- И все-таки я уйду, - сказал я. Она повернулась ко мне спиной, критически осмотрела свои ногти, затем занялась прической.
- Ты мне надоел,. Джерри, ей-богу. Никуда ты не денешься! Ступай-ка прими душ, что ли.
Мне подумалось: хорошо бы развернуться и разок врезать по ее пухлым капризным губам. Но тут в дверь позвонили.
- Черт побери, кто бы это мог быть? - спросил я.
- Черт побери, откуда мне знать? Иди открой. Я спустился по лестнице, отомкнул дверь, открыл. Передо мной стоял мужчина моего роста; широкая, вполне фамильярная улыбка была у него на лице.
- Винс! - воскликнул я. - Бог ты мой, дружище, давай заходи!
Он вошел, поставил на пол свой чемодан, и мы, не ограничившись крепчайшим рукопожатием, долго хлопали друг друга по плечам и по спине. Все так же дружески ухмыляясь, он сказал:
- Привет, лейтенант!
Мы виделись в последний раз в Калькутте в августе 1945-го, тринадцать долгих лет прошло с тех пор. Помню, я улетал домой и в иллюминатор самолета все глядел на Винса: он стоял возле облезлого "джипа", слева и справа рядом с ним улыбались две русские девахи, с которыми мы провели две последние недели. Винс пил из бутылки, прямо из горлышка, и оторвался, чтобы помахать мне. И я, конечно же, махал ему не переставая и все думал, вытягивая тонкую шею, может ли он разглядеть меня сквозь мутное стекло, меня или хотя бы мою машущую руку.
Я сразу же увидел, что с ним прошедшие годы обошлись получше, чем со мной. Сильный, ровный загар покрывал лицо и шею, ладонь была сухой и сильной. Кошачья, упругая вкрадчивость движений и безоглядная удаль как-то сочетались в нем. Подбородок очерчен все так же резко, а вот глаза показались неожиданно плоскими и как будто косили. Странно. Покрой костюма, непривычная стрижка и еще большой красный камень в перстне, надетом на мизинец, придавали ему оттенок экзотичности.
- Приготовлю что-нибудь выпить, - сказал я. - И учти, ты остановишься у нас.
- А где же еще? - откликнулся он и проследовал за мной на кухню, где сел на табурет, не сводя с меня глаз.
Винс Бискай и я в войну сошлись необычайно близко. Мы оба служили в спецбатальоне 402. Боевые действия в тылу у японцев требовали дозы безрассудства, едва ли допустимой при других обстоятельствах, и я думаю, мы оба для этого годились. Мы притерлись друг к другу, вместе побывали в одной крупной переделке и в двух помельче, причем кроме нас двоих там были только туземцы. Это была наша война. Война, временами выматывавшая нервы до предела. Решения капитан Бискай всегда брал на себя, и я ничего не имел против. Мы выясняли все, что требовалось, и передавали сведения куда надо. Мы разрушали все, что было в наших силах, и давали оружие всем, кто хотел и мог драться.
А теперь он сидел у меня на кухне. Мы чокнулись, выпили. Я поинтересовался, как долго он оставался тогда, после моего отъезда, в Калькутте.
- Две недели. Больше нельзя там было сидеть, если я хотел остаться здоровым.
- Но у тебя же был мой адрес. Ты даже открытки не прислал за тринадцать лет!
- Я не обещал писать тебе.
- А что ты делаешь здесь у нас, в Верноне? Он рассматривал бокал на свет.
- Навещаю старого друга.
- У тебя вид человека преуспевающего. Чем ты занимался все это время?
- Да так... Всяко бывало, Джерри.
- Ты женат?
- Пробовал. Не вышло.
Он отвечал отрывисто, неохотно, почти невежливо, а в то же время не переставал изучать меня. Я чувствовал, что он напряжен. В нем была несколько наигранная развязность, а я помнил, что так он вел себя в критические моменты самых опасных наших предприятий.
Лоррейн зашла на кухню с пустым бокалом в руке. На ней были коричневые кожаные брючки в обтяжку и белая блуза.
- С кем ты говоришь? - Тут она увидела Винса. О-о... Добрый день!
- Милая, это и есть тот знаменитый Винс Бискай, о котором я тебе столько рассказывал. Моя жена Лоррейн.
Я видел ее реакцию. Мне приходилось не раз наблюдать, как реагируют на него женщины. Я ощутил укол ревности, поймав в ее глазах почти забытый блеск, услышав особенный, затаенный смех в голосе. А потом - эта едва ощутимая перемена в ее осанке, чуть другой изгиб спины...
Они обменялись любезными фразами. Я сделал новую порцию напитка для Лоррейн. При этом я изображал из себя счастливого супруга, хотя и догадывался, что выглядит это искусственно. Счастливая пара источает некое особое тепло, имитировать это едва ли возможно. Зоркий взгляд различит фальшь тут же, и я не сомневался, что Винс с его почти женской интуицией почувствовал напряженность и разлад в наших отношениях.
Когда я сообщил Лоррейн, что Винс прибыл с чемоданом и некоторое время поживет у нас, она приняла новость с неожиданным энтузиазмом. Обычно она гостей дома не жаловала. Но на этот раз перед нами была гостеприимная, милая хозяйка; она даже сама повела Винса наверх, чтобы показать ему лучшую из двух гостевых комнат: ее-то и решено было ему предоставить.
Я вернулся в кухню и сказал Ирене, что за столом нас будет трое. Ирена была неприметная, увядшая женщина, столь религиозная, что можно было считать ее потерянной для всего земного. Не для всего, впрочем: она при всем этом умудрялась оставаться хорошей прислугой и кухаркой.
Я прошел в гостиную и услышал, как Винс и Лоррейн спускаются по лестнице. Лорри смеялась. То был смех для особых случаев, она его использовала, когда хотела обворожить кого-то. Но был там еще и гортанный призвук, в котором мне послышалась неприкрытая чувственность.
За столом Лоррейн была на редкость оживленной; она задавала тон в беседе. Однако надолго ее все-таки не хватило: жесты замедлились, глаза потеряли блеск, речь стала менее внятной, к тому же она то и дело теряла нить разговора. Около десяти, старательно пожелав нам спокойной ночи, она удалилась неверными шагами. Коньяк, который решено было выпить в спальне "на сон грядущий", она несла перед собой с осторожностью, боясь расплескать.
- А теперь, - сказал я Винсу, - выкладывай, что там у тебя на сердце.
- Кое-что есть, - отозвался он. - А что, заметно?
- В общем-то, да.
Глава 2
Я смешал каждому из нас по коктейлю, и мы устроились в углу просторной кухни поудобнее. Ирена уже прибралась и ушла. Кухонная дверь наружу была открыта, и первые в этом году насекомые ударялись о сетку.
Он смотрел на меня с понимающей, слегка ироничной улыбкой.
- Мой старый Джеймсон. Подался, значит, в предприниматели. Слушай, может, у тебя дела и так хороши... Слишком хороши для.., ну, для того, что я хочу предложить.
- Предлагай. Попытка не пытка.
- Тогда первое: я здесь нелегально. Американского гражданства у меня давно уже нет. Но у меня есть фальшивый паспорт, прекрасно сделанный. Мой шеф уверен, что я сейчас на охоте в Бразилии. Если бы он вдруг узнал, что я нахожусь здесь, в Штатах, это бы его весьма неприятно поразило. Может быть, он бы даже кое о чем догадался. Есть одна штука, о которой я размышляю уже несколько месяцев. Двое толковых мужиков могли бы с этим справиться. И я не мог не вспомнить о тебе, Джерри.
- Ты ведешь себя довольно таинственно. Он усмехнулся - и заговорил откровенней. Итак, он принял гражданство некоего государства. Назовем его условно Валенсией. Это латиноамериканская страна, режим правления - диктатура.
- Все, что я затевал после войны, как-то не клеилось, понимаешь, Джерри? Но я не отступался. Добыл пилотское удостоверение. И решился однажды все, что в наследство мне оставил отец, вложить в покупку самолета, а там летать сколько влезет над Южной и Центральной Америкой. Больше года я жил припеваючи, потом - это когда я уже добрался до Валенсии - деньги понемногу стали таять. На одном званом вечере я познакомился с человеком, которому, как мне показалось, можно было довериться. Я выложил все насчет моих обстоятельств. Он спросил адрес моего отеля и добавил, что, мол, у него есть одна идея. А уже на другой день за мной заехал шофер на шикарном "мерседесе", чтобы доставить к сеньору Мелендесу на его ранчо, - это далеко за городом. Мне предложено было место прислуги - пилота, которому полагалось владеть английским и испанским, а попросту человека, который не станет вопить "караул", если даже и припечет. Восемь лет я работаю на него. Это было.., скажем, чрезвычайно интересно, Джерри. Время от времени он меня проверял и не церемонился при этом, но и я тоже не лыком шит и из своей роли не вышел ни разу. Если Мелендес вообще кому-то доверяет, то Винсент Бискай именно тот человек. Это дает мне немалые преимущества. После нашего достославного диктатора, генерала Пераля, Мелендес - второй по значению человек в стране. Он промышленник, делец, холодный и циничный, политикой никогда не интересовался. И вот теперь мы подходим к сути. В последние три года Пераль и Мелендес не ладили, мягко говоря. Диктатор, ловко манипулируя налоговыми рычагами, медленно, но верно загонял моего работодателя в угол. Рауль Мелендес сделался чересчур силен, а какому диктатору это пришлось бы по вкусу? Пераль не один раз пытался подрезать крылышки своему строптивому подданному, а Рауль Мелендес, как ты понимаешь, не мог этого позволить. И вот, чтобы не дать себя утопить, он впервые занялся политикой. А это скользкая почва, и воздух там, знаешь ли, свинцом попахивает. Ты поспеваешь за мной?
