А он еще больше пить стал, потому что приказы начальства не обсуждаются. Зато взяли его в Генштаб, на побегушки, повысили в должности, а Галочку пристроили в секретари в Министерство обороны. Туда и пришел работать Финк. Как-то увидел у нее порез на руке, пожалел. Другой раз на ноге синяк - спросил: откуда? Она в слезы.
Муж - бьет. Пьет и бьет.
Финк был единственным человеком, который для нее что-то сделал в этой жизни. Ей казалось - выхода нет. Муж приходил пьяным каждый день. Они больше не спали в одной постели, а молодой майор улыбался с порога и выплевывал пахнущие спиртом и куревом слова: "Ты чё, Галчонок, все круто!" И Галочка превращалась в сестру милосердия. Родители из Тулы писали, чтобы она срочно родила ребенка, а она боялась этого.
Она даже не знала, чем ей может помочь новый начальник, когда он предложил свою помощь.
Ни лечение, ни перевод в подмосковный гарнизон, ни наказание мужа - ей, Галочке, не принесли бы облегчения. А уйти ей было некуда. И вот тогда Фипк снял для нее комнату в тихом переулке за Сретенкой. Ее зарплаты хватило, чтобы за три месяца купить в комнату маленький детский хохломской столик, кресло-кровать и холодильник "Морозко". Кое-что забрала из дома, свою одежду, плед и подушку. Первое время обходилась без телевизора, телевизор она могла бы забрать у мужа, по уезжала она днем, пока тот был на службе, а телевизор тяжелый, одной не дотащить. Зато в ту осень и зиму она пересмотрела весь репертуар московских театров, могла сказать, в каком порядке располагаются залы в Пушкинском музее и Третьяковке. Галочка подала на развод. Вскоре Приходько перевели служить на Сахалин.
Адольф Зиновьевич не был похож пи на кого в министерстве. Нет, конечно, многие рвались сделать карьеру, выслуживались, строили козни, подсиживали и подставляли коллег, начальников и даже обслуживающий персонал, гражданских, чтобы на их место посадить своих людей, но породы в них не было. Это невозможно объяснить словами. Да и порода не всегда от происхождения зависит, а от того, сколько в кого природа силы и индивидуальности внутренней заложила. Характеры-то потом портятся, а порода остается.
У Финка были амбиции. Они ярче погон сверкали на плечах его штатского импортного костюма, они были вплетены в его аккуратную стрижку, шлейф этих амбиций тянулся за ним тонким запахом мужских духов "Шанель No5". Такого мужского шарма Галочка еще не видела. Она ловила аромат его парфюма, даже тот воздух, который он выдыхал, она ловила. Она мечтала по ночам до пяти утра, а до десяти вечера просиживала на работе. Даже когда он впервые накричал на нее, она продолжала трепетать от своей страсти. Но Финк не замечал ничего. Или не хотел замечать.
Отношения их все более налаживались: начальник и секретарь притираются друг к другу, так же как и молодожены. Галочка летала на работу на крыльях, Финк ездил на машине с мигалкой.
Мигалка - это был у него юмор такой, тоже амбициозный. А о его второй жене никто никогда не слышал. Только когда родился сын, Финк дал Галочке сто двадцать рублей, попросил накрыть стол и пригласить трех начальников отделов и главного бухгалтера. Галочка плакала всю ночь.
А на следующее утро принесла огромный букет, поставила на столе шефа...
СУДЬБА
Братченко попросил разрешения проводить Галочку до дома. Дорога была недлинная, да время позднее. Девушка заинтересовала его. И он даже не стал пошлить, спрашивая: не "Галина ли она Бланка, буль-буль"?
За два дня знакомства Братченко прикинул, понял, что Галя - женщина порядочная, скромная, а главное - в ней было много того, что ему так нравилось: кроткая улыбка, виноватый взгляд.
Он поглядывал на нее весь день, изучал, замечал нюансы: красные глаза, мокрый платок, вежливую улыбку, вот она календарь в кабинете Финка перевернула, вот чаю Вите и оперативникам поднесла. Вот осторожно налила себе стакан сока. И сразу зажала нос пальцами, слезы потекли, не сдержалась.
- У вас тут, наверное, спокойный район, всетаки самый центр.
- Не знаю, меня Бог миловал, а вот Адольфа Зиновьевича нет, - Галочка отдала Вите сумку с заказом, и они вышли на улицу.
- От судьбы не уйти...
Они спустились к бывшей площади Ногина, по подземному переходу прошли на другую сторону улицы. Сегодня Галя впервые ушла с работы вовремя. Да и то после всех, народ с улицы уже схлынул в метро, на площади в сторону набережной образовалась небольшая пробочка, а Москва расцветала, налила горячим солнцем, слева за памятником Кириллу и Мефодию, сверкающим на солнце, зазеленел вечно бурый бульвар, как и предрекала Серафимова.
Город чем-то напоминал морской порт, омытый солнечным ветром, отражающий блики волн, расцвеченный яркими красками и переизбытком света.
Виктор видел, как Галя стесняется, как краснеют ее уши от неловкого молчания, как она подбирает слова. И тогда он сказал то, что сблизило их почему-то сильнее, чем все разговоры во время исследования кабинета Финка.
- Адольфа Зиновьевича будут хоронить в понедельник. Похоже, вам придется заниматься поминками, хотите, я вам помогу? Ваши шефы решили Финка кремировать. У него ведь родных нет, только вы.
- Сын, - поправила Галя, - маленький. Родители умерли. Можно сказать, у меня на руках.
- Как это?
- И отец, и мать умирали в больнице, а ездила-то я, и устраивала, и навещала.
- Да, вот и выходш , что кроме вас никому нет дела, как его проводят, ни женам, ни Кате этой.
- Удалось ее найти? - Галя напряглась, Братчепко это почувствовал.
- Найти не удалось, по установили личность - запросто. Сказать не могу, извините, секрет.
Они подошли к знакомому дому, Галя показала свои окна. Тоже на пятом этаже, рядом с окнами Финка, только в другом подъезде. Балконы разделены невысокой кирпичной стеной. Странное совпадение. Договорились завтра вместе пойти после работы на рынок, поминки будут организованы в доме отдыха недалеко от Москвы, в столовой. Но кое-что нужно прикупить и для морга, и для кладбища. Тут без мужской помощи не обойтись.
КАРЛСБАД
Новый постоялец "Империала", доминирующего над Карлсбадом своим величием, своей громадностью и тайной, вышел из этого суперотеля вечером и остановился под длинным навесом на зеленой дорожке.
- Где здесь можно взять машину? - спросил он пожилого лакея.
- У нас, пан, - кивнул тот и незаметным жестом подозвал дежурившее невдалеке такси.
- Нет, машину напрокат, в аренду, - пояснил молодой человек несколько раздраженно.
- У нас, сэр, - снова вежливо и с достоинством улыбнулся лакей, показав ладонью в белой перчатке на рецепшен внутри отеля.
Молодой человек вернулся в холл и вспомнил примету: или пути не будет, или вечер сложится неудачно. Тем не менее оформил на свое имя автомобиль "шкода" темно-зеленого цвета и, заплатив за недельную аренду, укатил в сторону Оленьего скока. Для этого он пересек почти весь город, дважды поднимался на холмы и спускался к самому Термлю. Он проехал по Карлову мосту через огромную, заросшую красивыми стометровыми дубами, впадину с речушкой Тепла на самой середине, и оказался на бульваре Старая Лукка.
По левую сторону начался уже вовсю зеленеющий ранней газонной травкой величественный Карлсбадский сад, по правую шли центральные кварталы города с бесчисленными отелями, бутиками, пансионами и всем тем, что так необходимо отдыхающим в этом мире комфорта и здоровья.
Справа остался вдали старинный, светлого камня, похожий на Нотр-Дам, храм Марии Магдалины, с пятнадцатого века строго охраняемый орденом монахов Святого Креста, подсвеченный со всех сторон, с прилегающей к нему красавицей Вржидло - Великой галереей вод. Над стройным рядом административных зданий небо было расцвечено столбами света от мощных прожекторов; откуда-то доносилась музыка. Свернув с бульвара налево, молодой человек притормозил - и, как оказалось, вовремя. Нужная ему улица как раз начиналась после перекрестка, необходимо было свернуть налево, за великолепную даже в этом непревзойденном городе виллу "Пупп". Круглые и конусовидные кусты уже покрылись весенней салатовой дымкой, а в небольших, лежащих, словно блюда, лужайках скопился предвечерний туман. За Замковой колоннадой начинались частные особняки. Это была небольшая улица, где чуть ли не у каждого дерева стоял указатель, запрещающий парковку.
Двух- и трехэтажные разноцветные, так не похожие друг на друга, но все же однотипные коттеджи стояли в глубине, но так как участки были невелики, от ворот до каменного крыльца было рукой подать. Вниз вела дорожка подземного гаража, закрытого подъемными воротами. В окнах домов уже виднелись огни, но молодой человек остановил машину возле неосвещенного особняка и потушил фары. Положив руку на спинку соседнего сиденья, он приник к боковому стеклу и внимательно вгляделся в темные окна коттеджа. Потом снова завел мотор и проехал дальше по улице, вспомнив, что где-то там должна быть большая бесплатная стоянка. Обратно к особняку он вернулся неторопливым прогулочным шагом, очевидно, надеясь, что за это время объявится хозяин дома. Но окна особняка по-прежнему зияли чернотой, и молодому человеку показалось, будто дом всем своим видом говорит, что его хозяин еще далеко и возвратится не скоро.
