Я позвонила Жанне в условленный день и час. Май подходил к концу. В Париже стояла чудесная погода, на юге еще лучше. Жанна велела мне ублажать Мики, как я это умею, и уговорить ее взять меня с собой на юг. У Рафферми была вилла на взморье, в местности, которая называлась мыс Кадэ. «там-то мы и встретимся, когда наступит подходящий момент», — сказала Жанна.
— Подходящий момент для чего?
— Заткнись, — отрезала Жанна. — Я сделаю все, что надо, чтобы помочь тебе ее убедить. Твое дело маленькое: быть душкой, а я буду думать за нас обеих. Вызовешь меня опять через неделю. Надеюсь, вы будете уже готовы к отъезду.
— Завещание еще не вскрыли? Есть какие-нибудь неприятности? Имею же я право знать…
— Повесь трубку, — сказала, Жанна. — Надоела.
Через десять дней, в начале июня, мы с Мики были уже на мысе Кадэ. Мы добирались туда целую ночь на ее маленькой машине, битком набитой чемоданами. Утром мадам Иветта, местная жительница, знавшая Мюрно, открыла виллу.
Она была большая, залитая солнцем и напоенная ароматом сосен. Мы спустились на пустынный, покрытый галькой пляж у подножия скалы, на которой возвышался дом, и выкупались. Мики учила меня плавать. Затем мы, как были в купальных костюмах, так и повалились на кровать и проспали до самого вечера.
Я проснулась раньше. Долго глядела на Мики, спавшую рядом, стараясь угадать, какие сны витают за ее сомкнутыми длинными ресницами. Отодвинувшись, я тронула ее ногу: она была теплая и живая. Меня охватило ужасное отвращение к самой себе. Я взяла машину, поехала в ближайший городок Ля-Сьота и сказала Жанне по телефону, что я противна самой себе.
— Тогда катись обратно, откуда взялась. Поступи в другой банк. Ходи стирать белье, как твоя мать. И отвяжись от меня.
— Будь вы здесь, все было бы иначе. Почему вы не приезжаете?
— Откуда ты звонишь?
— С почты.
— Тогда слушай внимательно. Я посылаю тебе телеграмму в Ля-Сьота на имя Мики по адресу «кафе Дезирады». Это последнее кафе в конце пляжа, чуть не доезжая поворота налево, который ведет к мысу Кадэ. Мимоходом скажи там, что ждешь телеграмму, и заедешь за ней завтра утром. Позвони мне потом. А теперь повесь трубку.
Я остановилась у кафе, заказала кока-колу и попросила хозяина принять корреспонденцию, которая может сюда прийти на имя Изоля.
В тот вечер Мики захандрила. После обеда, который подала нам мадам Иветта, мы привязали ее велосипед сзади к кузову машины и отвезли Иветту в Лек, где она жила. Затем Мики решила продолжать путь в более цивилизованные края, повезла меня в Бандоль, танцевала там до двух часов ночи, объявила, что мальчики на юге скучные, и мы вернулись домой. Выбрав спальню себе, затем мне, она сонно чмокнула меня в щеку и ушла, говоря: «Мы, конечно, не станем прозябать в этой дыре». А так как мне хотелось в Италию, Мики обещала туда меня повезти, показать Неаполитанский залив, Кастелламаре, Соррента, Амальфи. «Вот это будет шикарно! Спокойной ночи, цыпленок».
В полдень я заехала в «Кафе Дезирады». Телеграмма Жанны была какая-то не понятная: «Кларисса прокладка. Целую». Я снова вызвала Флоренцию из почтового отделения в Ля-Сьота.
— Ей здесь не нравится. Хочет увезти меня в Италию.
— Вряд ли у нее хватит денег, — ответила Жанна. — Занять ей не у кого, она не преминет обратиться ко мне. Без ее вызова я приехать не могу — она не потерпит. Ты получила мое послание?
— Да, но я ничего не понимаю.
— Я и не надеялась, что ты поймешь. Я имею в виду второй этаж, вторая дверь направо. Советую тебе заглянуть туда и пораскинуть мозгами. Думать всегда лучше, чем говорить, особенно по телефону. Отвинчивать, смачивать каждый день — вот все, что от тебя требуется. Повесь трубку и поразмысли. разумеется, о поездке в Италию не может быть и речи.
Я слышала в трубке потрескивания и приглушенные голоса, доносившиеся с промежуточных станций на всем протяжении от Ля-Сьота до Флоренции. Конечно, стоило к кому-нибудь прислушаться… Но что могло бы насторожить его внимание?
— Вызвать вас снова?
— Через неделю. Будь осторожна.
Я вошла в ванную подле моей комнаты в конце дня, когда Мики лежала на пляже. «Кларисса» оказалась маркой газовой колонки. Должно быть, газ провели совсем недавно — трубы даже не были покрашены. Одна из них шла по верху стены вокруг всей комнаты. У колена трубы я заметила стык. Я отправилась в наш гараж за гаечным ключом. Нашла я его в инструментальной сумке машины. Мадам Иветта мыла каменный пол в нижнем этаже. Она была женщина разговорчивая, и я потеряла из-за нее несколько минут. Я вернулась в ванную, дрожа от страха, как бы не пришла Мики. Каждый раз, когда мадам Иветта переставляла внизу стул, я вздрагивала.
Однако я отвернула соединительную гайку и вынула прокладку. Это была толстая пластинка из материала, похожего на пропитанный чем-то картон. Положив прокладку на место, я снова ввернула гайку, открыла газ и зажгла фитилек, который раньше погасила.
Пряча гаечный ключ в сумку с инструментами, я заметила в конце дорожки, ведущей к пляжу, Мики.
План Жанны был мне не вполне ясен. Смачивать каждый день прокладку… Я понимала, делается это для того, чтобы она мало-помалу, как будто сама по себе, расползлась. Размокание объяснит потом воздействием пара от ванн, которые мы принимаем. Тем не менее я решила почаще принимать ванну — пусть на потолке и на стенах будут пятна от сырости. Но чего мы этим добьемся? Жанна хочет, чтобы я испортила проводку: значит, она хочет устроить пожар. При зажженном фитиле газ, вытекающий из трубы, может вызвать взрыв, но ведь никогда не будет столько, сколько нужно: гайка задержит утечку.
Допустим, план Жанны разработан лучше, чем я предполагаю, и пожар может произойти, что мы от этого выиграем? Если Мики погибнет, я тоже останусь ни с чем.
Неделю я выполняла приказ Жанны, не смея додумать его до конца. Я размачивала прокладку в воде, разминая ее пальцами и чувствуя, как вместе с ней разрушается моя решимость.
— Не понимаю, чего вы добиваетесь, — сказала я по телефону Жанне. Поэтому слушайте: либо вы приедете сейчас, либо я все брошу.
— Ты сделала то, что я сказала?
— Да. Но я хочу знать, что дальше? Не понимаю, какую выгоду вы находите в этой затее, зато хорошо знаю, что мне она не сулит никакой.
— Не болтай глупости. Как Мики?
— Хорошо. Купается. Играем в плавательном бассейне в шары. Наполнить его водой не удалось. Никто не знает, как это делается. Совершаем прогулки.
— Ты умеешь говорить, как Мики?
Я не поняла вопроса.
— Это, моя милочка, как раз то, ради чего тебе выгодно продолжать. Поняла? Нет? Ну ничего. А теперь говори со мной, как Мики. Изобрази ее, а я послушаю.
— Да разве это жизнь? Начать с того, что Жанна ведь чокнутая! Знаешь, под каким знаком она родилась? Под знаком Тельца. Бойся Тельца, цыпленок, от него она такая и стала: шкура шкурой! Ты под каким знаком родилась? Рак, это не плохо. То-то глаза у тебя рачьи. Я знала одного человека, у него были такие же глаза: вот такие, смотри — большие-пребольшие. Знаешь, это было ничего, занятно. А ее мне жаль, она бедняга: длинней на десять сантиметров, чем нужно, оттого и не чувствуешь себя уверенной. А знаешь, что она вообразила?
— Хватит, — сказала Жанна. — Не хочу этого знать!
— А ведь интересно? Правда, по телефону этого не скажешь. Ну что, получилось?
— Нет. Ты повторяешь ее слова, а не играешь ее. Что, если бы тебе пришлось ее играть? Поразмысли-ка над этим. Я приеду через неделю, как только она меня позовет.
— Не мешало бы вам запастись к приезду вескими доводами. Потому что с тех пор, как вы мне твердите «поразмысли», — я стала размышлять.
Вечером в машине, по дороге в Бандоль, где она решила пообедать, Мики сказала, что встретила днем занятного парня. И у этого занятного парня мысли тоже занятные. Посмотрев на меня, она добавила, что в конце концов начнет получать удовольствие от жизни здесь.
В свои денежные затруднения она меня не посвящала. Когда мне нужны были деньги, я обращалась к ней. На другой день она остановила, не объясняла мне зачем, машину у почты в Ля-Сьота. Мы зашли вместе, я была ни жива ни мертва, оказавшись там с Мики. А заведующая почтой, как на грех, еще спросила меня:
— Вам Флоренцию?
К счастью, Мики не обратила на это внимания или подумала, что вопрос относится к ней. Она действительно хотела отправить телеграмму во Флоренцию. Составляя ее, Мики очень веселилась, потом показала мне текст, из которого я поняла, что она просила денег, а следовательно, Жанна скоро приедет. Это и была та пресловутая телеграмма с «глазками, ручками, губками» и призывом «быть добренькой».
Три дня спустя, 17 июня, приехала Жанна в своем белом «Фиате». Смеркалось. Вилла была полна гостей — девушек и юношей, которых Мики привела с местного пляжа. Я выбежала Жанне навстречу. Поставив машину, она сунула мне в руки чемодан и молча повела меня в дом.
