне он выглядел нелепо, ничуть не смущало Дюваля – у него было очень много денег и очень мало вкуса.
На территории парка размещался ипподром, спортивный городок с футбольным стадионом, вертолетная площадка и даже, учитывая размеры парка, небольшая железная дорога. Несмотря на внешнее легкомыслие, кажущееся равнодушие к делам и показной открытый, веселый характер, Дюваль был человеком жестким, беспощадным и правил своей необъятной империей железной рукой. Все это Кар знал. А вот о том, что единственной слабостью Дюваля была его дочь, не знал.
Восемнадцатилетняя Ирена – очаровательная, хорошенькая, капризная, ни в чем не терпевшая отказа, – чем старше становилась, тем больше осложняла жизнь отца. А отец не чаял в ней души.
С раннего детства Ирена имела любые игрушки, какие только могла пожелать. Когда-то это были сделанные на заказ хитроумные куклы, поющие механические птицы, плавающие механические рыбки… Потом появились другие, более интересные, сложные и дорогие. Теперь у Ирены имелась дюжина гоночных машин, скутеров, спортивных самолетов, породистых лошадей и собак…
Она увлекалась верховой ездой, стрельбой, прекрасно плавала, играла в теннис. У нее были и живые игрушки – сначала няньки, бонны, гувернантки, теперь – тренеры, жокеи, шоферы, пилоты, которыми она командовала с тем же презрением, что и отец своими служащими.
Дюваль умилялся и восхищался талантами своей дочери, не очень-то отличая причуды и капризы от подлинных увлечений. Но вот уже год, как у Ирены появилось то, чего больше всего опасался ее отец – интерес к мальчикам.
Разумеется, Ирена, эмансипированная и не признававшая ничьей власти, и раньше порой увлекалась мальчишками из ее бесчисленных компаний. Но именно ее властный деспотический характер отпугивал поклонников, и увлечения далеко не заходили.
Однако в последнее время изменились компании. Вместо таких же богатых наследников и наследниц, шалопаев и светских бездельников, как она сама, Ирена стала водиться с какими-то оборванцами, хиппи, подозрительными заросшими юнцами, грязными лохматыми девчонками. Все они курили (уж не наркотики ли?), не учились, не работали, никакого уважения несметное богатство Ирены и имя ее отца им не внушали.
Грязной и оборванной Ирена пока еще не ходила, но уже носила какие-то потертые джинсы, нелепые майки с чудовищными изображениями и разбитые сандалии.
Конечно, всей информацией о времяпрепровождении дочери Дюваль располагал. Попытка открыто приставить к ней телохранителей закончилась скандалом – Ирена пригрозила, что покончит с собой, и, чтоб успокоить отца, закончила курсы каратэ. Но все же два-три надежных, нанятых в глубокой тайне детектива следили за ней. Это было нелегко, учитывая непредсказуемые выходки Ирены, которая постоянно ускользала из-под наблюдения.
Выяснилось, что однажды она не ночевала дома, что отдала какому-то парню из ее новой компании машину и тот разбил ее, что кто-то из ее друзей числился в картотеке наркоманов.
Ссоры с отцом становились все серьезней. Папаша Дюваль грозил отправить дочь в другой город, перестать давать ей деньги, упрятать ее друзей в тюрьму. Дочь грозила, что покончит с собой, уйдет из дома, объявит голодовку…
В подобных столкновениях прошел последний год.
И вот наступил неожиданный финал.
Дюваль радовался, когда дочь была с ним ласкова и приветлива, и долго не замечал, что это неизменно совпадало с очередной денежной просьбой. Наконец поняв, в чем дело, стал донимать дочь подробными расспросами. Ссоры участились. А потом неожиданно прекратились. Ирена вроде бы взялась за ум. Она прилежно училась, перестала, как ему казалось, водиться со всякой «швалью», чаще бывала дома, проявляла к отцу куда больше внимания.
Дюваль объяснял это новым, первым серьезным (как он наивно полагал) романом дочери. Дело попахивало замужеством. Дюваль не был бы Дювалем, если б не навел о предполагаемом женихе дочери подробные справки.
