- Алёй? Шрам? Вредитель на линии. Слушай, ты моего зайчонку знаешь?
- Ха! А кто его не знает? - засмеялся Шрам, молодой, но, как и Сергей Петрович, консервативный "авторитет". - Известный в воровском мире пацан.
- Палку не перегибай... Лучше скажи: можно ему найти особь для совокупления? Ты же помнишь, мне Ништяка Шурик Тертый задарил, а к нему он прямо из Останкино выпал - "счетчик" включили доценту одному... Теперь Шурика нету - "отморозки" грохнули в Минусинске на стрелке. А Ништяк бесится, самку нужно ему. А где взять? Надо того телештымпа найти, пусть надыбает пару для ушатого... Или посоветоваться с ботаником каким-нибудь...
- Ботаник - это по пестикам, по травке, - поправил Шрам.
- Я же в переносном смысле, по фене... Суть-то уловил? Нажми на блатпедаль.
- Какой базар? Сегодня найдем кого-нибудь. Я Клопа с братвой пошлю в телецентр, пусть порыщут... - Шрам помолчал немного. - Слушай, у меня к тебе тоже тёрлово: этот пес из Дум-Банка РУОП малявами забрасывает. Двоих братков хомутнули, пришлось залоги в суд отстегивать.
- Залоги не налоги, дело святое. А псу пускай молодежь правилку сделает.
- Горбатый он. Не исправится уже...
- Горбатый? Тогда в мешок. А мешок - в Горки Ленинские, под высоковольтную опору. Что тебя учить, ты сам про все петришь не хуже ботаников. Только не откладывай на сегодня то, что можно сделать немедленно. А вечером расскажешь... - Сергей Петрович поморщился. - Воще, бутор все это, медь звонкая... Ты главное не забудь: зайчишку моего. И кстати: гонцы-то в Зимлаг вылетели? Вроде сегодня самолетик?
- Скоро взлет. Я с Васьком по сотовому базарил. Теря в зале уже двух телок разводит на интим.
- Молодежь... кхе, - добродушно покряхтел для виду вовсе не такой уж старый Вредитель (месяц назад стукнуло пятьдесят два). - Ладно, час в радость... Бывай, бродяга!
- И тебе душевно... Да, к слову: ты кино "Войны самураев" смотрел?
- Че, хорошее кино? - не удивился вопросу Вредитель.
- Конец хороший, ха-ха...
Связь окончилась. Теперь оставалось только ждать, пока Клоп пошустрит по телецентру и привезет, наконец, Верзиле ушастую самочку, самолет с воровскими эмиссарами долетит до краевого центра К., а председателя правления Дум-банка Вадима Анатольевича Севрюка вывезут в мешке в район Горок Ленинских для захоронения.
Впрочем, последнее меньше всего интересовало Шелковникова: хоть и помог Севрюк однажды в переводе крупной суммы корсиканской братве, но как был "козлом" - так и остался, ничему его не научило общение с правильными людьми. Тут даже неуместен был эпитет "правильные", ибо Севрюк, по понятиям, вообще к "людям" не относился, принадлежал к другому виду. "Человеком" была баня в зоне, "человеками" назывались теплый шарф и хороший чай... Вот и маленький заяц по прозвищу Верзила был - "человек", и волновал он Вредителя куда больше, нежели судьба паскудного банкира...
Еще вчера Шелковников подумывал: а не звякнуть ли самому Пыхте начет самки для грызуна, благо, что "кремлевку" накрутить - как два пальца обо...ть. Но все же решил сначала использовать свои, простые каналы, должников хватало, что в Кремле, что на телевидении.
Дельная молодежь, влившаяся в блатные ряды, припутала к "воровскому делу" даже американского сенатора, подставив голубому "дяде Сэму" соблазнительного "суперпетушка" Зюзю, специально для этой цели вытащенного из зоны на год раньше "звонка". "До чего страну довели!" - горестно подумал Сергей Петрович. - Пидор прямо из зоны едет в Вашингтон!" Но польза была и от Зюзи-пидора: запуганный сенатор лоббировал интересы "вредительской" группировки в Штатах.
Но "во власть" Сергей Петрович не лез и другим не советовал. Во-первых, западло, а во-вторых - не надо. И все. Он с презрением и удивлением наблюдал по ТВ важного и надутого народного избранника, еще совсем недавно суетившегося возле блатного дела, пытавшегося даже давать советы свои козлиные - кому, сучок? Твой номер - шесть, а время твое - нуль...
Сергей Петрович с удовольствием посмотрел на циферблат заказной "Омеги" - любил дорогие мелочи - и, сентиментально шмыгнув носом, вспомнил свои первые "котлы", снятые тридцать семь лет назад в автобусе с запястья гражданина.
Гражданин был хорош, не "карась" какой-нибудь, а настоящая "щука": "лепень" бостоновый, "гаврилка" через пузо, "уголок" в руке. "А который час, дяденька? - вежливо спросил юный Вредитель, тогда еще просто Серый. Дяденька радостно ответил: представилась возможность оттянуть бостоновый рукав и блеснуть часами. "А вы не знаете, дяденька, Гагарин сейчас на Кубе?" Дяденька обрадовался вопросу и стал рассказывать про Фиделя Кастро, космос и Гагарина, а в это время отрок Сережа Шелковников нагло расстегивал ремешок на часах потерпевшего - в три приема ловких пальцев.
Пуль, перепуль и - пропуль.
"Какое время прошло!" - взгрустнул Шелковников. И подумал красиво: "К прошлому возврата больше нет". Впрочем, иногда он вовзращался к прошлому смотрел по видаку фильм "Место встречи изменить нельзя", и особенно любил эпизод, когда Промокашка в исполнении артиста Бортника идет по улице за Шараповым. На Промокашке ватник, белый шарф, хромачи со скрипом, а на забубенной головушке - кепка-восьмиклинка. Такой друг был у Сергея Петровича, только кликали его не Промокашкой, а Васькой Барнаулом. Умер Васька на "особняке" в Ерцево...
Пора было заваривать. Сергей Петрович вновь отправился на кухню. Для приготовления чифира предназначалась специальная серебряная кружечка на треть литра, покрытая изнутри несмываемой чернотой "вторяка", а снаружи сиявшая замысловатой гравировкой. Чай был хорош: бенгальский "Садхам-12", любимый сорт английской королевы. Шелковников наполнил кружечку до половины чаем и влил кипяток. Потом размешал густую кашицу ложечкой и поставил "чифирбак" на конфорку электроплиты - поднять напиток до кипения для экстракции ништяковой горечи. После поднятия - накрыл сосуд десертным блюдечком для пятиминутной выдержки.
Сергей Петрович свято соблюдал свои проверенные временем обычаи. Чистота в квартире была идеальная, интерьер, может быть, и показался бы пошловатым рафинированному эстету, но все же имел особый стиль, выше китча. Гостиную украшали три полотна: "Разбой прибоя" знаменитого Лютова, "Сосны-великаны" безымянного лагерного мастырщика и, во всю стену, "Явление Христа народу" А. Иванова (Корзубый мазал, что подлинник, но Вредитель сомневался; впрочем, всякое могло быть, Третьяковку десять лет ремонтировали).
Конечно, хорошо чифирнуть не "сам на сам", а с путевым человеком вроде покойного Васьки Барнаула, но ждать было некого: до окончания зимлаговской бузы Вредитель решил ограничить личное деловое общение телефоном. В спальне стоял компьютер "Pentium-III", подключенный к Интернету; Сергей Петрович легко овладел премудрой техникой, но, честно сказать, выше уровня рядового пользователя-юзера не поднялся: завидовал по-доброму Лёшику Чиканутому, подчищавшему с помощью компьютера банковские закрома и сусеки частных вкладов. Шелковников прогресса не чурался и консерватизм свой распространял лишь на балбесов из масти "ни отрубить, ни отпилить, ни украсть, ни покараулить". Профессионалов Вредитель всячески культивировал и хакера Чиканутого ставил в один ряд с недавно почившим супермедвежатником Степой Ветераном и с еще живым и почитаемым щипачем Невидимкой.
(Степа Ветеран начинал в тридцатые годы, с примитивных несгораемых шкафов, а закончил электронными спецсейфами одного бельгийского банка: взял три лимона "зеленых" плюс путевых бумажек на двадцать пять; "общак" пополнился, через край потекло. Теперь Степа, насмерть сраженный острым панкреатитом, уж год лежал на Ваганьковском под гранитной плитой со скромной надписью "Степан Рогов" и чуть ниже - "Не забудем никогда. Каторжане". Несведущий человек мог бы подумать, что под плитой лежит какой-нибудь неизвестный широким кругам народоволец или большевик: даты не было.
Живой и здоровый специалист карманной тяги Серж Невидимка был чуть помоложе, но творил чудеса покруче Копперфильда или Акопяна: "шмели" и "лопатники" чуть ли не сами вылетали из раскоцанных красных лепешков и кашемировых "польт". Чуть нервный, шухерной и веселый, как все щипачи, Невидимка на спор, жиллетовской "моечкой", спорол даже как-то рукав пальто одному лоху: братва ухохоталась.)
Вредитель не любил "новых русских": они были нисколько не похожи на "деловых" и "цеховиков-теневиков" прошлых лет, собиравших состояния медленно и верно из осадков расточительного Госплана, вкладывавших деньги в производство пусть "левого", но своего товара. "Новые" вкладывали деньги лишь в самих себя, и "дна" ни у кого из них не было, им было мало, мало, мало. Они продавали то, что, в общем-то, и нельзя было продавать: российский "общак", ресурсы, ископаемые, энергию.
"Мародеры, трупогрёбы," - определял "новых" Сергей Петрович. - "Родину едят. Посредники, бля..."
В равной степени Шелковников не любил еще ментов, но не вообще и не тех, что рыскали и шустрили под ножами и пулями за нищенскую зарплату, а тех, например, кому он сам регулярно оплачивал услуги. Он и плату положил им как валютным "шкуркам", по банной таксе. Сам он с иудами не встречался, но из-за шторки наблюдал - как один майоришко пересчитывал купюры, потея от страха и удовольствия. Аж слюни потекли. Вредитель, к стыду своему, на мгновенье почувствовал себя зоновским оперативником, "кумом", принимающим доклады стукачков - за чайную заварку, за маргарин и конфетки.
