Конечно же, он был прав. Только так, не делая поблажек ни себе, ни другим, можно успешно выстоять в условиях совершенно разваленной экономики, правового беспредела, поголовной «импотенции» граждан в деловой сфере. Но при этом Сарычев находил нужным оправдываться перед собой и близкими за то, что имеет больше, чем его заместитель или, допустим, шофер. «Равенство в распределении жизненных благ — самая бредовая и наглая выдумка халявщиков. Но продуктивный труд — это не только количество затраченного времени и энергии. Это прежде всего качество рабочего инструмента. То есть, способностей».
Купив квартиру в престижном доме и отделав её в соответствии с рекомендациями хорошего дизайнера, Глеб вздохнул:
— Ты же понимаешь, детка, такая жилплощадь доступна пока далеко не всем даже в нашем крошечном, отдельно взятом и благополучном ведомстве.
— Я похожа на единомышленницу Шарикова, настаивающего на коммунистической дележке? — Марго обняла Глеба. — Спасибо за все, что ты мне дал, милый. Я знаю, как это непросто и хорошо представляю цену, которой ты должен расплачиваться.
Глеб с грустной улыбкой посмотрел на Риту, погладил её по волосам отечески снисходительным движением, словно ребенка, которому рано объяснять проблемы взрослых. А ведь она действительно много не понимала и, хуже того, — не хотела понять. Все время перебирала в уме события минувших месяцев, требующих постоянного восклицания «Невероятно!», и аккуратно исправляла его на «Нормально».
Полгода сумасшедшего благополучия, когда каждый новый день приносит все большие радости и сулит головокружительную перспективу. Лавина везения, обрушившаяся в августе, осыпающая дарами, как из рога изобилия. Невероятно? — Нормально.
Началось с пустяка — Полина устроилась на работу в солидную фирму «Атлант». Шеф сразу понравился ей. Но проблему «держать себя в руках» решать не пришлось. Скоро Полина поняла, что Глеб так же неравнодушен к ней.
Чуть позже от фирмы Глеба Сарычева отпочковалось дочернее предприятие «Оникс». Его возглавил отец Риты. Инвалид-пенсионер легко вошел в команду молодых, хватких, весьма интеллигентных ребят и с энтузиазмом взялся за дело. Полина не успела удивиться темпу развернувшейся деятельности, как «Оникс» успел подписать чрезвычайно выгодные контракты. В московском переулке был отреставрирован маленький особнячок. Сюда зачастили солидные иностранцы и влиятельные соотечественники.
Одновременно с въездом «Оникса» в новый офис отпраздновал новоселье и его содиректор — Глеб Сарычев. Распахнув перед Ритой стальную с дубовой облицовкой дверь, он сказал: «У меня нет кошки, чтобы запустить в новый дом на счастье. Первой, кто переступит порог, будешь ты. Я всегда хотел иметь самое лучшее».
Полина чуть не расплакалась — она даже испугалась столь фантастического развития своей любовной истории. Потому что влюбилась в Глеба Борисовича Сарычева с первого взгляда и сразу подумала о таком вот доме, о свадьбе, о путешествии на какие-нибудь теплые острова. Подумала совершенно бескорыстно, как мечтают бесперспективные девицы, глядя на недосягаемого Майкла Дугласа, Роберта Редфорда или на рекламные ролики «красивой жизни».
Подобные видения из ряда сказочных грез, не имеющие никакого отношения к реальной действительности, посещают, в основном, женщин житейски-непрактичных, сентементальных до бурных всхлипов над мексиканскими сериалами, но неуверенных в себе, безынициативных, на подарки судьбы не рассчитывающих. А уж если такое происходит на самом деле — тут уж трудно не потерять ориентацию в пространстве.
— Ущипни меня… — попросила Полина, впервые обходя новую квартиру.
— Нежничать будем в ванной. Тебе там понравится, я все специально продумал, — ответил прекрасный принц. — Такому бриллианту, как ты, нужна дорогая оправа.
И вот она сидит на кухне среди итальянской мебели «Примавера», сварив кофе, как учил Глеб, на минеральной воде, смакуя вкус подаренного ей судьбой утра и предстоящего дня. Полинка Ласточкина — драгоценность в достойной упаковке. Смешно? — Ничуть.
Невероятно? — Нормально…
«Нормально!..» — Внушала себе обладательница полного счастья с интонациями Кашпировского. Она старалась подавить легкий озноб волнения, нарастающий, как перед ответственным экзаменом, и делать все обстоятельно, неторопливо, с осознанием собственного права на владение жизненным призом.
Самолет прибывает в 15 часов. Легкая уборка квартиры, примерка костюма перед распахнутыми дверцами гардероба, забитого нарядными вещами. Послушное урчание красного «Ниссана» в подземном гараже, небольшая поездка по Москве до Сретенки, где в уютном переулке сверкал чистыми, слегка позеркаленными стеклами особнячок с вывеской «АО «Оникс».
Марго припарковалась на своем обычном месте, отведенном для сотрудников фирмы. У засыпанного снегом скверика с толстоствольными коротко обрубленными тополями, стоял служебный «мерс» отца. В холле особняка, приветливо улыбаясь Рите, поднялась из-за столика вахтерша — Анастасия Викторовна, — стройная, в синем шерстяном костюме и дорогих очках.
— Андрей Дмитриевич давно у себя. Вы сегодня как актриса, Полечка. Ну эта…забыла её фамилию. Всегда в белом ходит!
— А вы, тетя Настя, как Маргарет Тетчер. Отличная прическа, — заметила Полина, проскакивая мимо по устланной ковром лестнице к директорскому кабинету. Подмигнула сидящей за секретарским столиком Лоре и — прямо в заветную дверь.
Солидный человек с жесткими седыми волосами оторвался от бумаг, завершив разговор, опустил телефонную трубку и, развернув кресло, строго посмотрел на вошедшую девушку.
— Зачем явилась, красавица? Сегодня тебя здесь нет.
— Полно времени до самолета. Хочу пробежать сообщения. Ведь знаешь, Глеб прежде всего о делах расспрашивать начнет.
— Только ты его сюда не вези. Нечего делать — пусть хоть немного дома посидит. — Директор поднял трубку зазвонившего телефона.
— Устрою профессиональное похищение. Прямо из Шереметьева — за стол. У меня там все шипит и пахнет. Может, все же зайдешь? — Полина подкралась к директору и, обняв его за шею, шепнула, — Имею чрезвычайно важное эксклюзивное сообщение.
Андрей Дмитриевич насторожился, быстро завершил телефонный разговор, вопросительно посмотрел на Полину.
— Да ты, товарищ генерал, глаза на меня не щурь. Я ж вся прозрачная. Вот ничегошеньки тебе не скажу. Догадайся…
— Детка, Соню пригласили на презентацию в Дом художника. Она уж и так меня два дня накачивает, чтобы я тебя с Глебом непременно туда привез. Так что учти, — я тебя изо всех сил уговаривал.
— А я согласилась. И Глеб, — просто с восторгом. Но после того, как я ему рассказала кое-что, не захотел выходить из дома. — Полина таинственно улыбнулась. — Такой вариант подходит?
— Ну, это зависит… — засомневался директор. — Может, убедительней пищевое отравление морепродуктами? После того, как Соня три дня провела в туалете в результате посещения индийского ресторана, у неё зуб на экзотическую кухню.
— Ладно. Мидии плюс мое сообщение. Это уже полулетальный исход. Коматозное состояние. — Она закружилась по просторному кабинету. Андрей Дмитриевич ловко поймал её и усадил к себе на колени.
— Будешь сидеть, пока не расколешься. Что натворила, а? Глаза хитрющие-прехитрющие…
— Я беременна. Уже два месяца, папка! — Полина уткнулась в его щеку, вдыхая знакомый с детства запах одеколона и табака. Она слышала, как сосредоточенно посапывал мужественный генерал, проявивший героизм в Афганистане.
— Славно… Очень славно.
Поцеловав отца, Полина вскочила:
— Одобрямс?
— Целикомс. — Он поднялся, слегка припав на левую ногу, где под элегантной серой брючиной чуть скрипнул протез. — А завтра-то суббота. Приедете к нам? Я порадую Соню.
Полина с улыбкой кивнула. Он сказал «к нам», значит, уже что-то решил. И ни словом не заикнулся о матери. Впрочем, она и сама подумала о ней лишь сейчас.
— Созвонимся завтра. Сегодняшний вечер — подарок Глебу. Свечи, Элтон Джон, бифштекс с кровью и соусом «Муссолини». По-твоему, после всего этого он выдержит сообщение?
Андрей Дмитриевич развел руками, изобразив преувеличенное сомнение. Шутка скрывала странную неуверенность. Ему нравился Глеб, у него радостно сжалось сердце при вести о внуке. Но почему Полина ни разу не обмолвилась: «муж» или «мой будущий муж»? Почему сам Глеб не попросил руки своей избранницы? — «Старомоден ты до противности, старый хрыч», — сказал себе директор, но не мог подавить тревоги, глядя вслед убегающей дочери.
Андрей Дмитриевич не относился к людям, склонным задумываться над превратностями судьбы, мучительно анализировать все стороны своего поступка, даже весьма серьезного, а потом дотошно копаться в нюансах, отыскивая причину неудач. «Армейский служака», проработавший в рядах Вооруженных Сил более четырех десятилетий, считал себя человеком чести и совести. Что бы ни говорили вокруг о неблагополучных факторах переходного времени, как бы ни роптали на обстоятельства, Андрей Дмитриевич не сомневался: личная совесть превыше всего, а долг офицера — превыше совести. Даже конфликты между этими двумя высшими инстанциями терзали его редко. Возможно поэтому парнишка из белорусской деревни, попавший в пехоту по призыву прямо из школы, двигался по служебной лестнице весьма успешно. Остался сверхсрочником, окончил военное училище, отличился в пресечении конфликта на Чукотском море, попал по личной рекомендации командира Дальневосточного округа в военную академию и получил назначение на закрытый завод в подмосковном городке.
