Ознакомительная версия.
Воцарилось молчание. Я задумалась, перебирая в памяти разные периоды своей жизни.
— Нет, — сказала наконец, — не знаю я никакой Ситниковой-Горностай. Не случилось такой в моей жизни. И за помощью она ко мне не обращалась.
— Жаль, — вздохнул Леонид Максимович. — Ну, что ж, бывает! Отрицательный результат — тоже результат. И тем не менее… тем не менее. Вас не затруднит взглянуть на эти фотографии, Екатерина Васильевна? Возможно, вы узнаете кого-нибудь.
Он достал несколько фотографий из лежащей перед ним папки и разложил на столе. Я придвинулась поближе. Это были фотографии молодых женщин, очень разных — длинноволосых, с короткими стрижками, блондинок и темноволосых…
В изображениях человеческих лиц есть своеобразная магия. Будь то картина или фотография. Мысль не моя, кто сказал — не помню, наверное, художник, фантазер или философ. Они — застывший слепок мгновения, которое больше никогда не повторится. И с каждой секундой они уходят все дальше и дальше от оригинала, пока связь между ними не порвется окончательно. И тогда они начинает жить собственной жизнью. Лица на фотографиях, лежавших передо мной — улыбающиеся, серьезные, безразличные, — были одинаковы лишь в одном — в своей неузнаваемости. Все они были мне незнакомы. Впрочем… постойте! Я взяла одну из фотографий, присмотрелась…
— Я не уверена, но мне кажется, я ее знаю. Ее зовут Диана.
— Ваша знакомая?
— Нет! Это была случайная встреча. Я виделась с ней совсем недавно, три недели назад. Правда, здесь она выглядит по-другому… если это она. Я… не уверена.
— А в чем разница?
— Здесь она какая-то сонная, я имею в виду, спокойная, а та была… — Я запнулась, подыскивая слова. — Экзальтированная, истеричная, какая-то дерганая…
— А можно поподробнее о вашей встрече?
— Можно. Она позвонила в шесть двадцать вечера, спросила «главного детектива». Это было, кажется, двадцатого октября… или двадцать второго. Я отметила в календаре. Она хотела поговорить об «очень важном деле». Я попыталась объяснить ей, что мы не детективное агентство и вряд ли сможем помочь, но она перебила меня и стала говорить, что ей нужно поговорить с надежным человеком и все ему рассказать, что речь идет о жизни и смерти, а потом заплакала. И все это бессвязно, как в бреду, заикаясь, глотая слова. Я просто не знала, что делать… спросила, где она находится. «Тут, рядом с вами, — отвечала она, — через дорогу, в скверике». И добавила, причем с таким надрывом: «Ну, пожалуйста, пожалуйста, спасите живую душу!»
Знаете, я даже испугалась. Ладно, думаю, пусть выговорится. Пригласила ее к себе, она наотрез отказалась прийти — за ней якобы следят. И снова горячечный бред и слезы. Я подумала: может, вызвать полицию или «Скорую», но потом любопытно стало, да и жалко… мало ли, что там случилось, — и я вышла к ней. Она ожидала меня на скамейке в парке рядом с нами. Молодая, дорого одетая, но… какая-то странная и старомодная — в шляпке с вуалью! И она все время промакивала заплаканные глаза кружевным носовым платочком. Просовывала руку в перчатке под вуаль и… Понимаете, это было как-то необычно и неестественно… Я еще подумала, что она могла бы приподнять вуаль. Уже потом мне пришло в голову, что она, видимо, не хотела, чтобы я ее рассмотрела. Правда, я пыталась, но было темно, и скамейка далеко от фонаря… Я не поручусь, что это она. Очень похожа, но, сами понимаете… — Я пожала плечами. — И еще! От нее просто разило духами! И это тоже было странно: женщина в таком состоянии не думает о духах…
— Она назвала себя?
— Она сказала, что ее зовут Диана.
— Диана… а фамилия?
— Она не назвала фамилии. Только имя — Диана.
— Чего же она хотела?
— Понятия не имею! — Я пожала плечами. — Я ничего не поняла. Она рыдала, хватала меня за руки, говорила о грозящей опасности, о том, что ей нельзя оставаться одной, что ее все время должен сопровождать телохранитель.
— Телохранитель — это по вашей части, не так ли?
— Так. Но… что-то все-таки было не так. Все преувеличенно, с надрывом, как в бреду, и ничего по существу. И потом — эта вуаль, сильный запах духов… Я даже подумала, что она пьяна, но от нее не пахло алкоголем… Может, наркотики?!
— И что же было дальше?
— Ничего. Минут через пятнадцать она, словно по команде, перестала плакать, спрятала носовой платочек в сумочку и протянула мне руку… причем перчатку не сняла. Сказала, что рада была познакомиться и что еще позвонит. Знаете, как будто ее выключили. Даже улыбнулась. И ушла. Я потом уже подумала, что ей нужен был не детектив, а психиатр. Больше она мне не звонила. Пока. Наверное, все в порядке.
— То есть неизвестная женщина попросила у вас помощи, сообщила, что ее преследуют, что ей угрожают, и вы, несмотря на то что ваша профессиональная сфера — охрана, а не детективные услуги, согласились увидеться с ней. Зачем?
Я задумалась. Вопрос следователя прозвучал довольно жестко. Другими словами: поиграть в детектива захотелось? От скуки? Поиски приключений?
— Не знаю. Человек звал на помощь… Еще… любопытство, наверное… — промямлила я. — И жалко стало, не смогла отказать. А как бы вы поступили на моем месте? — пошла я в наступление. — Она рыдала и умоляла поговорить с ней! А в чем, собственно, дело? Она что, ограбила кого-нибудь? Убила?
— На вашем месте… Вы правы, Екатерина Васильевна, возможно, я встретился бы с ней. Но я детектив в отличие от вас. Так чего же она от вас все-таки хотела?
— Не знаю! Она рыдала… а потом ушла. А что случилось?
— А случилось то, что женщина эта умерла.
— Как умерла? — ахнула я. — Но… почему? Она… ее… что?
— Предполагается самоубийство, Екатерина Васильевна. Во всяком случае, ее смерть выглядит как самоубийство. Вы же понимаете — мы прорабатываем все версии.
— Но как же… Как это случилось? — заикаясь, повторила я.
— Отравление стрихнином.
— Стрихнином?
— Это такой яд, алкалоид, извлекается из растения чилибуха, которое произрастает в Азии и… других странах. Слышали? В небольших дозах стрихнин используется в медицине как стимулятор, в больших… это яд. Кстати, из этого же растения выделялется другой сильный яд — кураре.
— Который у индейцев на стрелах?
— Он самый.
— А как вы узнали обо мне?
— Мы нашли номер вашего телефона в ее сумочке.
— Просто не верится! — вырвалось у меня. — Никогда бы не подумала, что она способна на… такое.
— Но вы же сами сказали, что с психикой у нее было не все в порядке. Кстати, ваше яркое описание — ключ к ее характеру и, возможно, к самоубийству. — Он испытующе смотрел на меня.
Я задумалась. Что-то было не так… Психика… действительно… Я словно слышала ее голос — истеричный, эмоциональный, с хрипотцой, которая еще тогда показалась мне неестественной…
— Понимаете, если бы она не ушла так деловито после слез, истерики… С ней была истерика, она рыдала, хватала меня за руки, а потом вдруг оборвала себя, попрощалась и ушла. Как-то странно…
— От людей с расстроенной психикой можно ожидать всего, чего угодно, Екатерина Васильевна.
— Наверное. А когда это случилось?
— Двадцать восьмого октября.
— Через неделю после нашего разговора… А как… кто ее обнаружил? Родные?
— Нет, соседка. Утром двадцать восьмого октября ее муж, Ситников Александр Павлович, улетал в командировку в Германию. В аэропорту они были вместе, она его провожала. Около двух она вернулась домой, ее видели соседи, и больше, видимо, не выходила. Муж позвонил ей на другой день, двадцать девятого, из Франкфурта, но не застал. Вернее, она уже была мертва к тому времени, так как умерла около полуночи двадцать восьмого. Он позвонил домой еще несколько раз, а потом набрал соседке и попросил сходить к Елене. Та, не достучавшись, позвонила участковому. Дверь взломали и обнаружили ее в постели мертвой. Никаких следов присутствия чужого человека, никаких окурков, остатков ужина на двоих, чашек с ядом, а также следов взлома или отмычки. Все чисто. Стакан сока на тумбочке у кровати — тоже чистый, отпечатки пальцев ее собственные. Так что очень может быть, что самоубийство.
Мы помолчали. Я была подавлена. Сцена в парке приобрела трагический смысл. Ей нужна была помощь, а я… Бедная женщина!
— А… — начала было я, но, взглянув на Леонида Максимовича, так ничего и не сказала.
— Спрашивайте, — разрешил тот, — вам можно, ведь мы почти коллеги. Кроме того, я верю в женскую интуицию. И логику.
— Я просто подумала… что яд должен был где-то храниться…
— В одной из ее сумочек был найден обрывок листка из блокнота со следами стрихнина. Блокнот ее собственный, мы даже нашли место, откуда этот листок был вырван. Еще вопросы?
— А где она взяла яд?
— Пока не знаем.
— А что говорит муж?
— Муж не говорит ничего такого, что могло бы объяснить эту смерть. Молодая, красивая, хорошо обеспеченная женщина тридцати двух лет. Никаких тайных хворей, никаких явных врагов или неприятностей на работе, уже хотя бы потому, что она не работала. Типичная мужняя жена, вся жизнь на виду.
Ознакомительная версия.
