Ван-Ин сидел в безопасности по другую сторону двери. Он курил одну сигарету за другой. Было лишь вопросом времени, когда она достигнет point of no return[30].
Каждые полчаса он отодвигал ставню и заглядывал в камеру. К полуночи частота ее приступов гнева стала сокращаться. Чем тише становилось, тем чаще Ван-Ин заглядывал. Линда сидела, скрючившись, на нарах. Она стучала зубами. На ее плечах повисло грубое, вонючее одеяло. Ранним вечером Ван-Ин потребовал, чтобы пришла женщина-полицейский. Она сняла мокрую одежду с Линды. Подозреваемая вовсе не должна была подхватить воспаление легких.
В полтретьего он послал молодого агента за сигаретами в ночной магазин. Время начинало поджимать. Это была единственная ночь, которую он получил, чтобы заставить ее встать на колени.
Ван-Ин зажег сигарету, отодвинул ставню и выпустил облако дыма внутрь камеры. На несколько секунд их взгляды встретились. Едкий запах сигаретного дыма вывел ее из состояния летаргии. Она подпрыгнула, как кошка, у которой загорелся хвост.
– Извращенный майонезный лгун! – закричала она. – Грязный любитель резиновых палок, лимонная морда, геморройная шишка, пожиратель луковых колбасок, член из спагетти, канареечный насильник, сиськи макаки, ссаное дерево…
Проклятия прекратились. Ван-Ин продолжал выпускать дым в ее камеру и усмехался. Эта усмешка была последней каплей, переполнившей чашу терпения. Линда ринулась к двери, держа вытянутый палец наготове. Ван-Ин сделал шаг назад, сел на стул и слушал, как она колотит в дверь. Она делала это в течение десяти минут, потом рухнула и принялась истерично рыдать, сбросив одеяло на пол. Если бы Ван-Ин вошел в камеру сейчас, он бы рисковал получить немедленное отстранение от работы. Ни один главный комиссар не стал бы его покрывать, если бы было доказано, что он находился в камере один на один с голой женщиной больше десяти секунд.
Наконец Карине Неелс подала Линде ее одежду, с грехом пополам высушенную над электрическим обогревателем. Одежда была еще влажной на ощупь, но Линда не протестовала. Недавняя вспышка гнева лишила ее последних сил. Она одевалась, как зомби. Шоковая терапия совершенно лишила ее чувства времени. Сколько она сидела здесь взаперти? Когда ей можно будет домой?
– Она готова, комиссар, – сказала Карине, когда Линда была полностью одета. – Хотите, чтобы я еще ненадолго осталась?
Она задала этот вопрос из озабоченности. Ее присутствие могло избавить комиссара от массы неприятностей.
– Твоя помощь мне пригодится, госпожа Неелс.
Карине кивнула. Ей нравилось, что Ван-Ин обращается к ней на «ты». Несмотря на сплетни, которые ходили о комиссаре, она считала его классным парнем.
Ван-Ин сделал глубокий вдох. Он неохотно доверял молодому полицейскому. Однако большого выбора у него не было. Было пятнадцать минут пятого. Время поджимало.
– Но тогда ты должна мне торжественно пообещать, что все, что ты сейчас услышишь и увидишь, останется строго конфиденциальным.
Ее сердце сильно стучало. Когда она еще училась, однажды выкурила косяк. Покалывающее чувство, которое сейчас ползло от позвоночника к шее, было по меньшей мере таким же приятным.
– Само собой разумеется, комиссар.
Ван-Ин улыбнулся. Девушка была еще зеленая, и эта ситуация была скорее преимуществом, чем недостатком.
– Вероятно, госпожа Артс располагает информацией, необходимой для удачного раскрытия дела. Ты это понимаешь, госпожа Неелс?
Конечно, она понимала. Она внимательно следила за делом о скелете.
– Зовите меня Карине, – прошептала она заговорщически.
«Господь милосердный. Ну вот, началось», – горько подумал Ван-Ин.
Линда покорно прошла в кабинет 204. В ее глазах дремало отчаяние. Ее самоуверенность была сильно подорвана. Начало сказываться принудительное воздержание от алкоголя, и «зеленый змий» безжалостно начинал свое последнее наступление. Если бы Ван-Ин сейчас сообщил ей, что ее сажают в тюрьму на полгода, она бы ему безоговорочно поверила. Она почти с ума сходила от этой мысли, потому что запереть кого-то – это самое страшное, что ты можешь сделать с ближним.
Ван-Ин предложил Линде стул. Она его за это чуть не поблагодарила. Специалисты называют такую реакцию «хельсинкский синдром». Этот термин был придуман в семидесятых годах, когда новости о захватах повсеместно разрывали эфир. Психологи констатировали, что при захватах между заложниками и захватчиками со временем возникает что-то вроде дружеской связи. Двадцать лет назад такая особая связь обычно возникала через несколько дней, но в нашем обществе, в котором все происходит мгновенно, такая связь устанавливалась, разумеется, гораздо быстрее.
Линда села. Она наклонила голову, положила руки на колени, как русская крестьянка после тяжелого дневного труда. Карине Неелс стояла позади нее по стойке «смирно», как часовой. Поэтому в этой картине было что-то восточноевропейское. Не хватало только кожаного пиджака и режущей глаза настольной лампы.
– Госпожа Артс, – сладко произнес Ван-Ин. – Боюсь, мне надо задать вам еще несколько вопросов.
Линда затаилась. Она была напугана до смерти. Она помнила фильм, в котором в женщине-охраннике внезапно проявилась кровожадная садистка.
– Я хочу знать, каких людей ваш муж эскортировал в загородный дом господина Вандале.
Линда подняла глаза. Вилльям много раз заклинал ее никогда не называть имен.
– Я никогда в это не вмешивалась.
– Ну как же, госпожа Артс. Все специальные гости господина Вандале встречались в «Клеопатре», а вы там стоите за барной стойкой.
Раньше, когда господа еще ценили крепкий «кусок мяса», она даже была в Love желанной куртизанкой. Но с тех пор, как большинство мужчин стали падкими до живых скелетов, Вилльям понизил ее до барменши.
– Возможно, – сказала она немного увереннее. – Я отвечала за напитки. Удостоверение личности я никогда не спрашивала. Как известно, это задача полиции.
Карине возмущенно фыркнула. «И у этой бабы хватило смелости».
– Разумеется, госпожа. – Ван-Ин намеренно сделал акцент на последнее слово. – Но не говорите мне, что там не появлялись постоянные гости, чьи имена вы все же знали.
Линда упрямо покачала головой:
– Это вам у моего мужа надо спросить. Если вы его вообще найдете.
– Прекрасно, – холодно бросил Ван-Ин.
Он откинулся на стуле, выдвинул ящик и достал бутылку виски и стакан.
– В таком случае не остается ничего другого, кроме как отправить вас обратно в камеру.
Бульканье виски в стакане оказало на Линду тот же эффект, что пакет с кровью на только что проснувшегося вампира. Ее ноздри раздувались. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не пустить слюни.
Ван-Ин поднес стакан ко рту и сделал глоток. Если это не было оправданием употребления алкоголя в служебное время, то он не знал.
– Вам тоже налить стаканчик на ночь, госпожа Артс?
Карине подняла брови. Комиссар сошел с ума?
Линда жадно смотрела на бутылку «Хейга». Ван-Ин достал из ящика второй стакан и налил его наполовину. Он зажег сигарету и положил пачку на середину письменного стола. Линда набросилась на сигареты, как нырковая утка. Карине схватила ее за руку, но Ван-Ин показал жестом, что она может отпустить. В левой руке он держал зажигалку.
– Огоньку, госпожа Артс?
Он щелкнул зажигалкой. Линда трясущейся рукой держала бесполезную сигарету. Она больше не могла выдержать. Какое ей до этого дело? Половина Брюгге знала, кто часто бывал в «Клеопатре». И ведь то, что происходило в Love, не было преступлением.
– Ив Провост приходил туда каждые две недели.
– Адвокат?
– Кто же еще? – съязвила она.
Ван-Ин подвинул виски поближе. Линда схватила стакан и осушила его за два глотка.
– Это ведь было не так уж и трудно, госпожа Артс.
Ван-Ин протянул ей зажигалку и налил второй стакан. После этого он взял бумагу и ручку. По мере того, как уровень алкоголя в бутылке сокращался, увеличивался список имен.
– Опа, Александер Де-Ягер. Кто бы мог такого ожидать?
– Доктор минет, – презрительно отрекомендовала Линда. – Он иногда приходил два раза в неделю.
Через полчаса Ван-Ин уже нацарапал два листка. Он сразу понял, почему Вандале в то время установил электрические решетчатые ворота. Некоторые клиенты Love были настолько известны, что осмотрительность имела первостепенное значение. Возможность быстро и незаметно въехать и выехать была непременным условием, чтобы суметь гарантировать неприкосновенность частной жизни знаменитостей.
Ван-Ин пересек Занд-сквер. Она утопала в неземном свете. Открытая равнина, усеянная коваными фонарями, напоминала ему картину Дельво[31]. Прохладный восточный ветер заставлял его дрожать. Ван-Ин засунул руки глубоко в карманы и со сгорбленной спиной двигался вперед наперекор холодному осеннему бризу. За свою жизнь он пережил уже немало таких ночей и знал, что тот, кто выдержал до пяти утра, не хотел сразу идти домой. Поэтому он направился на Эйермаркт-сквер. Там все было закрыто. Единственной альтернативой была «Итальянская вилла».
