— Оба?
— Нет. Вначале мужик, потом Игорь. Он пропустил еще кружку, мы с ним немного пообщались, и он ушел.
— Что за мужик?
— Обычный. Кажется, уже заходил к нам.
— Вместе с Игорем?
— Вместе я их не видел. Игорь тут уж два месяца как околачивался, а тот приходил, может быть, пару раз.
— Описать сможешь?
— У меня за смену перед глазами проходят толпы.
— Он лысый?
— Нет.
— Худой?
— Да.
— Ему пятьдесят?
— Сорок.
— Одевается хорошо?
— Средне.
— Во что?
— Серый костюм.
И это несмотря на жару.
— Брюнет?
— Да.
— Ведет себя спокойно?
— Да, вежливый.
— По сравнению с основным контингентом?
— Именно.
— Особенности в одежде, в походке, шрамы, синяки на лице…
Паша задумался, машинально натирая стойку.
— Кажется, сутулый, но не уверен. Он с кейсом приходил.
— Опиши.
— Маленький, черный, узенький, как большинство кейсов.
Я оставила Паше свой телефон и просила звонить в любое время, если описываемый гражданин появится вновь, пообещав при выплате вознаграждения забыть про жадность.
* * *
Для того чтобы снова встретиться с Сашкой, мне потребовалось поговорить с Кондратьевым.
— Я бы не хотел, — прямо заявил он по телефону. — Мальчишка еще не отошел от смерти матери.
— Но он приходил, можно сказать, прямо перед ее кончиной. Вдруг заметил что-нибудь необычное…
— Ты думаешь?
— Это просто необходимо сделать, чтобы двигаться дальше.
— Приезжай на Восьмую Дачную. Коттедж из красного кирпича с двумя башенками найдешь без проблем.
* * *
— Привет, Сашка.
Мы с Алексеем вошли в детскую. Ребенок терзал компьютер и никак не отреагировал на наше появление.
— Саня, хватит, — оборвал удовольствие отец.
Мальчишка прекратил дергать джойстик и повернулся к нам.
— Дайте пожить спокойно.
Очередная фраза из уст Саши, никоим образом не вяжущаяся с его возрастом. Акселерация.
— Извини, но мне надо с тобой поговорить, — я сделала шаг навстречу.
— О чем?
— Саша, ты помнишь тот день, когда в последний раз приходил к маме в больницу? — Я села на стул и приготовилась к слезам.
Рыдания не заставили себя ждать.
Я гладила мальчишку по голове. Отец стоял рядом и успокаивал сына, как мог, подыскивая в скупом мужском лексиконе нежные слова.
Когда Сашка успокоился, я продолжила разговор, хотя на ребенка было больно смотреть.
— Вспомни получше. Санитар пропустил тебя к маме. Что было дальше?
Он перестал всхлипывать и собрался с мыслями.
— Я зашел в палату. Отдал яблоки. Мы поговорили, и потом я ушел.
Такой ответ не мог меня устроить.
— Какие ты принес маме яблоки?
— Взял на базаре у бабки за три рубля. Они были большие и красные.
— А больше ничего маме не приносил?
— Нет.
— Ну и что было дальше?
— Положил яблоки на тумбочку.
— Мама хорошо себя чувствовала?
— Да, она улыбалась и говорила, что скоро поправится.
— О чем вы говорили?
— О собаке. Я хотел собаку, и она обещала купить.
— Какой породы?
— Овчарку, немецкую, — постепенно состояние мальчишки приходило в норму, — потом зашла медсестра и сказала, чтобы я быстрее уходил, потому что идет комиссия.
— Какая комиссия?
— Не знаю. Она ничего не сказала. Мама меня поцеловала, и я ушел.
Сашка снова заревел.
* * *
Когда я уже забралась под простынку и закрыла глаза, раздался звонок. Кто бы это мог быть? Надела халат и, прежде чем подойти к двери, взяла пистолет.
— Кто там? — Я не рискнула смотреть в «глазок». Запросто можно потерять зрение. Вместе с жизнью.
— Это я, Катя Калинина.
Я резко открыла дверь и отошла на два шага назад, скрывая оружие за полой халата. Она ведь могла явиться ко мне и не одна. Чем дальше, тем меньше я доверяла этой малышке.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Вид у нее был не очень хороший, и информация, как оказалось, тоже.
— Света не пришла домой. Звонил ее муж и спрашивал, нет ли ее у меня, — выдохнула Катя. — Я так волнуюсь.
— Почему?
Она помялась на месте.
— Можно куда-нибудь сесть?
Я провела ее в комнату, незаметно убирая пистолет в ящик комода.
— Выпьете чаю?
— Нет, спасибо, — она опустилась на уголочек кресла. — Мы виделись сегодня в офисе около трех дня. Потом я ушла работать, а она осталась. Где-то в пять она позвонила и просила на словах передать мужу, что задержится и приедет около девяти. Она не хотела с ним объясняться, понимаете?
— Да. Время уже одиннадцатый, а ее все нет.
— Вот поэтому я и пришла к вам.
— Ну мало ли… Может, у подруги.
— Света была чем-то очень расстроена. Мы иногда сидим с нею в небольшом ресторанчике на набережной.
— Вы предлагаете мне проявить женскую солидарность и потихоньку забрать подругу из кабака?
Столь жесткая постановка вопроса несколько озадачила ее.
— Ну ведь вы детектив?!
— Верно, детектив, а не работник медвытрезвителя.
— Я заплачу, только, пожалуйста, давайте съездим. Одной страшно.
— Как же супруг отпустил вас?
— Он думает, я пошла к соседке, а это обычно надолго.
* * *
Небольшой, по словам Кати, ресторанчик занимал весь первый этаж большого добротного дома. В отличие от хозяев протухшего «Горбуна» владельцы ресторана «Красная роза» не скупились на иллюминацию. Само название горело над входом неоном. Несколько сотен лампочек обрамляли контур витрины и мигали разноцветными огоньками, а одетые в костюмы восемнадцатого века манекены танцевали за стеклом классический танец.
— Приятное место, — призналась я.
— Да. И внутри очень красиво, — восхищенно добавила Калинина.
Мы вошли. Моя спутница оказалась права. Интерьер в стиле конца восемнадцатого века, выдержанный в голубых тонах с подделкой под позолоту, смотрелся очень роскошно.
— Здесь не так дорого и всегда вкусно кормят, — сообщила Катя.
Пара столиков была свободна, и персонал заведения в лице услужливого официанта был рад нашему визиту. Небольшой оркестр, видимо только что закончив играть, переводил дух.
— Около окна есть отличные места, — высокий юноша, облаченный в рубашку с манишкой, темно-синие панталоны, белые колготки и черные ботинки, действительно проявлял о нас заботу.
— Мы ищем подругу, — сообщила я довольно четко. В этот момент зазвучал «Танец феи Драже» из «Щелкунчика», пришлось говорить громче. — Высокая, худая, чуточку нескладная, около тридцати.
— Да, я обслуживал их столик, — он тут же понял, о ком идет речь.
Мне сейчас не хватало только разоблачений в супружеской неверности.
Катя смутилась и попросила юношу провести нас.
— Вон Света, — она не слишком прилично показала пальцем в самый конец зала, вмещавшего по крайней мере двадцать столиков. — Она одна.
Как только я увидела Уварову, сердце мое сжалось. Она сидела к нам спиной, привалившись к стене, и можно было подумать, что она ковыряется в тарелке, на самом же деле тело ее оставалось неподвижным.
— Никуда не уходи! — резко бросила я официанту и, чуть не сбив еще одного в униформе, ринулась к столику.
Глаза Светы были закрыты. Дотронулась до шеи. Кожа теплая. Попыталась нащупать пульс. Ничего. Нет, есть. Еле различимый. Не церемонясь, хлестанула ее по щеке. Никакой реакции.
— Что с ней? — заволновалась Катя.
Я повернулась к официанту.
— Она много пила?
Юноша испуганно посмотрел на меня.
— Нет. Вы же видите, на столе только шампанское.
— С ней был кавалер?
— Кажется, они только что танцевали.
— «Скорую»! — Мой палец уперся в грудь Калининой и явно причинил ей боль, но она ничего не почувствовала.
Я расстегнула ворот блузки и положила Уварову на стульях. Оркестр продолжал выжимать из себя мелодию.
— Найди нашатырь, и без паники, если не хочешь, чтобы перепуганные люди разнесли всю мебель, — панталоны кивали головой, — и не забудь привести сюда свое начальство. Пусть потихоньку закругляются.
— Она мертва?
— Нет, спит крепким сном. Шевелись давай.
* * *
Югов приехал быстрее, чем «Скорая». Света уже не дышала. Катя тихонько ревела, сидя за соседним столиком.
— Снова снотворное? — Он кивнул мне в знак приветствия.
Зал был уже пуст. Все мероприятия тихо и спокойно свернули в течение пятнадцати минут.
— Похоже. Я здесь попридержала кое-кого, — и вкратце обрисовала ситуацию.
Капитан, играя грудными мышцами, подошел к официанту. Прямо медведь и журавль.
— Ты запомнил человека, который был с ней?
Юноша слегка попятился, наткнулся на стул и, не удержав равновесия, сел.
