— Веди себя прилично, — посоветовала я Светке, когда мы оказались с ней в коридоре, — не сходи с ума. Если уж тебе невтерпеж, можешь весело провести время с Дмитрием Борисовичем, но в агентстве больше не появляйся. Потом объясню почему… Лишнего не болтай и уши больно не развешивай…
— Тебе он совсем не нравится? — В голосе Светки слышалась неподдельная досада, если не отчаяние.
— Дело не в этом. Я, как человек более опытный, могу тебя заверить, что и тебе он в скором времени разонравится… Но, если хочешь, как говорится, carpe diem, лови мгновение. Для меня главное — чтобы ты соблюдала два золотых правила: во-первых, агентство обегать десятой дорогой и, во-вторых, говорить на самые невинные темы. А там смотри сама. Но обо мне ни слова…
— Тань, я даже не предполагала…
— Нечего передо мной оправдываться, ты — совершеннолетняя, думай сама, что да как. — Я почти гневно оборвала Светку, однако бросила на нее утешительно-снисходительный взгляд старшей сестры, которая позволяет младшей с головой окунуться в бурлящий жизненный поток, чтобы набраться опыта, при условии, что та последует все же ее трезвым практическим советам. — Хотела тебя попросить… Не одолжишь ли ты мне машину на завтра? После обеда верну. Заеду к тебе на работу.
— Конечно, о чем речь…
— Ну ладно, а то жених заждался. — Я чмокнула Светку в щеку и сбежала по лестнице. Она еще минуту постояла в нерешительности, как бы что-то прикидывая в уме, и потом, повернувшись, направилась в глубь коридора.
Дверь мне открыл охранник, просто любезный парень. Я наградила его благодарной улыбкой и с удовольствием втянула ноздрями прохладный вечерний воздух.
Предоставив Светке полную свободу действий в отношении Дмитрия Борисовича, я решила не теряя времени отправиться домой и, сев за руль, первым делом сняла с себя парик. На город уже ощутимо надвинулись августовские сумерки. Призывно светились витрины магазинов. Бегущие огоньки рекламы на фасадах и вывесках вкупе с зажженными фарами автомобилей разноцветными нитями прошивали темный бархат вечерних улиц. Легкий спазм в желудке заставил меня остановиться у «Пеликана». Погрузив в корзину полдюжины «Хольстена», упаковку купат, салат из креветок, сыр и кусок ветчины, я приблизилась к кассе. Пока молоденькая кассирша пробивала чек, парень в униформе сложил продукты в фирменный пакет и с вежливой улыбкой подал мне.
Остановив машину у подъезда, я поднялась и позвонила Александре Степановне. Наученная горьким опытом, она недоверчиво спросила:
— Кто это?
— Таня. Александра Степановна, откройте.
— Таня? — переспросила она и только после моего утвердительного ответа открыла дверь.
Александра Степановна рассказала мне во всех подробностях о визите милиционеров, врачей и мастеров. Я прошла в соседнюю комнату и осмотрела стену — пролома как не бывало. Свежая штукатурка была аккуратно положена на место, в котором еще утром зияла огромная брешь. Николай Михайлович не подвел.
Словоохотливая соседка поведала мне, как выносили на носилках одного «супостата», как в наручниках выводили другого, как она отдала мое заявление и как ее долго расспрашивал обо всем такой вежливый молодой лейтенант с усиками.
— Велел тебе срочно прийти, — сказала она, отдавая мне ключи, — вот и телефончик оставил.
Поблагодарив соседку, я отправилась к себе. Сняв свою парадную «спецодежду», я бросила ее на спинку кресла и, открыв бутылку пива, села к компьютеру. Сделав первый жадный глоток, включила монитор и процессор. Теперь спешить мне было некуда, и я уже не бегло просматривала списки, а читала каждую фамилию и все пометки, стоящие напротив. Можно сказать, что вечер прошел не зря. Я не могла даже предположить, что недавно прочитанная мной статья в «Московском комсомольце», где говорилось о торговле живым товаром и о баснословных прибылях, которые эта торговля приносит, так скоро найдет свое конкретное фактическое подтверждение. И где, в каком-то заштатном Тарасове.
Ясно как день, что девушки, завербованные в агентстве Венедиктова, отправлялись не на подиумы Европы и Америки, а в турецкие бордели. Их учили улыбаться, одеваться только для того, чтобы подороже продать и одновременно отвлечь внимание от возможных подозрений. Этакий пансион «благородных девиц». Причем, кроме привлекательной внешности, агентство интересовало также отсутствие родителей и других близких родственников, которые могли бы, обеспокоившись за судьбу исчезнувших девушек, предпринять какие-то конкретные меры по их поиску.
Я сделала еще несколько глотков и продолжила просмотр. И вдруг меня как током поразило… Я потерла глаза, не веря самой себе, и даже слегка приподнялась, приблизив лицо к монитору. На очередной открывшейся строчке я прочла:
«Грачева Анна Анатольевна, год рождения 1973, место рождения город Тарасов», адрес, серия и номер паспорта и в последней графе — Измир, Турция. Вот это да! Что же получается? Значит, когда-то Грачева была клиенткой «Дартура», то есть жертвой Венедиктова. Она затаила на него злобу и, используя «удачное» стечение обстоятельств, решила свести с ним счеты.
Предположим, что Зайцев действительно совершил самоубийство. Тогда Грачева задала мне неразрешимую задачу, но, зная, что я не останавливаюсь на полпути, правильно рассчитала, что я буду копать под Венедиктова и он хотя бы попадет в круг подозреваемых. И если я соберу на него компромат, она сможет использовать его либо в плане оказания давления на Игоря Сергеевича, либо для того, чтобы засадить его за решетку. Если же Венедиктов действительно является виновником смерти Зайцева, то это означает, что Алексей каким-то образом получил информацию о незаконной деятельности своего дяди и собирался довести ее до сведения милиции, о чем свидетельствует разговор на повышенных тонах дяди и племянника. Что-то уж слишком много «если». Интересно было бы узнать, чем занимается «Солнечный остров»? Не подобным же бизнесом?
Интуиция подсказывала мне, что и там дело не чисто. Мне казалось, что простым совпадением нельзя объяснить то обстоятельство, что Грачева, вернувшись из-за «моря», организовала такую же, как и у Венедиктова, фирму.
Телефонный звонок был настолько неожиданным, что я скорее автоматически, чем осознанно, взяла трубку.
— Слушаю вас.
— Добрый вечер. Это Анна Грачева. — В голосе звучала тревога.
Словно пробежав по незримому телепатическому каналу, моя мысль заставила Грачеву набрать мой номер.
— Что-нибудь случилось? Я сама собиралась вам звонить.
— Нам необходимо встретиться.
— Если дело касается отчета, то он будет готов только к четвергу.
— Нет, дело не в отчете.
— Тогда объясните.
— Это не телефонный разговор. Давайте пообедаем завтра в «Репризе». Там и поговорим.
— Хорошо. В час вас устроит?
— Да, устроит. До завтра.
Мне показалось, что она поторопилась закончить разговор. Наверное, обстоятельства, вызвавшие его к жизни, были довольно неприятными. Повесив трубку, я направилась в кухню, где укоризненно белел брошенный пакет из супермаркета. Я выложила продукты на стол и распечатала упаковку с купатами. Задав режим, засунула их в печь, а сама села к столу и, откупорив очередную бутылочку «Хольстена», решила попробовать салат. Потягивая пиво, я думала, что Грачева не была раньше такой нетерпеливой и что наконец настал момент, когда, если не считать первого визита, она сама обратилась ко мне. Причем речь шла не об отчете или оплате, а скорее всего о том, что непосредственно касалось сути расследования.
Печь, этот умный кухонный зверь, запищала, подавая мне сигнал о готовности. Поставив тарелку с ароматными колбасками на стол, я открыла третью бутылку.
Завтрашняя встреча с Грачевой может многое прояснить. Интересно, какова будет ее реакция, если я намекну ей, что знаю о ее прошлом? В любом случае эта красная дискета, которая оказалась у меня в руках, — сильнейший рычаг для давления и на Грачеву, и на Венедиктова. Нужно только умело ею воспользоваться. Если она попадет в соответствующие органы, то Игорю Сергеевичу явно не поздоровится. Убрав посуду и продукты, я прошла в ванную. При помощи тампона с косметическим молочком я стерла свою боевую раскраску и, только слегка подкрасив глаза и губы, собралась на перевязку к Сан Санычу. Надев легкий пестрый сарафанчик на узких лямках с пелериной, которая прикрывала плечи, я всунула ноги в босоножки на низком каблуке и, прихватив сумку, спустилась к машине.
Сан Саныч жил недалеко от вокзала в новом доме из красного «итальянского» кирпича с застекленными лоджиями. Небольшой двор был весь заставлен крутыми тачками, и я с трудом нашла место для парковки. На шестом этаже я вышла из лифта и, подойдя к двери, отделанной темно-коричневым глянцевым тростником, позвонила. Щелкнуло по крайней мере три замка, прежде чем я увидела добродушное лицо моего доктора, расплывшееся в улыбке.
