— Ожог первой степени, — упавшим голосом констатировала я.
— Пустяки, — хладнокровно отреагировал Виктор и продемонстрировал мне видеокамеру, прокомментировав иронически: — Больших бабок стоит!
Я ахнула. Объектив аппарата был покрыт мелкими лучистыми трещинами.
— Но я его снял, — с удовлетворением сказал Виктор. — На ноже — пальцы. Можно идентифицировать.
Действительно, теперь у нас появлялась возможность выяснить личность этого человека. Если в прошлом он уже вступал в контакт с правоохранительными органами, его отпечатки пальцев и фотографии должны иметься у них в банке данных. А, судя по его ухваткам, это было более чем вероятно.
Виктор бросил камеру на заднее сиденье, потушил свет и завел мотор. Мы поехали. От пережитого волнения на меня вдруг напала неудержимая болтливость.
— Вот и верь после этого мужчинам, которые грозятся положить соперника одной левой! — с нервным смехом воскликнула я. — У тебя как раз левая рука была свободна — и каков итог? Видеокамера погибла, а если бы я не догадалась захватить с собой кофе, вообще неизвестно, чем бы все закончилось! Почему ты не вырубил его с первого же удара?
Я понимала, что болтаю глупости, но остановиться не могла: мне была нужна разрядка. Виктор тоже, наверное, понимал это и не мешал мне высказаться. Он только добродушно ухмылялся, внимательно глядя на дорогу, и молчал.
Только доставив меня до дому, он наконец открыл рот и сказал:
— Высплюсь — и из дома прямо в больницу! А ты вещдоки забирай с собой — займитесь ими завтра же. Ну, спокойной ночи!
Я взяла побитую камеру, нож и пакет с несъеденными бутербродами. Виктор тут же отъехал, а я поплелась к себе, вспоминая по дороге все, что мне было известно, про ожоги первой степени.
Ромка был мрачен, но с огромным трудом скрывал свое торжество.
— Я же сказал, чтобы вы взяли с собой оружие! — грубым голосом напомнил он мне.
— Если бы дело было в оружии! — смущенно сказала я. — Называется, последили! И все я виновата: черт меня дернул вылезти в самый неподходящий момент из машины! Но кто знал, что у этого типа такой тонкий слух?
— Зато у нас теперь имеется видеозапись и нож с отпечатками пальцев, — попытался утешить меня Сергей Иванович Кряжимский. — Я сейчас же отправляюсь с этим добром в криминалистическую лабораторию. Там у меня есть один старинный приятель, он нам поможет. Конечно, идентификация займет какое-то время — у них там полно работы. Но я постараюсь уговорить его сделать все побыстрее.
Маринка, которая слушала мой рассказ с широко открытыми глазами, наконец подала голос и потрясенно спросила:
— Постой, так я не поняла, ты облила Виктора моим кофе?! Разве тебе не известно, что ожоги головы наиболее опасны? Он, бедняжка, даже не вышел на работу! Ты что же — не видела, куда льешь?
— И без тебя тошно! — ответила я. — Не трави душу! Там было темно, а из термоса, как оказалось, очень трудно точно попасть в цель. Но я, между прочим, попала. А Виктор не вышел на работу просто потому, что собирался прямо из дома отправиться в больницу за фотографией Самойловой. И ожог у него не то чтобы сильный… Кофе уже был немного остывший… — не очень уверенно закончила я.
— Ага, такой остывший, что враг в панике бежал, — заметила Маринка. — И даже нож бросил!
— Нож у него Виктор выбил, — возразила я. — Кофе просто отвлек внимание. Наверное, у бандита от запаха закружилась голова.
— Тебе шуточки, а у меня двоюродный брат однажды ошпарился кофе, — сварливо сказала Маринка. — Я знаю, что это такое.
— Что ты-то теперь меня достаешь? — жалобно сказала я. — Кофе я разогрела часов в одиннадцать, а выплеснула его уже примерно в час ночи. Может быть, даже в половине второго… Это был уже не кипяток.
— Будем надеяться, — с сомнением произнесла Маринка.
Мне стало ясно, что придется теперь испытывать угрызения совести, по крайней мере до тех пор, пока я не увижу Виктора живым и здоровым. Тем более что самые молодые коллеги — Маринка и Ромка — косились на меня с такой обидой, будто я специально собиралась вывести нашего фотографа из строя. Согласна, может быть, идея с термосом была не особенно удачной, но хотела бы я посмотреть, что на моем месте стали бы делать эти умники.
— Ладно, мне точить лясы некогда, — сердито заявила я. — Сейчас отправляюсь на железнодорожный вокзал. Вчера нас с Виктором осенила одна блестящая мысль. Мы решили, что Самойлова должна работать кассиром. Ведь кассир узнает об отъезжающих из первых рук. И адреса узнать для нее — дело техники. В общем, теперь я хочу проверить эту догадку.
— А что, — одобрительно заметил Кряжимский, — версия интересная и, как я полагаю, далеко не беспочвенная… Глядишь, скоро вся преступная группа будет у нас как на ладони… Только мало этого! — вздохнул он. — Факты нужны, доказательства! Признание, наконец!
— Ничего, будет признание! — пообещала я. — Вот покажем Татьяне Михайловне видеозапись ее дружка, вот вспомнит ее Григорович — посмотрим, что она тогда запоет.
Кряжимский покачал головой.
— Ох, не говори гоп, пока не перепрыгнул! — сказал он. — Боюсь, эта Самойлова не такая простая штучка!.. Ладно, я ушел, Ольга Юрьевна!
В ответ на мое предложение подбросить его на машине Сергей Иванович замахал руками и заявил, что по такой погоде предпочитает пройтись пешком. Наверное, он был прав, но я была не в силах побороть искушение передвигаться по городу при минимуме собственных усилий.
Перед уходом я предупредила Маринку, чтобы любой, кто появится в мое отсутствие, непременно меня дожидался.
— А Виктор пусть сразу же печатает фотографии, — распорядилась я.
— Если он, бедняжка, будет в состоянии… — печально проговорила Маринка в ответ, словно окончательно вознамерилась довести меня до белого каления.
Я сердито хлопнула дверью и вышла на улицу. Было солнечно и ветрено. Из-за Волги медленно поднималось огромное облако, клубящееся и похожее на гору. Метеорологи обещали сегодня грозу.
Я села в машину и поехала на вокзал. Честно говоря, мне настолько нравилась мысль о том, что Самойлова работает кассиром, и я настолько с ней свыклась, что, если бы сейчас она не нашла подтверждения, я, наверное, испытала бы разочарование, как ребенок, оставшийся без новогоднего подарка.
Достаточно сказать, что, оказавшись на вокзале, я невольно окинула взором сидящих за стеклянными перегородками кассирш, словно ожидала увидеть среди них знакомое лицо Самойловой. Собственно говоря, даже если бы она там вдруг каким-то чудесным образом очутилась, заметить ее было бы непросто: ко всем окошечкам стояли солидные очереди изнывающих от духоты пассажиров. Курортный сезон был в разгаре, и всем хотелось уехать куда-нибудь подальше. Наверняка здесь были и такие, что оставляли квартиру без присмотра и сигнализации — на волю судьбы.
Я обратилась к диспетчеру по вокзалу и выяснила, с кем мне поговорить относительно интересующего меня вопроса. Диспетчер направил меня к старшему кассиру.
Ею оказалась властная дебелая женщина, крашеная блондинка, с такой выдающейся грудью, которую не мог охватить форменный голубой китель. У нее были такие проницательные и недобрые глаза, что я не рискнула воспользоваться какой-нибудь наспех придуманной легендой и начала с того, что предъявила свое редакционное удостоверение.
Старший кассир суровым взглядом несколько секунд изучала книжечку, а потом неожиданно улыбнулась, отчего сразу сделалась совсем не страшной и даже симпатичной.
— Е-мое! — сказала она с грубоватым изумлением. — Надо же! Вы пишете в «Свидетель»? Классная газета! Я ее все время покупаю… Надо же! Значит, Ольга Юрьевна? Очень приятно. А меня Алевтина Николаевна зовут… А вы к нам… — Она понимающе взглянула на меня. — Наверное, билетик хотите? На юг собрались — угадала?
— Не угадали, — ответила я с улыбкой. — На юг пока времени нет ездить.
— Значит, в Москву, — убежденно заявила Алевтина Николаевна. — Понимаю. Билетов на месяц вперед уже нет, но для вас сделаем!
— Спасибо, конечно, — заметила я. — Но вы меня неправильно поняли. Мне вообще не нужны билеты.
— Нет, серьезно? — спросила Алевтина Николаевна каким-то даже расстроенным тоном. — Обидно!.. А что же вам нужно?
— Понимаете, мы готовим материал для газеты, — объяснила я. — И нам понадобилась некоторая информация.
— О чем материал-то? — с хитрой усмешкой поинтересовалась старший кассир. — О злоупотреблениях на железной дороге? Этого у нас хватает! А где их сейчас нет, злоупотреблений? Мы одни, что ли? Жизнь сейчас такая…
— Ну что вы! — возразила я. — Железную дорогу мы не трогаем. Речь идет о некой дорожной аварии, в которой пострадала женщина.
Алевтина Николаевна проницательно посмотрела на меня и хлопнула ладонью по столу.
