Одна из фотографий.
Фотовыставка?
Я игнорирую голос в моей голове, который настаивает, чтобы я не останавливалась. Я должна найти письмо, но потом внимательнее смотрю статью об этой Айзеле и ее фотографии. Конечно, здесь наверняка есть один из самых знаменитых ее снимков — та же фотография с изображением карусели, которая висит у нас дома в коридоре. Я не думаю, что это имеет значение, мама никогда не упоминала, что знает Айзеле.
Но нет, не то, фотография была в одной из статей. Я медленно просматриваю все еще раз. И вот оно! Снимок очень маленький и нерезкий, но, если внимательно присмотреться, его ни с чем не спутаешь. На фото — Себастиан, в статье речь идет о том, что он обвиняется в изнасиловании студентки. Он улыбается в камеру так дружелюбно и просто ангельски, я знаю его именно таким. Мое сердце бьется быстрее, но я заставляю себя прочесть статью и потом во втором абзаце нахожу то, от чего у меня земля уходит из-под ног.
Это взаимосвязь, которую я искала все время.
Суд закончился оправдательным приговором, говорится в статье, после психиатрической экспертизы жертве был поставлен диагноз «психическое расстройство», которым та уже давно страдала. Студентка, которая его обвиняла в изнасиловании, по окончании расследования бросилась с крыши госпиталя Святой Марии, причем в этой трагедии обвинили одну из не названных по имени медсестер реанимации.
Мамин госпиталь. Мамино отделение.
Когда это случилось? Я лихорадочно отыскиваю дату. Девушка покончила с собой за три недели до несчастного случая с мамой. О маме в статье ни слова, но именно в это время она стала покупать краску для комнаты!
Даже если в статье говорится о другой медсестре, мама наверняка приняла эту трагедию близко к сердцу.
Хорошо. Просмотрим сначала. Теперь нужно свести все данные правильно. В комнате Николетты лежит газетная статья, которая связывает Себастиана и мою мать.
Знала ли что-нибудь мама об этой студентке, может, эта информация опасна для Себастиана? Может, он замешан в ее смерти? Но что эта статья делает в комнате Николетты? Я едва не издаю стон отчаяния. Сведения, которые я нашла, никак не способствуют разгадке. Они не объясняют, почему я сейчас здесь, в этом месте, и при чем тут фотографии из маминого детства.
Внезапно я замираю от звука, потом бросаюсь к двери, чтобы спрятаться за ней. С облегчением слышу голоса Себастиана и доктора Беккера, они разговаривают в коридоре.
— Позаботься о том, чтобы девочки сейчас же оказались в саду, и… Себастиан, ты же знаешь, как я тебе доверяю, пожалуйста, не разочаруй меня.
Я в панике прижимаюсь к стене, они могут зайти в комнату Николетты, но они расходятся по своим апартаментам. Воспользовавшись шансом, я выбираюсь в коридор. Несмотря на то что не нашла письмо и не могу осмотреть комнату Себастиана, я все же продвинулась наконец на шаг вперед.
Спешу на улицу, в сад, и только внизу вспоминаю, что оставила халат на кровати Николетты.
Дорожка к саду пробегает мимо неработающего фонтана. Его вид меня отвлекает. Я как раз ломаю голову над тем, чтобы увязать полученную в замке информацию с маминой смертью. А выключенные фонтаны тут совершенно ни при чем. Подхожу ближе и осматриваю листья и ветки, которые за многие годы скопились в чаше, раздвигаю их. И вдруг понимаю, что именно в этом фонтане сфотографировали мамину куклу. Я останавливаюсь и осматриваю каменное сооружение. О кукле после прибытия сюда я ни разу и не задумалась, но фонтан напомнил о ней. Меня мучит вопрос: зачем куклу вообще понадобилось красть? За мной тихо шелестит высохшая трава. Я оборачиваюсь и вижу Николетту, которая ставит рядом с фонтаном старую тачку. Она отирает пот со лба и весело мне улыбается, и я готова провалиться под землю со стыда из-за того, что рылась в ее комнате. Мне больше всего хочется спросить ее о Себастиане, но так, конечно, нельзя, иначе я себя выдам.
— Я отнесла халат к тебе в комнату и положила на кровать, — считаю, что мои слова звучат совершенно безобидно.
Она кивает в ответ, поглаживая рукой округлые каменные бортики фонтана.
— На самом деле жаль, что он не работает. Такая жара. — Она тихо вздыхает. — С другой стороны, во время последнего отборочного лагеря «Transnational Youth Foundation» нам рассказывали, что здесь когда-то произошел несчастный случай: ребенок захлебнулся.
— В этом фонтане?
«Как это связано с фотографией, на которой была кукла? — думаю я. — Может быть, это намек? Но где здесь связь с мамой? Может, это случилось, когда мама была здесь?»
— Ты знаешь, что раньше в этом замке была лечебница для психически больных людей? — Я не говорю «для душевнобольных» или «сумасшедших», потому что нашла в маминых вещах эти препараты. — А этот несчастный случай?.. Ты не знаешь, когда это произошло?
Николетта слизывает пот с верхней губы:
— Нет. Ходят лишь слухи, но об этой истории с утонувшим ребенком ты можешь прочитать в часовне. Там есть церковная книга с записями рождений, венчаний и смертей. Себастиан был там наверху, пока мы здесь все подготавливали. Вернулся очень взволнованный: он считает, что обнаружил в книге записи о каком-то дальнем родственнике. — Она оборачивается и сплевывает через плечо. — А я наконец-то сейчас искупаюсь в озере. И вам советую это сделать позже. Вода там удивительно холодная. — Ее улыбка так же фальшива, как и вчера вечером в душевой. — Наверняка от того, что оно очень глубокое. Что туда погружается, больше никогда не всплывает. — Она спешно уходит и бросает мне на прощанье через плечо: — Пусть тебя не смущают беседы с доктором Беккером, в конце концов, тебе ведь нечего скрывать, правда?
«А вот и нет, — думаю я, — очень даже есть что скрывать. И вам всем, очевидно, тоже».
Я смотрю ей вслед. Она бежит быстро, ступает уверенно, как марафонец.
Я задумчиво осматриваю круглую, не очень глубокую чашу фонтана. Как здесь мог захлебнуться ребенок, совершенно непонятно. Значит, его кто-то утопил. Несмотря на жару, по коже пробегает озноб, я тороплюсь уйти как можно дальше от каменного страшилища и бегу в сад. Я ни в коем случае не буду плавать, лучше осмотрю часовню. Чем дольше думаю о часовне, тем больше мне нравится идея ее осмотреть. Может, в книге я найду записи, которые укажут на то, когда мама здесь была. Возможно, она здесь проходила конфирмацию[8]:хоть мама и говорила, что не хочет иметь ничего общего с религией, но я знаю, что прабабка была католичкой. И в прошлом это было вполне обычным делом: каждого ребенка крестили и причащали. Кроме того, именно мамина кукла, судя по изображению на снимке, лежала в фонтане, словно захлебнувшись, — этому должно быть какое-то объяснение. Если действительно здесь утонул ребенок, тогда все это не просто совпадение, так же как и старуха с кольцом в маминой машине.
Мне бы хотелось отправиться в часовню прямо сейчас, но я решаю не навлекать на себя подозрений.
Наверное, когда-то это место действительно считалось садом, но теперь редкая листва немногих выживших яблонь и груш, старых, с покрученными стволами, дает совсем мало тени. На кустах смородины и малины, растущих по периметру сада, совсем не видно ягод, листья высохли, а коричневые побеги сплелись в единую стену непролазных зарослей. Пахнет опавшими фруктами и прелой листвой, но воздуха здесь больше, чем в доме, от этого и жару переносить немного легче. И все равно мне здесь не нравится. Я чувствую себя неловко, словно за мной наблюдают тысячи глаз. На самом деле этому совершенно нет причины. Это всего лишь старый сад. Ничего больше.
Доктор Беккер расставил стулья под искалеченным дубом. На нем снова серые брюки, помятая белая рубашка, на голове соломенная шляпа от солнца. В ней он выглядит, как художник-импрессионист на пленэре.
— Наша лекция сегодня — вам придется нести ответственность друг за друга. — Он спокойно смотрит на нас, а я тем временем думаю об обрывках фраз, которые подслушала в комнате Николетты. Неужели Беккер и Себастиан тоже одна команда: Беккер несет ответственность за него и наоборот? Если так, то что их объединяет?
— Вы это поняли, не так ли? — допытывается Беккер.
— Нести ответственность друг за друга, даже если мы совершенно незнакомы? — вмешивается София.
— Вполне понятный вопрос. Но вы решились работать в команде. Поэтому придется действовать именно так. — Беккер кивает мне: — Будь внимательна, во время любого отборочного лагеря всегда обращают внимание на решения. Именно они продвигают вас по жизни. Решения — это ваш мотор, и они основываются не только на ваших первостепенных желаниях, но также на проблемах и страхах. И только когда вы их осознаете, ваша команда сможет работать. Чего вы боитесь?
Мы с Софией внезапно замолкаем, захваченные врасплох.
