Она вскочила и бросилась прочь из комнаты.
Только оказавшись у двери, она осознала, что в таком виде – совершенно голой, измазанной кровью, – никак нельзя появляться на улице, и бросилась обратно в комнату, за своей одеждой. Она осознала также, что тонкий безумный крик, разрывавший ее уши, рвется из ее собственного горла, что это она так кричит, и невероятным усилием воли заставила себя замолчать.
С огромным трудом, не поворачиваясь к кровати, но даже спиной чувствуя присутствие того страшного, что там лежало, она быстро оделась, схватила свою сумочку и вылетела из квартиры Глеба. К счастью, было еще очень раннее утро, и она не встретила никого ни на лестнице, ни возле дома. Бегом промчавшись через несколько кварталов, Лола поняла, что сейчас свалится от усталости и нервного перенапряжения, и замахала рукой проезжавшей мимо машине, хотя чувство самосохранения и говорило ей, что это опасно, что водитель запомнит ее…
Ночной «извозчик», повидавший на своей трудной работе всякое, покачал головой при виде совершенно безумной женщины в криво застегнутом жакете и со следами крови на лице, но вопросов ей задавать не стал, только заломил двойную цену. Лола заплатила не торгуясь и через двадцать минут трясущимися руками открыла дверь их с Маркизом квартиры.
На пороге ее ожидала вся компания домашних любимцев – Пу И, крошечный песик породы чихуа-хуа, Аскольд, представительный черно-белый кот с безукоризненными манерами английского дворецкого, и разбойничьего вида попугай Перришон. Вид у них был крайне возмущенный, и все вместе они напоминали семейство, в полном составе встречающее на пороге своего загулявшего отца. Пу И, которого накануне не выгуляли, напустил в углу прихожей лужу и недвусмысленно на нее косился, давая хозяйке понять, что ответственность за это безобразие целиком и полностью лежит на бессердечной Лоле.
Но Лоле было не до этих обид и не до своей домашней стаи.
Она бросилась в ванну, торопливо разделась и встала под горячие струи душа, смывая с себя чужую кровь, смывая ужас сегодняшнего пробуждения и понемногу приходя в себя…
* * *
Леня Марков, известный в узких кругах под выразительной кличкой Маркиз, сидел на открытой террасе отеля «Ришелье» и пил кофе, любуясь Люксембургским садом.
Леня любил Париж – и ранней весной, когда город утопал в нежно-розовом цвету вишен, и в мае, когда белые и розовые свечи каштанов загорались на Елисейских Полях и набережных Сены, и сейчас, в июне, в красках отцветающей японской магнолии и яркости бесчисленных кустов сортовых роз. Но на этот раз он приехал в великий город не любоваться его красотой: он явился сюда по делу. Ему назначили встречу, и до нее оставалось всего полчаса.
Леня поставил чашечку, положил на белоснежную скатерть бумажку в десять евро и, спустившись с террасы, неторопливо пошел по улице Сен-Жак, углубляясь в Латинский квартал.
Миновав Пантеон, он свернул к изумительному собору Сен-Этьенн-дю-Мон и в десятке метров от него увидел маленький японский ресторанчик, который и был местом сегодняшней встречи.
Хозяин ресторана, смуглый сгорбленный японец маленького роста, сидел за антикварной конторкой возле самого входа, вставив линзу в глаз, и разбирал механизм старинных наручных часов. Судя по всему, часы были его хобби, и все стены ресторанчика были увешаны самыми разными часами и хронометрами. Дружное тихое тиканье создавало впечатление, что в помещении работают сотни трудолюбивых жуков-древоточцев.
Увидев в дверях своего ресторанчика посетителя, маленький японец приподнялся из-за конторки и принялся кланяться, как заведенный, повторяя с ужасным акцентом:
– Бонзюр, бонзюр, бонзюр!
– Бонжур, – ответил Маркиз и, не дождавшись конца церемонии приветствия, проговорил: – Меня должны ждать.
– Маркиза-сан? – осведомился японец, не переставая кланяться и бросив на посетителя хитрый осторожный взгляд.
– Маркиз, Маркиз, – кивнул Леня и последовал за хозяином в глубину ресторанчика.
Японец откинул сплетенный из бамбуковых стеблей полог и пропустил посетителя в низкое полутемное помещение, где находился единственный стол, накрытый на четверых.
За дальней стороной стола, лицом к вошедшему, сидел худой пожилой мужчина с внешностью старого пирата, избороздившего под черным флагом все мыслимые и немыслимые моря и океаны. Серый костюм от хорошего портного выглядел на нем неуместно, куда больше ему подошли бы простреленный во многих местах камзол с торчащими из-за обшлагов запачканными и продымленными манжетами из драгоценных брабантских кружев и высокие сапоги с ботфортами.
– Здорово, Маркиз! – рявкнул старый пират голосом, который легко перекрыл бы рев шторма и грохот канонады. – Тебя тоже пригласили? Ну, гляжу, хорошая компания собирается!
– Привет, Бич! – отозвался Леня и сел поблизости от старого знакомого. – Кто нас пригласил, ты не знаешь?
Бич пожал плечами и ответил заметно тише:
– Прислали мне маляву через верных людей – приезжай, мол, старый таракан, есть разговор интересный. Ну, а я сейчас не при деле, а тут вроде деньгу хорошую зашибить можно, да и потом – сослались в маляве на одного хорошего человека… на дружка моего старого. Так что уж неудобно было не приехать. А у тебя что?
– Да такой же расклад, приблизительно, – лаконично ответил Маркиз. Ему не хотелось вдаваться в подробности.
А подробности эти заключались в том, что в «маляве» – записке от неизвестного ему человека, которую передал Маркизу один старый знакомый, – говорилось о крупном деле, для участия в котором Маркиз просто незаменим и которое должно принести каждому участнику по миллиону долларов. А еще в этой записке проскользнул туманный намек на то, что дело это было задумано еще покойным Аскольдом.
Аскольд был старым, очень опытным мошенником экстра-класса, настоящим мастером своего дела, и к тому же – совершенным джентльменом. Маркиз многому научился у старика и уважал его как ни одного другого человека. Недавно Аскольд погиб, занимаясь вместе с Маркизом очень рискованным делом, и почти сразу после этого трагического события в доме у Лолы и Маркиза появился величественный черно-белый кот с безукоризненными манерами, невольно внушавший окружающим огромное уважение к его персоне. Маркиз вполне серьезно считал, что в этого кота переселилась душа его старого друга, и в память о нем называл четвероногого джентльмена Аскольдом.
Понятно поэтому, что, встретив в записке упоминание имени Аскольда, Маркиз решил вылететь на встречу в Париж.
Он не собирался участвовать в готовившейся операции – это было не в его правилах. Леня никогда не играл по чужим нотам, он сам продумывал свои «акции» и выполнял их в одиночку или на пару со своей надежной, проверенной компаньонкой Лолой. Он хотел только выяснить, что за дело готовится и какое отношение имел к нему покойный Аскольд?
Сидевший напротив него Василий Божедомский по кличке Бич был хорошо известен в криминальных кругах. В молодости Василий и правда немало поплавал, точнее, как говорят настоящие моряки, походил – конечно, не на пиратских кораблях, а на рыболовных сейнерах и траулерах, откуда был впоследствии благополучно списан. Тогда-то и прилепилась к нему кличка Бич. Василий принадлежал к элите криминального мира, в наше время уже почти вымершей – он был первоклассным медвежатником, специалистом по вскрытию сейфов. При его пиратской внешности и грубых матросских замашках Бич обладал абсолютным слухом и чуткими руками музыканта-виртуоза, он мог голыми руками открыть любой сейф – самой высокой степени надежности.
Не успел Леня удобно расположиться за столом, как японец провел в комнату третьего человека. Непосредственный Бич громко присвистнул и приветствовал вошедшего:
– Здорово, Вензель! И тебя на халтурку подписали? Ну, я смотрю, что-то крутое заваривается! Не иначе, у английской королевы собираются парадную корону слямзить!
Появившийся на пороге комнаты человек, которому так обрадовался Бич, худощавый, смуглый мужчина лет сорока, с гладко прилизанными черными волосами и лицом типичного злодея из латиноамериканских сериалов, был знаменитым «техником» по кличке Вензель, специалист по любым машинам и механизмам, по хитрым взрывным устройствам и охранным системам – в общем, мастер на все руки. Несмотря на свою южную внешность, Вензель был человеком очень сдержанным и молчаливым. Поздоровавшись с присутствующими, он сел за стол и застыл, как бронзовое изваяние.
Бамбуковая занавеска вновь приподнялась, и в комнату, улыбаясь, вкатился маленький кругленький толстячок, при виде которого невольно вспоминался герой русского народного триллера – Колобок. Послав ослепительную, чрезвычайно добродушную улыбку всем собравшимся, толстячок плюхнулся на свободное место рядом с Вензелем и осведомился:
