Разговор начался с того, что Шарнгорст поздравил меня с величайшей победой.
— Думаю, не довелось вам еще слышать об этом. Дело в том, что германская армия в боях под Орлом, Курском, Белгородом понесла тягчайшее поражение. 5 июля началась германская операция. Советская Армия успешно оборонялась и 12 июля после колоссального танкового сражения у Прохоровки перешла в наступление, полностью разгромив войска Манштейна и Клюге. Вот это успех! Поздравляю вас!
Я был очень рад, но, пожалуй, впервые я видел, что и Шарнгорст радуется нашей победе. Я с удивлением на него посмотрел.
— Что ж, Константин Иванович… Теперь я радуюсь вместе с вами. — И он поведал главную повесть своей жизни.
Редко так бывает, но вот было же: Шарнгорст — умница с университетским и военным образованием, разведчик, побывавший во всех европейских странах, полковник — исповедовался передо мною, человеком чуть ли не вдвое младшим, едва получившим среднее образование, всего лишь старшиной.
Он вновь повторил основные даты и положения своей биографии. Затем сказал, что идеи национал-социализма никогда его не увлекали, просто на каком-то начальном этапе нацистское государство показалось ему перспективным и долговечным. Ну, с какими-то издержками на дурацкую пропаганду, фанфаронство, даже антисемитизм. Но ведь люди его круга всегда старались держать себя выше таких мелочей, не пачкать себя ими.
Многое из повседневной практики национал-социализма просто не доходило до него, помимо этого, он годами не жил в Германии.
Ему было известно, что многие старые военные противники войны с Советским Союзом. Человек, которого он уважал и с которым он работал в Москве, посол граф Вернер фон дер Шуленбург, а также его начальник — военный атташе генерал Кестринг также активно высказывались против войны с Россией.
Тем не менее теперь ему довольно трудно объяснить свое состояние, он, Шарнгорст, считал, что война с Советами необходима и что ее вполне возможно довести до победного конца.
Когда война уже началась, у него, как и у многих других военных, находившихся на оккупированной германскими войсками советской территории, наблюдавших деятельность партизан и глухое сопротивление народа, возникла мысль о создании в России коллаборационистского правительства под руководством находящегося в эмиграции Керенского или другого буржуазного деятеля-эмигранта, а также Русской армии освобождения (так он именовал ее в своих мечтах).
Подобные проекты возникли в нескольких местах, они рассматривались в ставке, лично он не считал себя специалистом в политических вопросах, поэтому спокойно ждал, пока эти предложения будут утверждены и претворены в жизнь.
Шарнгорст рассуждал так: Россия — страна необычная, огромная, мощная, победить ее обычными военными средствами невозможно. Но если бы удалось расколоть ее изнутри политически, если бы при наличии тягчайшей для нее войны с вермахтом вновь начать на ее просторах гражданскую войну, — победа Германии будет обеспечена!
«Почему гражданская война 1919—1922 годов не дала положительного результата? — рассуждал Шарнгорст. — Да только потому, что усилия интервенции были мизерны, Антанта и не думала помогать белым реально, сильная Россия была Антанте не нужна».
И Шарнгорст решил создать ядро будущей разведки коллаборационистского правительства и Русской армии освобождения.
Но его попытки оказались тщетными. Подавляющее большинство кандидатов, которых он «профильтровал», оказались непригодными для тех ролей, которые им предназначались.
В январе 1942 года Шарнгорст узнал меня и пришел к выводу о том, что я один из тех людей, которые ему нужны.
Почему-то Шарнгорст отобрал также и Николая Дерюгина, не имевшего разведывательной подготовки.
А потом грандиозный сталинградский разгром (катастрофу под Москвой он считал случайностью), а также мое и Николая Дерюгина поведение и многие другие факторы (Шарнгорст был умным и цельным человеком) убедили его в эфемерности усилий вермахта, больше того — убедили в неминуемости поражения Германии и возмездия, которое ожидает немецкий народ.
Самое страшное впечатление на Шарнгорста произвели факты тотального уничтожения населения оккупированных областей России. Он понял, что связал свою судьбу с бандой политических авантюристов, и решил бороться. Не зная вначале — как…
Шарнгорст рассказал, что самое большое влияние на него оказал его дальний родственник Хеннинг, также происходивший из старинного прусского дворянского и офицерского рода. Хеннинг являлся начальником оперативного отдела штаба группы армии «Центр», которой командовал фельдмаршал Клюге.
Хеннинг странный человек, ненавидит форму и муштру и при первой же возможности надевает штатское платье. Однажды он сказал Шарнгорсту, что дерзость превеликого дилетанта, развязавшего войну против СССР, обернется катастрофой.
Хеннинга угнетало и прямое планирование преступлений на основе так называемого приказа «О комиссарах». Этим приказом предлагалось убивать комиссаров и политработников Красной Армии. Критикуя приказ о расстреле всех подозрительных гражданских лиц без приговоров даже военно-полевых судов, Хеннинг сказал однажды Шарнгорсту: «Если нам не удастся побудить фельдмаршала Браухича предпринять все возможное для того, чтобы отменить эти приказы, Германия окончательно потеряет свою честь, и это будет омрачать жизнь немцев сотни лет. Вину за это возложат и на вас, и на меня, на вашу сестру и на мою жену, на ваших детей и на моих».
Шарнгорст стал рассказывать чудовищные вещи, судя по всему, он говорил правду.
Он рассказал, что Хеннинг, полагая Адольфа Гитлера виновником национального позора Германии, решил убить его при помощи взрывного устройства, пожертвовав при этом и своей жизнью. Это было еще в 1942 году. Когда Шарнгорст, офицер до мозга костей, напомнил Хеннингу о присяге, тот вспылил и крикнул, что Гитлер ничего не может требовать от тех, кто давал ему присягу, так как сам тысячекратно нарушил ее.
Шарнгорст после долгих размышлений согласился с этой мыслью, а Хеннинг, как бы еще более утверждая его в необходимости борьбы с Гитлером, сказал:
— По-твоему, не удивительно, что мы сидим и обсуждаем, как убить главу государства? Но только это спасет немецкий народ.
Вот с этого все и началось. Хеннинг, смелый, честный человек, поставил Шарнгорста на путь борьбы с Гитлером и нацизмом и влил в него уверенность в том, что это единственный путь… Хеннинг познакомил Шарнгорста с группой интеллигентов, обсуждавших возможности изменения государственного строя Германии.
Шарнгорст мне сказал, что абсолютно убежден: в верхних слоях германского общества зреет заговор против Гитлера и уже несколько раз могло состояться покушение.
Основные силы заговора, как объяснил Шарнгорст, группируются вокруг крупного в прошлом либерального политика Герделера, представляющего германскую промышленность. Расчеты этих лиц связаны с любой формой устранения Гитлера — тесным союзом с англо-американцами и организацией военного и политического заслона против возможной экспансии на Запад Советского Союза.
Однако в 1943 году возникло новое, значительно более левое течение, возглавляемое полковником службы генерального штаба графом Клаусом Шенком фон Штауффенбергом.
Эти люди пытаются установить контакт со всеми прогрессивными силами, в том числе КПГ, национальным комитетом «Свободная Германия» (НКСГ), возглавляемым генералом Зейдлицем и находящимся в СССР. После физического устранения Гитлера Штауффенберг и его сторонники должны начать переговоры о капитуляции с Советским Союзом и с англо-американцами.
Для предварительных переговоров с Советским Союзом намечен граф Вернер фон дер Шуленбург, который с 1934 по 1941 год был германским послом в Москве. Он также сторонник Штауффенберга. Разрабатывается вариант, согласно которому переход Шуленбурга на советскую сторону поможет осуществить Хеннинг.
Скажу честно: все было необычно, грозно, страшно. Меня бесконечно обрадовало, что Шарнгорст наконец определился, что мы с ним союзники и страстно желаем одного: поражения фашистской Германии.
Самое замечательное заключалось в том, что моя предполагавшаяся в декабре заброска на территорию СССР только по видимости должна была носить разведывательный характер в интересах абвера. В действительности она должна была стать попыткой установления прямого контакта с НКГС, Зейдлицем.
Вот какой потрясающий разговор произошел у меня с Шарнгорстом 25 августа 1943 года.
Шарнгорст достал из шкафчика бутылку французского коньяка:
— Может быть, за нашу общую победу? Не возражаете?
Выпили. Шарнгорст сказал:
— Сегодня у нас хороший тихий, исповедальный день. Как на рождество или на пасху… Давайте я буду ставить вам пластинки с ариями и романсами в исполнении Пирогова?
