Лишь одно в этом случае оставалось для меня непонятным: зачем было нужно красть эти документы, если точно было известно с самого начала, что они находились у Санька? Не проще ли было ссадить его с поезда и не разыгрывать этого пошлого фарса?
Следующая мысль заставила меня присесть на краешек полки.
— А что, если они оба являются агентами спецслужб другой иностранной державы? Америки ли, Германии — не имело значения.
Вот тогда им имело смысл перехватить эти документы именно таким способом у японских спецслужб. А то, что документы, интересующие японцев, будут интересными для любой другой страны, не нуждалось в доказательствах.
И если все действительно обстояло так, то я могла считать эти документы потерянными для себя окончательно.
А Борис Алексеевич может считать свою работу выполненной, причем я ему в этом даже помогла! Теперь он расслабляется в ресторане, а я готова рвать на себе волосы от досады!
Сейчас мне казалось очевидным, что я могла догадаться об этом в первый же день. И у меня даже появилось ощущение, что Борису Алексеевичу с первого дня было известно, кто я такая, поэтому он не без удовольствия позволял мне «прощупывать» ни в чем не повинных российских граждан и пресекал любую возможность контакта с Саньком: с первой минуты он знал, что Санек и есть тот самый курьер.
А ведь именно к нему я собиралась подойти в первый день в ресторане! И сложись ситуация несколько иначе, в тот же день я могла бы выйти из поезда с добычей.
— Как ловко, однако, он обвел меня вокруг пальца!
Минут пятнадцать я продолжала заниматься самобичеванием, но потом здравая мысль наконец-то посетила меня.
«Твои размышления, Юлечка, остаются всего-навсего версией, несмотря на всю их убедительность».
И еще одна мысль не давала мне покоя. Почему в тот вечер в ресторане Борис Алексеевич отгонял меня от Санька и занимал беспредметными разговорами, вместо того чтобы отправиться в четвертое купе и порыться там в сумках?
Санек с Толяном просидели в вагоне-ресторане до самого закрытия, а проникнуть в купе в их отсутствие не представляло никакого труда даже для агента-любителя.
Вот тут-то у меня и не сходились концы с концами, и вся стройная версия летела ко всем чертям. Поэтому самым разумным было продолжать свою профессиональную деятельность, хотя бы для того, чтобы получить реальные доказательства своего провала.
Пока я располагала только теоретическими выкладками, а к отчету их не подошьешь. Мне же предстояло еще отчитываться за свою «командировку», и не перед кем-нибудь, а перед самим Громом.
И через минуту я второй раз за сегодняшний день стучалась в четвертое купе.
— Кто там? — услышала я голос из-за двери.
— Можно войти? — спросила я и, не дождавшись ответа, потянула ручку двери в сторону. — Добрый вечер, — поприветствовала я Санька, вскочившего с полки при моем появлении.
— Добрый вечер, — ответил он, вопросительно глядя и не понимая причины моего визита.
— Мы с вами соседи… — начала я.
— Да, кажется.
— И до сих пор не познакомились, — улыбнулась я.
— А в чем дело? — насторожился Санек.
— Дело в том, что у меня сегодня день рождения, — пожаловалась я, — а в ресторане ни одного свободного места.
— Ну? — не понял Санек.
— Баранки гну, — с укором сказала я. — Я в купе еду одна, не пить же мне в одиночестве.
— А-а… — промычал Санек.
Что-то он несколько туповат для курьера.
— Как вы относитесь к хорошему коньяку?
— Нормально.
— Вот и я нормально, — облегченно вздохнула я и, не спрашивая разрешения, достала из сумочки и поставила на стол коньяк с немудреным угощением. — По сто граммов за именинницу?
— Это можно, — улыбнулся он.
— Юля, — протянула я свою руку.
— Саша, — ответил он доброжелательно и сглотнул слюну, то ли по поводу коньяка, то ли по поводу именинницы.
Мы уселись рядышком на его полке; мой кавалер открыл бутылку, и купе наполнилось аппетитным запахом. Это был тот самый коньяк, которым угощал меня Борис Алексеевич, и недаром я выложила за него несколько минимальных окладов. Саша разлил коньяк по стаканам и привычным жестом поднес стакан к носу.
— Честно говоря, не ожидал, — покачал головой он. — Сколько же лет исполнилось девушке?
— Теперь я совершеннолетняя, — хохотнула я.
— Ну, тогда за совершеннолетие, — ухмыльнулся он с довольным видом.
Начало было многообещающим. Наверное, я в его вкусе, а потому он недолго колебался, пить или не пить.
Это мое постоянное преимущество: в моем лице опасность мог увидеть разве что законченный параноик. И даже настороженный, ожидающий подвоха человек, открывая мне дверь, облегченно вздыхал. И чаще всего потом в этом раскаивался.
— Между первой и второй — перерывчик небольшой, — подмигнула я Саше, и он молча согласился.
В моем распоряжении было не так много времени, поэтому приходилось торопить события. Я не думала, что Толян захочет покинуть ресторан раньше закрытия, но с ним находился Борис Алексеевич, а от него можно было ожидать любой пакости.
— За родителей, — грамотно предложил Саша, и мы снова выпили, и только после этого я надломила плитку шоколада.
У меня еще не сложился конкретный план действий, в очередной раз я полагалась на импровизацию.
— Далеко едем? — спросила я.
— До конца, — ответил Санек, аппетитно хрустя орешком из пакетика.
— По делам или как?
— Есть у меня там небольшое дельце, — туманно ответил он, но на большее я и не рассчитывала.
— Коммерция? — уточнила я.
— Да вроде того.
— А кто по профессии?
— Когда-то телевизоры ремонтировал.
— А чего бросил?
— А чтобы вот такой коньяк пить, — хохотнул он.
— Намек понят, — сказала я и сама налила ему большую порцию коньяку, себе же плеснула чисто символически.
— Чего себя-то обидела? — удивился Санек.
— А вы хотите, чтобы я наравне с мужиком пила? Я свою норму знаю.
Это прозвучало вполне правдоподобно, и, можно сказать, всю остальную бутылку Санек выпил один.
За это время он успел мне рассказать, что был женат, но развелся, что с женой остались двое его детей, и за их здоровье мы тоже выпили. После чего разговор зашел о деньгах и о том, сколько их нужно иметь, чтобы жить достойно.
Санек хотел стать богатым и имел весьма высокие потребности. Через месяц он собирался «за бугор», а со временем мечтал перебраться туда насовсем.
— Ну, ты представь, — говорил он, — живешь себе на берегу океана, у тебя классная тачка, свой дом. Чего еще человеку надо?
— У-у, это сколько надо денег, — скривилась я.
— Деньги — не проблема. Деньги умный человек всегда заработает.
Его развезло, видимо, благодаря пиву, которое он пил весь день, а может быть, и принял сто пятьдесят во время посещения ресторана. Но ему хватило бы очень немного, чтобы совершенно опьянеть.
— Слушай, хороший ты мужик, может еще за одной сходить, — предложила я.
Он пребывал как раз в той стадии, когда сам себе кажешься трезвым, но уже ничего не боишься.
— Нет проблем, — ответил он и стал рыться в бумажнике.
— Да я сама схожу, — предложила я, потому что мне не хотелось, чтобы Санька увидел сейчас Борис Алексеевич.
— Хорошо, — согласился Санек. — Но плачу я. Это будет мой подарок тебе на день рождения, — и он королевским жестом протянул мне пятисотрублевую ассигнацию.
— Вот спасибо, — улыбнулась я и отправилась в ресторан.
Там все было по-прежнему, только Толян уже был совершенно «хороший», и его голос был слышен издалека.
— Да я вообще до баб не большой охотник! — со смехом заявил он, и я догадалась, что они вспоминают сегодняшний инцидент.
Я купила коньяк и пару бутылок пива и вернулась в четвертое купе.
— А это тебе на утро, — сказала я, показывая на пивные бутылки.
— Вот это я понимаю, — умилился Санек. — Вот это сервис!
— Как в лучших домах, — подтвердила я.
— По этому поводу у меня есть тост, — торжественно провозгласил он и стал разливать коньяк по стаканам.
Я остановила его руку, когда он собрался налить мне чуть ли не полный стакан.
— Понял, — отстранил он мою руку и поставил бутылку на место.
После этого поднял свой стакан и произнес тост.
— Я предлагаю выпить за прекрасных женщин! — сказал он и выдержал довольно долгую паузу. — За таких женщин, как ты, которые не просто красивые и умные, это понятно, но и могут понять мужчину!
После этого он неожиданно поставил стакан на стол и продолжил:
— Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Что?
— Что мужчине нужно, чтобы его понимали. Вот ты, — он ткнул в мою сторону пальцем, — понимаешь, что нужно человеку. Ты принесла это пиво, а это, между прочим, и есть самое главное! А ты думаешь, все бабы это понимают? Таких — единицы! И ты — одна из них! За тебя!
