- Если вы уйдете из Бюро, - торопливо вмешался Калтроп, - что вы будете делать? Об этом вы подумали?
- Не беспокойтесь, есть чем заниматься и вне этого паршивого заведения.
- Для такого, как вы?
- Да.
- Тебе нелегко будет найти себе место в жизни, - взял слово Ломан. - И если ты окончательно уйдешь, мы никогда не попросим тебя вернуться.
- Стыд и позор. - Я шагнул к нему, и, видно, в моих глазах было нечто, что заставило его отшатнуться. - На какое бы задание вы ни послали меня, вы никогда не сможете мне гарантировать, что не сделаете того же самого, что было, если вас к этому обяжут обстоятельства. И мне все время придется оглядываться, поджидая появления от вас какого-нибудь подонка с ножом или взрывчаткой. На этот раз не сработало. Я хотел бы знать, куда делись мои друзья, я никого из них здесь не застал. Они списаны, как должен был быть списан и я. - Подходя к дверям, я услышал скрип кожи - Калтроп поднялся из кресла.
- Квиллер?
Я повернулся и увидел, что он развел руки, как бы извиняясь.
- Прошу прощения.
Я с такой силой распахнул двери, что они с треском врезались в стену, когда я выскочил в холл.
Я пошел к черному выходу, чтобы избежать встреч, но Чарли увидел меня из дверей.
- А я думал, что с тобой уже все кончено. Я подошел к нему, чтобы он не вставал: последнее задание стоило ему размозженного бедра и парочки подобных же неприятностей.
- Просто обрубаю концы.
- Но ты никогда не сможешь быть уверен... - Обожженными пальцами он обхватил чайную чашку.
- В чем?
- Что они снова не попытаются.
- Вот это уж точно. - Коснувшись его плеча, я снова двинулся по коридору.
Мишлен спешила с папками досье и не увидела меня. Рядом с лестничной площадкой открылась дверь, из которой вышел Холмс; рассеянно пройдя мимо, он остановился и повернулся ко мне.
- Кто-то сказал что ты подал заявление об отставке.
- Да.
- Да у тебя просто крыша поедет.
- Это может быть интересно.
Через черный ход- узкую высокую дверь с козырьком - я вышел на Уайтхолл-стрит и прошлепал по лужам к машине, не оглядываясь на это здание. Сев в машину и включив двигатель, я погнал ее к западу через Кенсингтон и Сизвик на М-4; телефон был отключен и дворники стремительно разгоняли воду по стеклу; я отстегнул страховочный ремень и отбросил его на сиденье: дальний свет фар прорезал серую пелену дождя на пустынной дороге, а я гнал и гнал вперед, оставляя как можно больше миль между собой и Лондоном, и меня преследовал горький едкий запах сожженных мостов.
2. Червяк
- Не могу, - отказала она. - Утром я должна быть с иголочки.
- Ты улетаешь?
- К полудню. - Она поцеловала меня в последний раз, и пряди ее волос, прохладные и душистые, упали мне на лицо.
- Тогда почему бы тебе не остаться на ночь?
- В девять у меня собеседование. Я хочу попасть на рейсы "Конкорда" - ну не фантастика ли? На лацкане пиджака у меня будет карточка с именем, и, когда я буду идти через зал аэровокзала, все будут глазеть на меня. Тут речь идет о престиже. - Соскользнув с кровати, она оглядела комнату. - Где тут двери?
- Вон там. Туалет для гостей налево.
- Господи, я еле держусь на ногах. У тебя всегда так?
- Нет. Только из-за твоих поцелуев. Она стояла, глядя на меня сверху вниз, и в тусклом свете из окна тело ее чуть отсвечивало.
- Я всегда так целуюсь, но не предполагала, что ты превратишься в торнадо.
- Теперь можешь предполагать.
Она стояла, оглаживая бедра, и прикидывала, может, стоит остаться. Это было бы как нельзя лучше: я чувствовал себя очень одиноко.
- Откуда эти синяки? - Она только сейчас заметила их.
- Мертвая петая на машине.
- Она тебе дорого обошлась.
- Если останешься, я преподнесу тебе яичницу с беконом.
- Я бы и без нее осталась, но в любом случае я не могу. Завтра - решающий день в моей жизни. - По пути в ванную она бросила из-за плеча: - Но я остановилась в Лондоне.
Пока она была в ванной, странная мысль пришла мне в голову - может, стоит поискать кого-то в спутницы жизни, кого-то вроде этой девушки? Осесть на месте, начать какое-нибудь свое дело? Подобные идеи впервые посетили меня прошлым вечером, когда я возвращался в Лондон на взятом напрокат "Порше", но они были странными и чуждыми для меня - не потому, что жена и нормальная работа не устроили бы меня, не дали бы чувства удовлетворения, а потому, что эти мысли из мира других людей, в котором мне не было места. У меня возникло ощущение, что кто-то чужой и незнакомый хочет обосноваться в моей черепушке, и если я потеряю неповторимость собственной личности, то кончу в психушке.
"Да у тебя просто крыша поедет.
Холмс. Но ведь, скорее всего, к этому я и иду. И ни женитьба мне не поможет, ни нормальная работа. Главное, я должен обрести полную свободу. Мира и покоя мне недостаточно: я хотел, чтобы в моей жизни присутствовал риск, доходящий порой до предельного напряжения, чтобы я ощущал зыбкую грань бытия. И такую жизнь ты никому не можешь предложить разделить.
- Чем ты займешься? - спросила она, выйдя из ванной.
- Расстался с одной работой и буду искать другую.
- Ты артист? - она наблюдала за мной в зеркале.
- Нет.
- В тебе есть что-то странное. - Она укладывала свои длинные волосы. - Я хочу сказать, что в ресторане ты буквально не сводил с меня глаз, смотрел как зачарованный, и все же я чувствовала: все время ты думаешь о чем-то другом. Тебя что, уволили?
- Близко к тому. Я подал прошение об отставке. И ушел...
- Откуда?
- Я работал на правительство. Жутко унылая работа. Ты оставишь свой номер телефона?
- Если хочешь.
На улицу мы выбрались уже к полуночи; дождь наконец прекратился, и мне повезло поймать такси.
- Надеюсь, ты будешь летать на "Конкорде".
- Господи, я тоже. Ты только представь себе... - Привстав на цыпочки, она поцеловала меня, пока рядом терпеливо дожидалась машина. - Спасибо за прекрасный вечер, Мартин. Звякни мне, если у тебя появится такое желание - на будущей неделе я вернусь в Лондон. До следующей среды.
Когда я вернулся, квартира поразила меня пустотой, что было достаточно странно, потому что обычно меня только радовала тишина. Она нацарапала свой номер телефона на оборотной стороне билета "Бритиш Эйрлайнс"; он лежал под лампой на туалетном столике. Я разорвал билет сперва пополам, а потом на четвертушки, бросил его в мусорную корзину и выключил лампу. На следующей неделе в Лондоне меня не будет. Бог знает, куда меня занесет, но здесь меня не будет.
- Ну-ну...
Это Пепперидж ссутулился у стойки над бокалом мескаля, производя впечатление полураздавленного червя, человека, дошедшего до предела.
Я не хотел общаться ни с ним, ни с кем-либо еще; забрел я в "Медную Лампу", чтобы побыть одному среди чужих. Но теперь, когда он окликнул меня, я не мог отвернуться и выйти. Я заказал бармену стакан тоника и глянул на Пеппериджа.
- Как дела?
В падающем из-под абажура свете я увидел, как он прищурился.
- Думаю, что так или иначе наладятся.
Я не видел его несколько месяцев; он работал на самом нижнем уровне классифицируя данные: расшифрованные послания, организация связи, даты встреч, оперативные указания, - словом, все, что попадало ему в руки в азиатском отделе Бюро.
- Что случилось? - спросил я его.
- Эти сукины дети уволили меня. - В глазах его мелькнула циничная ухмылка, редкие волосы жидкими прядями облепляли череп, усы уныло свисали с верхней губы; он сидел, ссутулясь, с обмякшими плечами. - Я как ты, старина - порой просто не могу подчиняться приказам. - Его руки чуть дрожали, когда он взял бокал. - Но знаешь - я об этом не жалею. Ни капли, черт побери. Ты собираешься это пить?
- В данный момент.
Он сидел, уставясь на янтарную жидкость в моем бокале.
- В данный момент. Наверно, ты сейчас работаешь.
- Отнюдь. Я ушел.
Вскинув голову, он вперился в меня своими желтоватыми глазами, пытаясь сфокусировать взгляд на моем лице.
- Ушел?
- В силу небольшого разочарования. - Я не хотел распространяться; последние десять дней эта история и так терзала меня, как стая голодных псов.
- Ушел из Бюро?
- Ради Бога, это может случиться с каждым. Он продолжал изучать меня.
- Но ты же один из козырных тузов, которые держат в рукаве.
- Расскажи мне о себе, - прервал я его. Он не обратил внимания на мои слова.
- Ты, конечно же, вернешься. Я имею в виду, немного погодя. Не так ли?
- Нет. - Я выпил свой тоник. Пусть он еще минуты три повспоминает старые времена, а потом - все, конец.
- Когда ты ушел? - спросил он меня.
- Десять дней назад.
- Ты, должно быть, сошел с ума.
- Возможно.
- Это то, что я должен был сделать еще до того, как меня выкинули. Я знаю, что это такое. То есть знаю, как я себя чувствую в такой ситуации. А как ты?
- Особенно забавной счесть ее не могу. Ты что, не решаешься выпить свое пойло?
Он едва ли не с любовью уставился в бокал.
