- Вы хотите сказать?.. - изумленно вскинул брови Дэвис.
- Да, этот старик взял в привычку убивать людей,- спокойно ответил Кроу.- И не просто убивать. Жертва должна была прятаться, изворачиваться, пытаться выжить. Лишь это доставляло ему истинное наслаждение. Нам суждено было пополнить коллекцию охотничьих трофеев Голдинга.
- Вы сказали "нам"...
-- Я не единственный, кто служил двуногой мишенью,- сказал Кроу.- На острове нас было трое: Пантера, Буйвол, Гепард.
Дэвис обескураженно покачал головой:
- А он не шизофреник, Голдинг?
- Голдинг в таком же уме, как и мы с вами,- возразил Кроу.- Вы совершаете ошибку, Дэвис, пытаясь судить о его поступках, как о поступках обыкновенного человека, с точки зрения общепринятой логики. А Голдинг - не из обыкновенных людей. Он руководствуется собственными законами, собственной логикой. У него особая мораль и особые права.
- Права?.. - в сомнении повторил Дэвис.
- Права! - подтвердил Кроу.- Деньги дают многое, но самое страшное из того, что они дают - безнаказанность. Она способна развратить человека до мозга костей, превратить его в чудовище. Голдинг стреляет в людей?! - Кроу неожиданно рассмеялся саркастическим, злым смехом и так же неожиданно оборвал его.- А если это самое невинное развлечение для тех, кто привык к безнаказанности? Может, вы знаете, что он еще проделывает на своем острове? Или кто-нибудь это знает?
- Значит, вас было трое?
- И каждый получил кличку. Мой собрат по несчастью - Буйвол - имел уголовное прошлое, пожизненный срок и два побега из тюрьмы. Этот тупой малый, изъяснявшийся исключительно на воровском жаргоне, с готовностью обменял электрический стул на двухмесячную комфортабельную отсрочку. Он жрал, сколько могло вместить брюхо, накачивался пивом и, казалось, не слишком-то ломал голову над тем, что его ждет.
Иное дело Линда - Пантера. Ее мать была индианкой, и, как большинство метисок, Линда обладала яркой, броской красотой. У нее был возбудимый темперамент, она легко выходила из себя, но быстро успокаивалась и тогда казалась воплощением кротости. Мы часто беседовали с Линдой, впрочем, общаться с кем-либо иным я не мог, держали нас изолированно, а Буйвол, разумеется, в счет не шел.
У Линды был рак горла, ей оставалось жить максимум полгода, как и я, она пыталась покончить с собой, но люди Голдинга вынули девушку из петли. Думаю, череп Пантеры украшает теперь камин в охотничьем домике старика.
- Что вы сказали? - переспросил Дэвис.
- Ах, вы же не знаете, что Голдинг коллекционирует свои трофеи,отозвался Кроу.- Череп каждой жертвы помещается в изысканную оправу и в виде кубка водружается на полку у камина. Чем занимательнее охота, тем дороже оправа. Однажды во время прогулки по острову, когда охранник отвлекся, я заглянул через окно и увидел десятки этих страшных, ощеренных "сувениров".
Голдинг окрестил меня Гепардом, каким-то образом ему удалось выведать, что я был чемпионом колледжа по бегу на спринтерские дистанции.
Впрочем, клички - дань условности, по-моему, с их помощью Голдинг хотел просто оправдать свое странное "хобби" в глазах прислуги. Накануне охоты старик удостоил нас личной беседы, чтобы проинструктировать о правилах игры.
- Если может существовать на свете изящнейшая, сверхутонченная жестокость, то имя ей - Голдинг! - с неожиданной яростью воскликнул Кроу и, словно испугавшись собственного крика, вновь перешел на хриплый шепот:
- Знали бы вы, Дэвис, какое плотоядное ожидание светилось в глазах Голдинга, когда он окидывал нас взором в предвкушении привычного наслаждения. Вы когда-нибудь видели вблизи этого монстра?
Обозреватель покачал головой.
- Невысокий, с брюшком, одевается весьма просто. По виду Голдинг мог бы сойти за мелкого служащего. В его не в меру суетливых движениях, манере подробно рассуждать о второстепенном, готовности в любой момент рассмеяться дробным лающим смехом нет ни на йоту значительности. Подобных типов не замечают в толпе. Но в том-то и дело, такие, как Голдинг, никогда не окажутся в толпе.
Две вещи показались мне несовместимыми с сугубо заурядным обликом старика. Его неестественно, не по возрасту румяные щеки, будто этот человек питается кровью младенцев, и налитые тяжелым, странным возбуждением глаза. Эти глаза впиваются в вас намертво, словно изголодавшиеся клещи, они добираются до самых глубин вашего существа и, кажется, выворачивают внутренности с бесцеремонностью средневекового инквизитора.
Голдинг оглядывал нас, как истый коллекционер - долгожданные, чудом доставшиеся ему экземпляры. Расспрашивал о самочувствии, о том, достаточно ли комфортабельна наша тюрьма. Он был весьма предупредителен и велел дать Буйволу другой галстук, который больше соответствовал тону рубашки, а мои латунные запонки заменить на золотые. Любопытная деталь, не так ли? спросил Кроу.- Клички кличками, но Голдинг хотел видеть в нас прежде всего людей - внешне благополучных, сознающих свое достоинство, умеющих ценить жизнь.
При этом он старался выглядеть перед нами этаким благодетелем.
- Пробил желанный для вас час, детки, - елейным голосом изрекал старик, расхаживая по огромной гостиной, - папаша Голдинг немного отсрочил ваше свидание со всевышним - он хотел, чтобы вы перешли в мир иной счастливые, познавшие блаженство. Отблагодарите же меня послушанием - и вы умрете быстро, безболезненно.
Тебя, Буйвол,- он ткнул пальцем в сторону уголовника,- я пристрелю в саванне завтра. Гепарда ожидает смерть на ледниках моих Кордильер на следующий день. Последней умрет Пантера в джунглях - они велики ровно настолько, чтобы я мог потешить себя поисками затаившегося хищника. Но не настолько, чтобы я не обнаружил его через час-другой,- рассмеялся старик.Будьте настоящими зверьми, детки, старайтесь укрыться похитрее, иначе мои собачки вас учуют.
Голдинг указал кивком на огромных немецких овчарок, растянувшихся на ковре и наблюдавших за нами желтыми равнодушными глазами.
- Поверьте, лучше милосердная пуля папаши Голдинга, чем зубки моих собачек...
Он выговаривал слова мягко, ласково, словно мурлыча в предвкушении острого наслаждения охотой.
Один лишь Буйвол ухмылялся в ответ на эти сладкие речи. Впрочем, как мы позднее убедились, уголовник был себе на уме. Линда же, как и я, едва сдерживала нервную дрожь.
Два желания боролись во мне. Хотелось накинуться на Голдинга с кулаками и превратить в кровавое месиво источавшее благодушие лицо старика-младенца.
И в то же время с отчаянным, сжигавшим меня стыдом я сознавал, что еще не поздно повернуть события вспять, пасть перед Голдингом на колени, молить его, словно всевышнего, продлить жизнь, которая вновь обрела цену в моих глазах.
Кто знает, возможно, это второе желание и взяло бы верх, но Линда опередила меня.
Она кинулась к старику, моля о пощаде и заламывая руки. Поднялся невообразимый шум, овчарки набросились на девушку, и, если бы не вмешались телохранители Голдинга, псы растерзали бы ее.
Когда собак наконец удалось унять, Линде наложили пластырь на искусанные руки и сделали успокоительный укол. Лекарство подействовало быстро, девушка засыпала буквально на глазах, веки ее смыкались, но губы продолжали лихорадочно шептать:
- Я буду выполнять какую угодно работу, любую вашу прихоть исполню. Мне так мало осталось жить, не отнимайте у меня и эти жалкие крохи... Я буду вашей рабыней, наложницей, кем захотите, Голдинг, только пощадите...
Бедная Линда. Достаточно было взглянуть на старика, чтобы безошибочно предугадать ответ. Глаза его сверкали блеском безумного азарта. Голдинг действительно был охотником, только охотился он за нашими душами. Страдания жертвы доставляли старику неизъяснимое наслаждение, и чем большую жажду жизни ощущал человек, тем острее чувствовал Голдинг свое опьяняющее, сверхпреступное право отнять эту жизнь.
Голос его оставался все таким же умиротворяюще ровным, как у проповедника:
- Я не сделаю тебя рабыней, Пантера. На острове хватает прислуги. Я не сделаю тебя и наложницей. В сущности, что есть обладание женщиной? Как ни назови - грехом ли, наслаждением ли,- они доступны миллионам. То же, что произойдет с вами, в силах проделать лишь я один. Я отобрал зерна, взрастил плоды, и теперь не найдется силы, которая помешала бы мне их проглотить. А мои ребятки присмотрят, чтобы вы не смошенничали и не отправились к праотцам раньше намеченного срока. Однажды они проявили беспечность и лишили меня прекрасного экземпляра Дикой Серны...
- Мистер Голдинг, позвольте мне присутствовать на завтрашней охоте, неожиданно для самого себя перебил я старика, повинуясь некоему, еще смутно зреющему в сознании замыслу.
Во взгляде Голдинга вспыхнула подозрительность:
- Зачем тебе это, Гепард?
- Хочу поглядеть, как вы станете выслеживать Буйвола, - произнес я как можно равнодушнее, - возможно, мне удастся учесть его оплошности и подольше поводить вас за нос. Чем хитроумнее дичь, тем увлекательней охота, не так ли?
