Я никогда никому тебя не отдам! Слышишь? Я так долго тебя искал и жить без тебя не собираюсь.
– А я собираюсь поспать до утра! – раздался раздраженный голос откуда-то сверху, и на влюбленную парочку вылилось ведро холодной воды. – Пошли вон отсюда. Развели тут мексиканские страсти!
Яна ахнула, а потом засмеялась:
– Ничего себе! – воскликнула она.
– Спасибо, что не помоями окатили!.. – тряхнул мокрой головой Мартин.
– Сейчас договоришься у меня! Принесу и помои, – грубо ответили сверху, и раздался звук закрываемого окна.
– Ты вся мокрая, – шепотом сказал Мартин, снимая с себя пиджак и набрасывая его на худые плечики Яны.
– У тебя пиджак тоже мокрый! – засмеялась она.
– Тише! Ты мокрая, и в кружевах, конечно, очень красивая, но теперь почти обнажена… Такая картина не для чужих глаз, – обнял Яну Мартин. – С кем наши девочки?
– У нас с тобой очень хорошие матери, – ответила Яна.
– Да, с этим нам повезло. А меня ты пригласишь в свой номер на чашечку горячего шампанского? – спросил Мартин.
– С какой стати? У тебя в номере есть женщина. Пусть она тебе шампанское и кипятит.
– С этим покончено, – улыбнулся Мартин.
– А не боишься, что я тебе в бокал яду подсыплю?
– Ты можешь… Я уже съехал от Эвелины от греха… Словно чувствовал, что нужно сваливать от нее, – поцеловал он Яну в макушку.
– И где ты теперь обитаешь? – заулыбалась Яна.
– Все люксы, не поверишь, заняты. Поэтому был вынужден поселиться в экономе. Десять квадратных метров, – ответил Мартин.
– Бедненький!.. Как же ты там помещаешься? Не тесно?
– А какой у меня был выбор? Можно к тебе перебраться? – пошел в наступление Мартин.
– Предложение заманчивое, но боюсь, что Люк выгонит меня из президентского номера, если я подселю к себе какого-то дядьку.
– Яна, я не хочу даже имени его слышать.
– Ага! Ревнуешь? Мы же договорились!
– Не то слово!.. Прости, сорвался! Сам не ожидал, что на такое способен.
– Теперь ты понял, что я еще могу нравиться мужчинам? Только попробуй меня бросить!..
– Дурочка ты моя. Я в жизни тебя не брошу. Ты моя единственная любовь.
Яна шутливо стукнула кулачком ему в живот.
– Черт! Чуть руку не сломала! Ладно, я тебе поверила!
– Так, любимая, это – пресс. Что ему может сделать твоя тоненькая ручка? Ты мне уже все щеки отбила! Превратила меня из взбледнувшего от ревности и злобы Пьеро в румяного Арлекина.
– Всё шутишь, – вздохнула Цветкова.
– Если серьезно, Яна… – Мартин стал целовать ее щеки, лоб, нос. – Знаю таких мужчин, которые в свои пятьдесят спят с двадцатилетними девушками, купив их молодость за деньги. Назовем вещи своими именами. Я считаю, что и у этих мужиков, и у этих девушек просто какие-то проблемы. С потенцией, с моралью, с самооценкой, психологические, материальные… Считаю, что у меня подобных проблем нет. А сорок лет мне уже было, и кризис среднего возраста пройден. Спасибо, что в этот период на моем пути встретилась ты! С тобой, дорогая, не соскучишься, до возрастного кризиса ли тут? Только и смотри, что ты опять выкинешь…
– Опять шуточки? – сдвинула брови Яна.
– Что ты! Я совершенно серьезен! – заверил ее Мартин.
Сверху снова распахнулось окно.
– Послушайте, уважаемые влюбленные! Вы еще долго собираетесь отношения выяснять? Людям спать нужно! Еще водички принести? Может, кипяточку? Я быстренько!
– Нет-нет, не надо! Извините! – Мартин поднял голову.
В окне маячила неясная фигура.
– Воды достаточно, – сказал Мартин.
– Шел бы ты со своей девушкой в номера, кавалер. Взрослые люди! Что вы тут обжимаетесь по углам? В кустах! Ну, не собаки же! Нашли место отношения выяснять. Валите отсюда, да побыстрее!
– Извините еще раз. Мы уходим! – заверил Мартин, увлекая Яну за собой. – Пойдем.
Они шли по дорожке, скрытой густыми кустами, и держались за руки. Дорожка освещалась лунным светом, вокруг трещали неумолчные цикады, одуряюще пахли неизвестные им цветы, кружа голову.
– Не надо злить судьбу. Я выяснил главное, ты не изменила мне, – не мог успокоиться Мартин. – Пойдем быстрее, ты же мокрая, можешь простудиться.
– Какой же все-таки идиот! Почему ты меня так обижаешь своим недоверием? Это же самое главное в отношениях! И ничего я не простужусь. Я закалённая.
– И это ты мне говоришь? А как же доверие с твоей стороны?
– Я эмоциональная женщина! С богатой фантазией, между прочим. А здесь всё ясно и без фантазий: вот мой любимый, а вот и голая баба! Я, между прочим, с Люком не целовалась!..
– Опять двадцать пять! Яна!.. Еще бы ты целовалась с ним! Для меня важно правило: «Моя женщина – это только моя женщина».
– У твоей Эвелины другие взгляды, – отметила Цветкова.
– Поэтому моя женщина – это ты. Вернемся к гостям? Только сначала нужно переодеться.
Через полчаса они снова были среди гостей.
То ли они не заметили, что прошло много времени, пока они выясняли отношения, то ли на вечеринке события развивались слишком стремительно, но Люка было не узнать, он был не просто пьян, а пьян в зюзю. Или «в дрова», или «в хлам». Пиджака на нем уже не было, рубашка торчала из брюк и была до половины расстёгнута. Он взгромоздился на стол и держал во рту галстук, к концу которого была привязана металлическая пробка от бутылки. Он пытался попасть этой пробкой в горлышки батареи из открытых бутылок, которые располагались перед ним на столе. При каждой удаче гости громко кричали и аплодировали. Казалось, что все эти недавно благовоспитанные дамы и господа превратились в пьяную толпу животных. Им уже было наплевать на этикет, на классическую музыку, на это важное мероприятие. Они громко разговаривали, почти орали, пытаясь перекричать друг друга, каждый говорил о своем, и никто никого не слышал и не слушал. Около бассейна визжали девицы.
Абсолютно пьяная растрёпанная Эвелина висела на Люке, который слез со стола и теперь пытался удержать равновесие, стоя на непослушных ногах. Им было очень весело, они хохотали во весь голос.
– Ничего себе! – присвистнула Яна.
– Вот это конкур! А ты хотела меня променять на этого парня? Да я по сравнению с ним белый котенок! – засмеялся Мартин.
– Что им подмешали в вино? Что мы пропустили? – ахнула Цветкова.
Люк, пьяно махнув рукой, объявил апофеоз вечера.
– Купание королевы моей души в моем лучшем молодом вине! Внесите чан!
Двое крепких мужчин поймали его тело, так как он стал заваливаться на бок.
Торжественно выкатили на тележке огромный, сверкающий золотом чан, наполненный красным вином, и приставили к нему лестницу с площадкой наверху, похожую на трап самолета.
Люк где-то подхватил еще бокал, осушил его одним
