Озевольд дал газ, и машина покатила по улице.
— Мои делишки поправились, инспектор, — хрипло произнес Билл. — Одна из моих теток умерла и оставила в наследство кучу денег. Я купил домик. Приходите в гости…
Оратор не спускал с него проницательных глаз.
— Тетя? Я уверен, что она с небес любуется вами. Тетя жила в Австралии?
— Нет, в Америке, — возразил Билл и попытался изобразить на лице приветливую улыбку. — Если вам захочется выпить виски, инспектор, загляните на улицу Блумсбери-Меншенс, дом номер 107.
— Я ничего не пью, кроме содовой воды, вы же знаете, — ответил сыщик.
Он еще раз оглядел Билла и медленно проговорил:
— Кто поверит, глядя на вас, что последняя наша встреча произошла на крыше дома на Эльбемерлъ-Меншенс, где я поймал вас с оружием в руках и посадил в тюрьму на пять лет!
Билл смущенно улыбнулся.
— С этим покончено, инспектор, — сказал он. — После смерти моего дяди…
— Вы, кажется, говорили — тети?
— Ну да, я и хотел сказать «тети». После ее смерти я решил исправиться и даже стараюсь не встречаться со старыми друзьями.
Мистер Ратор, не спуская глаз со своего спутника, думал о том, что за Вильямом Озевольдом числились не только кражи. Он отличался звериной жестокостью, которая подчас превращала его в первобытного дикаря. Оливеру припомнилось исключительно гнусное преступление, после которого Биллу пришлось исчезнуть из общества на четыре года и три месяца. Он напомнил об этом собеседнику.
— Я был не в своем уме, иначе не мог бы совершить подобного, — возразил тот, качая головой. — Во всяком случае, девчонка многое наврала, а вы, инспектор, не помогли мне.
— Вы пригласили тогда одного из лучших адвокатов Лондона. Однако даже он не смог вам помочь!
Между тем лимузин подъехал ко входу в парк. Озевольд вышел из машины и распахнул дверцу.
— Извините, инспектор, дальше нам не по пути. Меня ждет приятель, — сказал он и облегченно вздохнул, когда его недруг ушел.
Билла действительно ждали, но только не приятель, а приятельница. Это была очаровательная продавщица, которая имела неосторожность принять приглашение позавтракать у него на квартире.
Мистер Ратор нисколько не удивился неожиданному богатству известного мошенника, который был на весьма плохом счету у полиции. Подобное превращение не было исключением. Например, Гарри Гэй, знаменитый вор, однажды снял целый этаж в фешенебельном отеле «Сплендид» только для того, чтобы спокойно распить там с Кью Ремми несколько бутылок пива.
…В пять часов того же дня в полицию поступила жалоба на Билла Озевольда. Суть ее была изложена туманно: информация исходила от несчастной, почти обезумевшей продавщицы, то и дело прерывавшей свою бессвязную речь истерическими рыданиями.
Жалобу передали Ратору.
— Узнаю Билла, — сказал инспектор, прочитав бумагу.
Это было случайностью, а может быть и нет, но первым, кто попал на глаза Оливеру, когда он вышел из Скотленд-Ярда, был не кто иной, как Озевольд. Впрочем, их встреча была в какой-то степени закономерна: ведь самая короткая дорога между Блумсбери и Ватерлоо-Стейшн проходит как раз здесь. Билл же спешил на вокзал, судя по чемоданам, красовавшимся на крыше его такси. Он проскочил было мимо инспектора, но такси остановилось у перекрестка и прежде, чем флегматичный полисмен успел поднять руку, Оливер уже распахнул дверцу машины.
— Выходите, — приказал он, — и живо!
Билл повиновался. Лицо его исказилось от злости. Оратор движением руки подозвал полисмена.
— Арестуйте его, — лаконично распорядился сыщик, указывая на пассажира.
Полицейский ловко надел на Билла наручники. Через пять минут арестованный уже стоял перед инспектором участка Кеннон-Роуд и всеми силами старался оправдаться.
— Это — ни на чем не основанное обвинение! — кричал он. — Девчонка все врет! Она сама напросилась ко мне! Вот уже несколько недель, как она за мной бегает!
— Мы ни о какой девушке еще не упоминали, — остановил его Оратор. — Заговорив о ней, вы тем самым косвенно признали свою вину.
Билл вздрогнул.
— Вы воображаете, что поймали меня, Ратор? — воскликнул он. — Не выйдет: мои друзья не пожалеют денег, и суд меня оправдает!
— Отведите его в камеру, — сказал Оливер.
Вещи, обнаруженные у Билла, лежали на столе у сержанта.
Там были: 1750 фунтов стерлингов в банкнотах, небольшой автоматический револьвер с полной обоймой, несколько колец с бриллиантами и драгоценная булавка, упоминавшаяся нами ранее. Мистер Ратор внимательно оглядел эти предметы, записал номера банкнот и отправил трех детективов собирать информацию. Как выяснилось, никакая тетя (скоропостижно превратившаяся в дядю) не оставляла Биллу наследства. Значит, его внезапно появившееся богатство имело своим источником кражу или мошенничество. Но Ратору так и не удалось собрать неопровержимые доказательства причастности Озевольда к каким-нибудь из еще не раскрытых полицией преступлений. На суде Билла защищали два лучших адвоката Лондона. Дело об изнасиловании продавщицы, которое могло бы быть рассмотрено судом за пару часов, адвокаты растянули на три дня. Они вызвали множество свидетелей, которые хорошо знали продавщицу и обрисовали ее личность в весьма неблагоприятном свете.
Но, к счастью для правосудия, прокурор оказался человеком умным. Медленно, но верно он опутывал обвиняемого своими сетями. На второй день процесса Оратор увидел среди публики даму, лицо которой показалось ему знакомым. Он напряг память — и узнал в этой женщине Анджелу Литли. Она внимательно следила за каждым словом, произносившимся на суде. Было ясно, что это делается не из праздного любопытства: Оливер заметил, что женщина вздрогнула, когда были обнаружены неблагоприятные для подсудимого подробности. К концу третьего дня присяжные признали Билла виновным. Судья надел очки, обвел взглядом зал и спросил:
— Есть ли еще какие-нибудь данные против этого человека?
Оратор встал, поднял руку и, присягнув, кратко сообщил:
— Билл Озевольд — вор и сообщник воров. В тысяча девятьсот двадцать первом году уже был осужден по такому же обвинению. Один из опаснейших преступников, известных Скотленд-Ярду.
Билл Озевольд задрожал от ярости.
— Это вам, Ратор, даром не пройдет! — вскричал он.
Судья погрузил перо в чернильницу и спокойно написал что-то на бумаге, лежавшей перед ним, затем громко произнес:
— Подсудимый, вы присуждаетесь к двенадцати годам каторжных работ.
Понадобилось четыре полисмена, чтобы вывести обезумевшего от злобы Билла из зала суда.
…Ратор стоял в коридоре около входа на галерею. Среди уходящей публики он увидел Анджелу. Сыщик подошел к ней. Она узнала его, переменилась в лице и сбивчиво заговорила:
— О, мистер Ратор, что вы подумаете обо мне?.. дело в том, что я пишу книгу о преступниках… Не правда ли, очень неприятное дело только что разбиралось?..
Смущение Анджелы все увеличивалось. Оливеру стало жаль ее. Она дрожала всем телом — так поразила ее неожиданная встреча с сыщиком.
— Вы заметили меня в зале? Я не думала, что вы узнаете меня…
— Так вы пишете книгу? — переспросил Оратор. Тут он вдруг вспомнил, что не выразил еще сожаления по поводу смерти ее мужа.
Сыщик тут же исправил свою оплошность.
— Благодарю вас, — сказала Анджела. — Наш брак был не слишком счастливым. С лордом было трудно ужиться… Через три месяца я выхожу замуж за мистера Дональда Грея. Он служит в министерстве иностранных дел.
Она оглядывалась вокруг, словно искала, куда скрыться от Оливера, но он решительно предложил ей руку, и они вместе спустились по лестнице.
— Вы в первый раз видели этого насильника? — вдруг спросил Ратор.
Она резко остановилась и побледнела.
— Этого Озевольда?.. Да, конечно…
— Отвратительный человек, — продолжал Оратор. — При аресте мы нашли у него большую сумму денег. Я никак не могу понять, откуда он их взял…
Оливер умолк, ожидая ответа.
— Боюсь, что не смогу вам помочь это выяснить, — с трудом проговорила она.
Оратор внимательно посмотрел на леди Литли и продолжал:
— Кто-то очень хорошо заплатил его защитникам, причем деньги, найденные при нем, остались нетронутыми. Вот почему я и полагаю, что у Билла есть весьма влиятельные друзья… Разрешите мне навестить вас, леди Анджела, — неожиданно попросил сыщик.
Женщина долго смотрела в глаза Оратора, пытаясь понять истинный смысл его просьбы.
— Пожалуйста, — наконец произнесла она и дала ему свой новый адрес, назвав один из самых дорогих кварталов Вест-Энда.
Когда они вышли на улицу, дама была уже значительно спокойнее.
— Вы, вероятно, настолько привыкли к подобным зрелищам, что они вас нисколько не расстраивают, — заметила она. — Я же совершенно выбита из колеи. Ведь я и представить себе не могла, что на свете существует такой ужас… Как вы думаете, он подаст апелляцию?