На вокзале Ясуда купил билет, девушкам дал перронные. Поезд на Камакуру отправлялся с тринадцатого пути. Стрелки электрических часов подползли к шести.
— Прекрасно! Успел на 18.12, — сказал Ясуда. На тринадцатый путь электричку еще не подали. С восточной стороны тянулись другие пути для поездов дальнего следования. Четырнадцатый тоже пустовал, на пятнадцатом стоял состав.
— Видите, вон экспресс «Асакадзэ». Он следует до Хакаты на Кюсю, — пояснил Ясуда.
Перед экспрессом суетились пассажиры и провожающие. Последние поцелуи, грустные взгляды, торопливые рукопожатия. Обычная картина.
— Вот это да! — воскликнул вдруг Ясуда. — Посмотрите, посмотрите-ка туда, уж не О-Токи-сан ли это?
Девушки изумленно обернулись. Напрягая глаза, вглядывались они туда, куда указывал Ясуда.
— Точно! Она! — Яэко так и замерла от удивления. Действительно, по платформе у пятнадцатого пути в толпе шла О-Токи. Нарядно одетая, с чемоданом в руках, она, несомненно, собиралась уехать этим экспрессом.
Наконец и Томико увидела ее:
— Да! Действительно, О-Токи-сан!
Но самой большой неожиданностью был незнакомый мужчина, который шел с ней рядом. Молодой, в темном пальто и тоже с чемоданом. Непринужденно болтая, как близкие люди, они пробирались через толпу к концу состава.
— Господи, да куда же она едет? — прошептала Яэко, вовсю тараща глаза.
— И с мужчиной… Интересно, кто он ей? — заикаясь, продолжала Томико.
Не зная, что за ней наблюдают три пары глаз, О-Токи вместе со своим спутником шла вдоль вагонов. Наконец у одного из вагонов они остановились, взглянули на номер. Мужчина вошел первым, О-Токи — за ним.
— Ай да О-Токи-сан! — ухмыльнулся Ясуда. — Видно, сбежала на Кюсю со своим милым.
Обе девушки продолжали стоять в оцепенении. Никак не могли оторвать взглядов от вагона, в котором исчезла О-Токи. По платформе вдоль состава сновали пассажиры.
— Куда же она собралась? — наконец выдавила из себя Яэко.
— Наверно, далеко, если в экспресс села.
— Разве у О-Токи-сан был кто-нибудь? — зашептала Томико.
— Не знаю. Уж больно все неожиданно.
Обе девушки говорили шепотом, словно почувствовав присутствие какой-то тайны.
Ни Яэко, ни Томико не знали личной жизни О-Токи. Она была не из тех, кто любит рассказывать о себе. Кажется, она не замужем. Да и любовника скорее всего не имеет. Во всяком случае, ничего такого о ней не говорят. Очевидно, среди подобных женщин есть два типа — откровенные и замкнутые. О-Токи принадлежала ко вторым.
Поэтому обе подружки были потрясены, обнаружив неизвестную им сторону жизни О-Токи.
— Пойти, что ли, глянуть, что за мужчина?.. — оживляясь, сказала Яэко.
— Еще что придумала! — одернул ее Ясуда. — Не надо лезть в чужие дела.
— Ой, Я-сан, уж не ревнуете ли вы?
— Ну да! — рассмеялся Ясуда. — Я ведь еду повидаться с женой!
Вскоре на тринадцатый путь подали электричку линии Йокосука. Она заслонила экспресс «Асакадзэ». На светящемся циферблате стрелки показывали восемнадцать часов одну минуту.
Ясуда вошел в вагон, помахал девушкам рукой. До отправления оставалось одиннадцать минут. Высунувшись в окно, он сказал:
— Идите, девочки, вам ведь некогда. И спасибо большое.
— Может, и правда пойдем?.. — Яэко замялась, ей очень хотелось поближе взглянуть на О-Токи и ее спутника. Спускаясь по лестнице, Яэко сказала:
— Послушай, Томи-тян, давай все-таки посмотрим!
— Ну-у, нехорошо ведь… — ответила Томико. Впрочем, она сама сгорала от любопытства. И они помчались к экспрессу. Подойдя к нужному вагону, девушки через головы провожающих заглянули в окно. Внутри все было залито ярким светом. Они отчетливо увидели сидящую в кресле О-Токи и рядом с ней ее спутника.
— Ты посмотри, как она сияет! — зашептала Яэко.
— А он — ничего, интересный, — Томико впилась глазами в мужчину. — Как ты думаешь, сколько ему лет?
— Лет двадцать семь — двадцать восемь. А может быть, и двадцать пять.
— Значит, на год моложе или старше О-Токи-сан.
— Давай войдем в вагон, подразним!
— Да ты что, Яэ-тян?! Разве можно!
Томико удержала подругу. Некоторое время они следили за парой. Потом Томико сказала:
— Ну ладно, пошли. И так уже здорово опоздали.
Придя в «Коюки», они тотчас же обо всем доложили хозяйке. Для нее это тоже было неожиданностью.
— Вот как?! О-Токи-сан вчера отпросилась на пять-шесть дней. Сказала, что хочет съездить на родину. А сама, значит, с мужчиной… — хозяйка широко раскрыла глаза от удивления.
— Какое там на родину! Ведь О-Токи-сан из провинции Акита, а это совсем в другой стороне.
— Подумать только! Казалась такой скромной. Вот и верь после этого тихоням. Небось гульнет в Киото.
И все три женщины переглянулись.
На следующий вечер Ясуда снова появился в ресторане с каким-то знакомым.
Позднее, проводив его, как обычно, он вернулся и заговорил с Яэко:
— Ну, как О-Токи-сан, наверное, сегодня не работает?
— И не только сегодня. Целую неделю гулять будет! — сообщила Яэко таинственным шепотом.
— Ого! Что же это, свадебное путешествие, что ли? — спросил Ясуда, потягивая вино.
— Вот именно! Просто ума не приложу!
— А что тут особенного? Вы бы тоже попробовали, а?
— Извините уж, не на таковскую напали! Или, может быть, вы Я-сан хотите пригласить?
— Я? Нет! Не могу же я один взять всех вас.
Так поболтав немного, Ясуда ушел. На следующий день опять привел двух знакомых. Пили. И на этот раз прислуживали Томико и Яэко. Разговор снова коснулся О-Токи. Однако О-Токи вскоре удивила всех еще больше.
Если ехать из Модзи по основной ветке кагосимского направления, то, не доезжая трех остановок до Хакаты[2], будет маленькая станция Касии. Вправо от этой станции дорога ведет в сторону гор, к синтоистскому храму Касииномия, влево — к бухте Хаката.
Далеко в море тянется узкая коса, соединяющая побережье с гористым островом Сиганосима. Еще дальше в тумане проступает силуэт острова Ноконосима.
Это побережье сейчас называют Касийским взморьем, а в старину оно было известно просто как бухта Касии. Канцлер Отомоно-Табибито, гуляя однажды по берегу, сочинил такие стихи:
На берегу бухты Касии по утрам дети собирают дары моря,
увлажняя рукава чистым и белым песком…
Однако современная рациональная действительность чужда такому лиризму королевской эпохи. Холодным утром 21 января, около половины седьмого, по этому берегу шел рабочий. О нет, он не собирал «дары моря», он направлялся на завод в Надзиму.
Только что рассвело. Над морем висел молочно-белый туман. Очертания косы и острова Сиганосима едва-едва проступали. С воды дул ледяной, пахнущий солью ветер. Рабочий шагал быстро, слегка сутулясь, подняв воротник пальто.
Но этому скалистому берегу проходила кратчайшая дорога на завод.
Но вдруг он увидел нечто необычное — два странных предмета на черной каменистой земле. Они были лишними в знакомом пейзаже и портили его.
Солнце еще не взошло. Два холодных тела в холодном бледно-зеленом свете раннего утра. Полы одежды шевелились, словно дрожа от стужи. Ветер трепал волосы. Все прочее было неподвижно. Неподвижные черные туфли. Неподвижные белые таби[3].
Привычный день рабочего был нарушен. Он свернул с привычной дороги.
Прибежав в город, забарабанил в стеклянную дверь полицейского участка.
— Там… на взморье… лежат двое… мертвые!
— Мертвые?!.
Старый полицейский, протирая глаза и зябко поеживаясь, начал застегивать мундир.
— Да-да! Два трупа — мужчины и женщины!
— А далеко?
— Да нет, близко. Я провожу.
— Хорошо. Подожди немного.
Старик пришел в себя, записал фамилию и адрес рабочего, позвонил в местное управление полиции. Потом оба поспешно вышли из участка. Было морозно.
На месте происшествия ничего не изменилось. Ветер все так же шевелил волосы покойников. Женщина лежала на спине. Веки плотно сомкнуты, губы чуть-чуть приоткрыты, видна белая полоска зубов. Щеки розовые. Одета в мышиного цвета зимнее пальто, под ним — темно-вишневое кимоно. Вся одежда в порядке. Поза спокойная. На плотно сжатых ногах чистые, не испачканные землей таби. Рядом — аккуратно поставленные виниловые дзори[4].
Голова мужчины была повернута в сторону. Цвет лица тоже свежий, розовый, словно у спящего. Темно-синее пальто, коричневые брюки. Черные, хорошо начищенные туфли. Синие, в красную полоску носки.
Трупы лежали совсем рядом. Из трещины в скалах выполз маленький краб и вскарабкался на бутылку из-под апельсинового сока, валявшуюся рядом с мужчиной.
