Ознакомительная версия.
— Ничего страшного, я схожу.
С тех пор как Джеймс дома, он, похоже, считает, что я не способна вообще ни на что. Наверное, потому, что, когда он видел меня в прошлый раз, я не напоминала габаритами дом.
— Оскар, Ноа, что происходит?
Я останавливаюсь в дверном проеме гостиной. Мальчики поднимают на меня глаза. Вид у них жалкий, ведь их застали врасплох на начальной стадии войны. К уголку рта Оскара прилипло что-то твердое и желтое. Ноа размахивает игрушечным пистолетом своего брата.
Я разрешаю им играть в подобные игрушки, только когда Джеймс дома. Он не видит в этом никаких проблем. Все остальное время эти пистолеты заперты в шкафу. Помнится, игрушечное оружие было злободневной темой на том кошмарном званом обеде, состоявшемся несколько лет назад, вскоре после того, как я встретила Джеймса. Мне очень хотелось понравиться всем его друзьям, чтобы они не сравнивали меня с его первой женой и поверили в наличие у меня собственного набора материнских инстинктов, когда речь зашла о воспитании моих недавно обретенных сыновей.
— Как же ты справляешься в этом плане с близнецами, Клаудия? — спросила меня одна гостья, когда я заявила, что не люблю смотреть, как дети играют с мечами и пистолетами.
Видит бог, на работе я сталкиваюсь с достаточным количеством испорченных детей, чтобы знать, что они могут использовать свое время намного лучше.
— Наверное, трудно быть матерью… не будучи ею, — заключила она, а я с трудом удержалась от того, чтобы не влепить ей пощечину.
— Иди сюда, Ос, — говорю я и делаю невероятное для мачехи: слюнявлю носовой платок и вытираю мальчику рот. Ловко изогнувшись, он вырывается. Я внимательно слежу за пистолетом в руке Ноа. Попытка забрать у него игрушку наверняка обернется серьезной заварухой.
На том званом обеде я не слишком убедительно пыталась объяснить: я стала мачехой мальчиков-близнецов, потерявших свою родную маму из-за рака, и считала, что это в значительной степени дает мне право называть себя их матерью. Но к тому моменту никто, увы, по-настоящему не беспокоился об этом и не слушал меня. С развитием темы разговор пошел в совершенно ином русле. «Джеймс служит в военно-морском флоте, — услышала я свой слабый голос, — так что дети, разумеется, в восторге от войн… и это само по себе не табу в нашем доме, но…»
И тут я густо покраснела. В этот момент мне хотелось только одного: чтобы Джеймс отвез меня домой.
— Верни пистолет брату, Ноа. Зачем ты схватил его?
Ноа не отвечает. Он поднимает пластмассовое оружие, нацеливает его на мой живот и нажимает на спусковой крючок. Раздается еле слышный треск пластмассы, из дула вырываются искры.
— Бах! Ребенок умер, — констатирует Ноа со злобной ухмылкой.
— Они уснули. Вроде как, — говорит Джеймс.
На нем его любимый свитер, тот самый, который я втайне от Джеймса беру с собой в постель, когда его нет рядом. И еще у него бокал вина. Повезло же некоторым этим пятничным вечером! Мне-то достались чай с мятой и боль в пояснице. Не сомневаюсь, что сегодня мои лодыжки кажутся отекшими.
Он садится рядом со мной на диван.
— Так как она тебе показалась, эта новоявленная Мэри Поппинс? — Джеймс приобнимает меня за плечи и перебирает пальцами кончики волос.
Пока Джеймс укладывал мальчиков спать, исполняя пьяным голосом песню Aerosmith «У Джени есть пистолет», но вставляя туда вместо «Джени» имена «Оскар» и «Ноа», я позвонила Зои Харпер, женщине, ответившей на наше объявление.
— Она показалась… славной, — легкомысленно произношу я. Совсем не рассчитывала, что эта няня произведет хоть сколько-нибудь приятное впечатление. — Нет, правда, очень милой! Честно говоря, я ожидала, что она будет разговаривать, как злобная ведьма, и начнет что-то бессвязно мямлить, словно после попойки.
Дело в том, что я уже пыталась договориться с двумя нянями, и обе, так или иначе, оказались абсолютно не соответствующими заявленной квалификации. Кроме того, мальчикам они не понравились. Так что мы с грехом пополам справлялись сами, мечась между отзывчивыми друзьями, детским садом и, с недавних пор, школьными группами продленного дня. Джеймс с пеной у рта настаивает на том, чтобы, пока я на работе, за детьми присматривали в их собственном доме, а теперь, когда наш общий ребенок вот-вот появится на свет, муж хочет, чтобы этот вопрос был решен окончательно.
— Но она и правда так себя не вела, — говорю я, наблюдая, как его лицо загорается надеждой. — Не как ведьма, я имею в виду.
Из-за того, что Джеймс пропадает в плавании целыми неделями и даже месяцами, а я пытаюсь втиснуть ответственную работу в график, который часто бывает ненормированным, мне остается только рвать на себе волосы, мучаясь угрызениями совести. Я хотела быть лучшей матерью, какой только могла, но при этом не отказываясь от своей карьеры. Это было единственное, что я пообещала себе, когда вошла в эту уже сформировавшуюся семью. Я люблю свою работу, в ней — вся я. Думаю, я опрометчиво решила получить все и сейчас и теперь расплачиваюсь за это.
— Да, она произвела впечатление совершенно нормальной, здравомыслящей.
Мы с мгновение сидим молча, размышляя над реальностью происходящего, ведь на то, чтобы составить объявление, нам потребовалось несколько ночей напряженного обсуждения. Мы вряд ли когда-либо всерьез предполагали, что кто-то на самом деле снова будет жить с нами.
— О боже, но что, если эта няня окажется не лучше последних двух? Это несправедливо по отношению к мальчикам. Или к нашей малышке. Или ко мне.
Я приподнимаю живот, чтобы подогнуть под себя ноги на диване.
— Может, установить видеоняню? — предлагает Джеймс. И наливает еще один бокал вина.
— Дай хотя бы понюхать, — говорю я, наклоняясь к бокалу и отчаянно желая сделать глоток.
— Осторожно, алкогольные пары. — Джеймс отодвигает от меня бокал и накрывает его свободной ладонью.
Я хлопаю мужа по плечу и улыбаюсь. Просто потому, что мне приятна его забота.
— Но я хочу вдыхать пары. Видеоняня? Ты ведь не всерьез, правда?
— Разумеется, всерьез. У всех есть эти устройства.
— Черта с два они есть! Это нарушение… их, нянек, прав человека или что-то в этом роде. Ну а вдобавок, чего ты от меня хочешь? Чтобы я сидела весь день, уставившись в свой компьютер, и наблюдала, как мальчики играют в «Лего», пока няня кормит малышку? В чем смысл вообще приглашать няню, как ты считаешь?
— Тогда брось работу, — говорит он робким, но очень серьезным голосом.
— О, Джеймс, — укоряю я, не веря своим ушам. Неужели он опять пробует предложить мне это? — Давай не будем начинать снова…
Предостерегая от продолжения этой щекотливой темы, кладу руку Джеймсу на бедро. Он пожимает плечами и делает телевизор громче. Идет «Детская больница». Последнее, что я хочу смотреть, это истории о больных детях, но кроме сериала ничего путного нет.
Размышляю над идеей по поводу видеоняни. И начинаю думать, что это могло бы сработать.
Внезапно в дверном проеме картинно застывает Оскар (он — мастер производить нужные эффекты) — крошечный мальчик в драматичный период своей жизни. Он впечатляюще замер на месте, из его носа льется кровь. Оскар даже не пытается остановить этот поток. Его пижама с героями мультсериала «Бен 10» выглядит прямо-таки театрально.
— О, солнышко, Осси, — причитаю я.
Нечего и пытаться встать с места. Джеймс тут же вскакивает, на ходу выдергивая несколько бумажных носовых платков из коробки на столе.
— Только не снова!
Джеймс хватает нашего сына и усаживает его на диван рядом со мной. Муж уходит за льдом, а Оскар прижимается ко мне, обнимая. Он кладет голову на мой живот, и кровь сочится прямо на мою старую футболку.
— Она говорит, что любит тебя, Осси, — объясняю я ему.
Он поднимает на меня большие голубые глаза и убийственно кровоточащий нос. Джеймс возвращается с пачкой замороженного зеленого горошка.
— Может, прихватишь кухонное полотенце? — предлагаю я, не желая прикладывать горох прямо к носу Оскара.
Джеймс кивает и опять уходит, на сей раз за полотенцем.
— Как она может любить меня? Она даже меня не знает. — Судя по голосу, нос Оскара основательно заложен.
— Ну…
Джеймс снова возвращается. Я оборачиваю ледяной сверток полотенцем и прикладываю к маленькой переносице Оскара, осторожно прижимая. Врач говорит, если подобное будет продолжаться, потребуется прижигание.
— Она любит тебя, ручаюсь. Это инстинктивное, врожденное чувство. Дети появляются на свет со своей собственной любовью, и она уже знает, что мы любим ее.
— Ноа ее не любит, — тянет Оскар из-под ледяной пачки. — Он говорит, что ненавидит ее и хочет одним выстрелом отправить ее прочь с этой планеты.
Даже при том, что речь идет всего-навсего о Ноа, моем маленьком «сыне по доверенности», внутри у меня все содрогается.
Ознакомительная версия.
