Аукционист вышел в своем обычном костюме: сомбреро, красный шейный платок и ковбойские сапоги.
— Привет, привет! — воскликнул он. — Да будет вам известно, люди добрые, что никакого шума не должно быть, когда начнутся торги, а носильщики и наблюдатели приступят к своим обязанностям.
Носильщики, наблюдатели и кассиры были одеты в бело-голубые футболки Мускантского колледжа и красные шейные платки. Они бесстрастно смотрели в зал, пока не стало совсем тихо.
Потом носильщик вынес на помост оправленный в рамку постер. Взглянув на ярлык, Фокси Фред сказал:
— Итак, тут у нас троллейбусная реклама начала двадцатого века в отличном состоянии. Рекламируется большая миска полезных для здоровья, хрустящих хлопьев с клубникой и сливками. Итак, что мы имеем для начала?
— Сто! — послышался властный мужской голос.
— Итак, сто! Кто даст двести?
— Двести! — раздался голос, который все узнали.
Зал затаил дыхание.
— Неужели мы дадим ему вывезти такую редкость за границы матушки Америки?
— Триста! — выкрикнул Квиллер.
— Итак, триста. А слабо предложить четыреста?
Уэзерби поднял карточку.
— Есть! Четыреста! Поднимем до пятисот? Пятьсот?
Публика дружно выдохнула.
— «Пятьсот», — говорит джентльмен с усами! Ну, теперь уж… Шестьсот?… Пятьсот пятьдесят? Нет? Значит, остановились на пятистах! Пятьсот — раз, пятьсот — два…
Уэзерби выкрикнул:
— Пятьсот пятьдесят!
Публика взревела.
— Шестьсот! — гаркнул Квиллер.
Все воззрились на Уэзерби, но он отрицательно покачал головой.
Публика издала сдавленный стон.
— Шестьсот — раз, шестьсот — два. Итак, продано! Эта редкая антикварная вещь продана за какие-то жалкие шестьсот долларов!
Публика зааплодировала, а наблюдатель проводил Квиллера к ближайшему кассиру.
Дальше стало поспокойнее. Фокси Фред гениально манипулировал публикой и сумел выманить предельные суммы за четыре предмета, фотографии которых были помещены в газете, а другие вещи прогнал довольно быстро. Его виртуозная техника взвинчивала зрительный зал, каждый верил, что вернется сегодня домой не с пустыми руками. Если торги шли вяло, Фокси вдруг всех удивлял, продав вещь за сущие гроши. Или гипнотизировал собравшихся своей загадочной песенкой аукциониста: «Хочешь, хочешь, хочешь… купишь, купишь, купишь…»
Объявлялись коротенькие перерывы, чтобы размять ноги и поболтать, а также перерывы подольше, чтобы успеть слетать на нижний этаж за прохладительными напитками и сэндвичами. В общем, публика была счастлива шесть часов подряд.
— Как ему удаётся выдерживать такой темп? — спросила Полли.
— Он профи, — пожал плечами Квиллер. — С нетерпением жду кошачьего аукциона в следующую субботу.
Портрет Линкольна ушёл за четыре тысячи, напольные часы — за три, а три фарфоровые чашечки купил Квиллер за триста.
Полли просто задохнулась от удивления:
— Квилл, что ты будешь с ними делать?
— Устраивать чаепития, — не затруднился с ответом Квиллер.
Наибольшее воодушевление, конечно, вызвал анонимный дар. Это был последний из предметов, представленных на фотографиях во «Всякой всячине», — массивный библиотечный резной стол из дуба, с двумя толстыми ножками с одного конца и весьма реалистично вырезанным из дерева бассетом, который, стоя на задних лапах, поддерживал другой конец столешницы. Раньше, говорили знающие люди, стол принадлежал богатому отцу Сары Пленсдорф. И добавляли шепотом: «Держу пари, она рада от него избавиться…», «Кому нужен такой монстр?», «Интересно, сколько за него дадут?»
Квиллер унёс с собой с аукциона чайные чашки, а Полли — надписанный автором экземпляр книги путевых записок Марка Твена «Пешком по Европе».
— Лайза Комптон будет довольна, что я купила эту книгу. Она принадлежала её прапрабабушке, которая имела счастье видеть Марка Твена, когда он выступал здесь с лекциями в тысяча восемьсот девяносто пятом году, — сказала Полли. — Только подумай, Квилл! Он выступал в бывшем оперном театре — на той самой сцене, где ты разыгрываешь свой «Великий пожар». У меня просто мурашки бегут по коже!
— Ну, и где твои мурашки предпочли бы сегодня пообедать? — спросил он. — Как насчет гостиницы «Булыжник» — «вдали от торгующейся толпы»[21]?
— Думаю, это будет чудесно, — ответила Полли, не удостоив вниманием шутку.
Прежде чем отправиться на берег озера, они заехали в амбар покормить кошек. Питомцам Полли еда подавалась автоматически через каждый час, но Коко в свое время ясно дал понять, что он против всякой автоматики.
Из амбара Квиллер позвонил в гостиницу зарезервировать столик, и они не спеша отправились за город.
Полли сказала:
— Все только и говорят, что о неизвестном из Локмастера, который предложил десять тысяч долларов за библиотечный стол Пленсдорфа. Неужели кто-то в состоянии заплатить такую сумму?
— Какой-нибудь ловкач, который продаст раритет в Чикаго за двадцать тысяч. Когда за столом придет грузовик, надо бы послать агентов проследить за ними.
Полли не была уверена, серьёзен Квиллер, или это одна из его шуток. И чтобы не попасть впросак, предпочла промолчать.
— Я в третий раз вижу Фокси Фреда за работой, — заметил Квиллер. — Как думаешь, с любителями кошек он возьмет такой же резкий, сварливый, властный тон? Мне кажется, правильнее было бы обращаться с ними по-нежнее, бить на сентиментальность. И ещё: никак не могу представить себе ни интерьер, ни процедуру, подходящие для кошачьего аукциона.
— Помнишь Пегги? Ту женщину, что приходит в магазин дважды в день, чтобы покормить Данди? Она ещё работала на добровольных началах в приюте для животных. Так вот, она говорит, что каждая кошка будет выезжать на сцену в собственном «лимузине» — корзинке для пикника с откидывающейся крышкой и большой круглой ручкой. Кличка и другие сведения будут указаны на специальном жетоне, подвешенном к ручке. Жетоны заполняются от руки и разрисовываются студентами Школы искусств. На дне каждой корзины — мягкая подушка. Каждая кошка проводит по нескольку часов в день в своем личном «лимузине», чтобы привыкнуть к запаху.
— Судя по тому, как все организовано, к этому приложила руку Хикси Райс, — заметил Квиллер не без сарказма, за который Полли тут же сделала ему выговор.
Считалось, что блестящие затеи Хикси Райе всегда выходят боком. Однако пока что все её планы относительно праздника «Пикакс и я» воплощались успешно. Даже погода благоприятствовала, и две трети времени, отпущенного на празднование, уже прошло. Но Квиллер, с его подозрительностью газетчика, не мог отделаться от мысли, что всё идет как-то слишком гладко.
Хикси Райс торжествовала победу. Публика хорошенько поплакала на «Великом пожаре» и посмеялась в нужных местах «Билли Кида». Семейные праздники прошли успешно, за одним лишь исключением. Кто же все-таки убил охотника на зайцев?
Все ждали второго парада.
Квиллер записал в дневнике:
Сегодня мы с кошками наслаждались покоем в садовом павильоне. Тут на дорожке показался Калверт Макби с пластиковым пакетом. Его мать печет лучшее в округе шоколадное печенье. У меня тут же родился лимерик:
Печенье от миссис Макби
Всегда покупай и люби!
У неё в огороде
При хорошей погоде
Могут вырасти и пироги!
Но как вырос мальчик! Я помню, как он в девять лет побеждал взрослых на орфографическом конкурсе! С тех пор родители успели привить ему множество полезных навыков. Например, он устроил на заднем дворе приют для старых, больных и брошенных собак.
Я окликнул его и пригласил войти, но он сказал, что должен идти домой, делать уборку. Однако все как-то медлил с уходом.
«Ты что-нибудь хочешь сказать?» — спросил я.
Он сообщил, что новая девушка из газеты узнала про его приют на заднем дворе и хочет написать об этом. Его отец сказал решительное «нет», объяснив это тем, что тогда люди со всей округи станут привозить собак и бросать их на ферме Макби.
Я сказал Калверту, что его отец абсолютно прав. И пообещал объяснить это новенькой девушке-репортеру.
Только вчера она известила меня, что её пригласили вступить в Клуб любителей кошек, а Джерома — принять участие в показе модной одежды для кошек. Один конкурс в Калифорнии он уже выиграл.
Я указал ей на то, что здесь она журналист, призванный освещать в прессе подобные события, а значит, не может вступать в ряды организаций, ищущих популярности.
В среду Квиллеру предстояло надписывать книги. Литературный клуб на сей раз представлял читателям «Исторический дом Хиббарда», текст Джеймса Макинтоша Квиллера, фотографии Джона Бушленда.
