Проснулся он неожиданно, скорее всего от качки -- теплоход был уже в открытом море. Наскоро умывшись и переодевшись, Мансур Алиевич поспешил на палубу. Из проспекта, полученного вместе с билетом, Атаулин знал, что теплоход, -построенный по специальному заказу польскими корабелами в Гданьске, ходит лишь вторую навигацию. Лайнер, соответствующий лучшим мировым образцам без натяжки, конечно, впечатлял: повсюду царил изысканный комфорт, кругом все сверкало и блестело.
Ужинать его определили во вторую смену, подсадив за столик к двум милым девушкам из Кишинева,-- и неожиданный для Атаулина круиз начался. Как понял Атаулин за первым же ужином с соотечественницами, адаптация ему просто необходима. За годы работы за рубежом Мансур Алиевич отвык от той непосредственной общительности, которая так присуща советскому человеку. Нигде так быстро, наверное, не сближаются люди, как у нас, этим мы отличаемся в первую очередь. Да, решил Атаулин после ужина, многому нужно учиться заново, привыкать. Дома следовало жить как дома...
После ужина, когда рано пала вязкая темная южная ночь с яркими крупными звездами, корабль как бы вспыхнул вдруг изнутри яркими огнями, и тут же загремела музыка -- началась вечерняя жизнь на теплоходе, может быть, самое памятное время в любом морском круизе. Атаулин, минуя танцевальные залы и шумные бары, нашел на корме коктейль-холл, где была потише, и, усевшись напротив открытой двери, откуда несло свежим ночным ветерком, собрался тихо скоротать вечер. Но минут через сорок его нашли подружки из Кишинева.
-- А мы весь теплоход обыскали. Думаем, куда это запропастился наш сосед?-- выпалили они разом, обрадовавшись, что нашли его.
И Атаулин, отвыкший от участия и внимания к собственной персоне, вдруг тоже обрадовался. Вечер они провели лихо, обошли все бары и последними покинули палубу. Проснулся он среди ночи и, одевшись, поднялся на верхнюю палубу. Был тот час, когда кромешная тьма вот-вот начнет светлеть, гася одну за другой крупные южные звезды. Вдруг он увидел вдали яркие сполохи, фейерверк огней,-- казалось, весь огромный бессонный город собрался на берегу. Атаулин догадался: они уже шли у испанских берегов, и скорей всего это были огни респектабельного курорта Аликанте, где съехавшиеся со всего света толстосумы гуляли до утра.
Совсем рассвело, когда он продрог и вернулся к себе в каюту. Разделся и блаженно нырнул под одеяло -- после завтрака теплоход прибывал в Барселону, и девушки просили его взять на себя обязанности их гида, а следовательно, нужно быть в форме.
Осталась позади Испания, теплоход повернул к французским берегам. Соседки его по столу жили ожиданием встречи с Францией. Доволен был круизом и Атаулин: удобная каюта, приятное общество, прекрасная, а главное привычная кухня, родная речь вокруг, она-то более всего и радовала Мансура Алиевича. Днем в жару он пропадал со своими соседками в бассейне на верхней палубе, а когда те, разомлев от солнца, уходили к себе отдохнуть, спускался в библиотеку теплохода. Взяв старую годовую подшивку газет, внимательно читал статью за статьей. Нельзя сказать, что там, в Африке, он не читал газет, просто читал их нерегулярно,-- в его суматошной работе, когда суток не хватало, не всегда было до газет. А тут вот они: одна за другой следом --жизнь страны, которая шла без него. Газеты возвращали его к событиям того прошедшего десятилетия. Никогда он особенно не задумывался, не слишком ли много времени отдал он Африке, да и само уходящее время не очень ощущал, может, оттого, что постоянно был до предела занят? И только сейчас, листая старые подшивки разных газет, он понял, как долго, очень долго жил вдали от дома. И впервые в читалке пришла мысль: "Наверное, эти десять лет были для меня годами обретения, роста, но что-то я потерял невозвратно. Какая жизнь прошла от меня стороной!"
Газеты то радовали, то огорчали, то вызывали улыбку,-- ни одна статья не оставляла его равнодушным. Он хотел во все вникнуть сам: понять, например, что такое -- агропромышленный комплекс? Это началось уже без него. Взволнованно искал материалы по Нечерноземью: когда он уезжал, там все начиналось по большому счету, а теперь хотелось знать о результатах; десять лет -- все-таки срок. О БАМе ему было известно больше -- стройка эта не была обделена вниманием прессы, и газеты вскоре обещали укладку последнего, золотого звена. А вот множество статей о качестве товаров настораживало, да и не только товаров, а и о качестве работы целых отраслей народного хозяйства. И это было не совсем понятно, ведь он уезжал, когда провозгласили пятилетку качества, и был убежден, что вопрос этот уже снят с повестки дня.
Поймал себя на мысли, что с интересом читает статьи о Прибалтике. А ведь когда-то, до отъезда, эти республики казались ему такими далекими. Не понимал он их поэзию, литературу, страсть к хоровому пению, а их живопись и скульптура казались ему лишенными изящества. Замкнутость, сосредоточенность прибалтийцев принимал за высокомерие. Но теперь вся страна, от края до края, воспринималась целостнее, роднее, и все, что происходило в ней, волновало, трогало; пожалуй, это щемящее чувство Родины он в полной мере ощутил там, за рубежом, и, возможно, это обретение -- немалая плата за то, что потерял.
Атаулин порадовался, что Узбекистан уже собирает более пяти миллионов тонн хлопка в год,-- а что такое хлопок, он знал, видел, как выращивают его в Египте, Судане, Марокко. Уезжая, он видел первые модели "Жигулей", а теперь промелькнуло сообщение, что готова к серийному выпуску спортивная, двухдверная модель, а марка "Нива" в ежегодных ралли по Сахаре оставляет позади машины многих признанных в мире автомобильных концернов.
Конечно, встречаясь с девушками у бассейна или вечером в баре, он не говорил им о часах, проведенных в читальном зале. Не выказывал радости и удивления по поводу взволновавшего его сообщения, как и не просил прокомментировать вычитанное из тех же газет событие, потому что кратчайший путь познания не считал самым верным. И разве он, умудренный жизнью мужчина, мог положиться на мировосприятие этих милых, не лишенных воображения девушек. К тому же они с гуманитарным образованием, работают в каких-то далеких от реальной жизни учреждениях, и сами-то видят жизнь из окна комнаты с кондиционером. А он -- прагматик, хозяйственник, человек аналитического инженерного ума -- даже в статьях без подтекста чувствовал второй план, видел картину порой яснее, чем сам автор, потому что автор тоже гуманитарий и опирается больше на то, что увидел, что ему показали, чем на реальное знание предмета. Зачастую неубедительность журналистики Атаулин видел в слабой компетентности ее представителей и как технократ верил, что не за горами то время, когда в газете каждая статья будет писаться специалистами и только специалистами. Он не понимал, почему между газетой и темой нужен посредник-журналист: излишество, анахронизм в век поголовной грамотности.
"А все-таки как прекрасно, что так вышло -- домой теплоходом!"--подумал Атаулин, нежась в шезлонге на палубе. Закрыв глаза, подставив лицо ласковому солнцу и ветру, Мансур Алиевич невольно прислушивался, о чем говорили рядом. И чаще всего эти разговоры, невольным свидетелем которых он становился, потому что тайны из этого говорящие не делали, были не о круизе, не о романтических портах, в которые они заходили или зайдут, не о странах с внешним изобилием -- разговоры были о земле, откуда люди родом и куда вскоре вернутся, о насущных делах, что ждут их, когда закончится отпуск. И этим неумением, нежеланием отстраниться от повседневных проблем, наверное, тоже отличается наш человек. То, о чем говорили случайно оказавшиеся рядом, волновало Мансура Алиевича, ибо все это завтра станет и его заботами.
Прошли Сет, теплоход приближался к Марселю,-- у всех с уст не сходило: Франция, Франция...
Атаулин как-то задумался, отчего это при слове "Франция" человека охватывает особое волнение. Конечно, известно, что наша культура, история связаны с этой страной как ни с какой другой. Но главное, наверное, в том, что вся русская классическая литература, на которой мы все воспитаны, пронизана любовью к этой стране.
Из Марселя "Лев Толстой" отбыл с задержкой на полтора часа. Дело в том, что когда туристы вернулись с экскурсии по городу, на теплоход пришли гости: активисты местного общества "СССР -- Франция". И такая встреча, конечно, не могла уложиться в запланированное время. Встреча вылилась в шумный праздник с импровизированным концертом, где и Мансуру Алиевичу пришлось быть переводчиком. Теплоход отплывал из Марселя поздно вечером, когда на причалах уже горели огни. И каждодневная вечерняя жизнь теплохода на этот раз была еще более шумной, бурной -- Франция словно оставила на борту часть своего веселья, неиссякаемого юмора и жизнелюбия.
Наутро, после завтрака, кишиневские девушки пришли к бассейну с кипой французских журналов и газет. Мансур Алиевич и не помнил, когда они их накупили, потому что в Марселе они, кажется, ни на шаг не отходили от него. Красочные иллюстрированные журналы были большей частью о модах, светской жизни, спорте. Наугад отыскав ту пли иную статью с любопытной фотографией, девушки просили Мансура Алиевича перевести ее. После журналов пришел черед газет, но газеты, на взгляд девушек, оказались скучными, без светской и скандальной хроники. Не волновали эти газеты и Атаулина, его мысли были о тех газетных подшивках, что ждали его в библиотеке на нижней палубе. После обеда он направился в читальный зал, к которому уже привык, и куда его больше всего тянуло на корабле.
