Когда мы приехали, нас поразила толпа на берегу. Казалось, всё население деревушки высыпало на пляж. Увидев нас, люди бросились к машине и принялись что-то возбужденно кричать. Поскольку испанский мы знали плохо, то не сразу поняли, в чём дело.
В конце концов они кое-как растолковали нам, что две ненормальных англичанки решили искупаться, и одна из них, заплыв слишком далеко, начала тонуть. Вторая поспешила к ней на помощь и тоже стала тонуть. Хорошо, что кто-то их увидел, быстро подплыл на лодке и вытащил обеих.
Я выскочил из машины и с трудом пробился через толпу. Поначалу я их даже не узнал. Немного уже располневшая женщина в чёрном купальнике и полностью закрывающей волосы шапочке стояла на коленях возле другой. Она была страшно испугана и всё пыталась сделать подруге искусственное дыхание, но у неё мало чего получалось. Когда я сказал, что я врач, у неё вырвался вздох облегчения. Я посоветовал ей немедленно отравиться в ближайший дом, вытереться и надеть сухую одежду. Одна из моих спутниц вызвалась её проводить. Тут же забыв о ней, я занялся её подругой, но все мои попытки вернуть её к жизни оказались тщетны.
Оставалось только сообщить об этом её подружке. Зайдя в дом, где её временно приютили, я наконец-то узнал в ней одну из вчерашних посетительниц ресторана. Она восприняла известие довольно спокойно. Вероятно, потрясение было слишком сильным, чтобы она вполне осознала происшедшее.
«Бедная Эйми, — сказала она. — Она так ждала этого, так мечтала попасть к морю. И она ведь прекрасно плавает. Не понимаю, как это могло случиться. Ну почему, доктор?»
«Судорога, очевидно, — предположил я. — Попытайтесь вспомнить, как всё это произошло».
«Ну, мы плавали, наверное, уже минут двадцать, и я почувствовала, что начинаю уставать. Я повернула к берегу, а Эйми сказала, что ещё чуточку поплавает. Потом слышу: она зовёт на помощь. Я назад к ней. Она уже едва держалась и едва ли понимала, что делает. Вцепилась в меня изо всех сил, и мы обе тут же ушли под воду. Если бы не мужчина в лодке…»
«Спасти утопающего очень трудно», — заметил я.
«Какой ужас! — потерянно произнесла мисс Бартон. — Мы только вчера приехали. Хотели позагорать и немного отдохнуть. Как всё ужасно получилось!»
Я попросил её поподробнее рассказать о погибшей, чтобы по мере возможности избавить её от неизбежных формальностей с испанскими властями.
Погибшую звали Эйми Даррант. Она была компаньонкой мисс Бартон уже около пяти месяцев. Они прекрасно ладили. О детстве и родственниках Эйми вспоминать не любила, так что об этом мисс Бартон ничего мне рассказать не могла. Знала только, что Эйми рано осиротела, её взял на воспитание дядя, и уже с двадцати одного года ей пришлось самой зарабатывать на жизнь. Вот, собственно, и всё, что я узнал.
Доктор немного помолчал и повторил:
— Вот, собственно, и всё.
— Как всё? — возмутилась мисс Хелльер. — Это что же, и есть ваша «таинственная история»? По-моему, это самый обычный несчастный случай.
— Думаю, всё же последует продолжение, — успокоил её сэр Генри.
— Да, — ответил доктор Ллойд. — Продолжение последует. Понимаете, я, конечно, расспросил о случившемся рыбаков и других жителей деревушки, которые были свидетелями трагедии. И одна женщина рассказала мне любопытную вещь. Тогда я, правда, не придал её словам никакого значения, но позже мне пришлось о них вспомнить. Так вот, эта женщина уверяла, что мисс Даррант вовсе не тонула, когда звала на помощь. Как раз наоборот: подруга, подплыв, схватила её за волосы и потащила под воду. Ничего себе утвержденьице, правда? Я объяснил его тем, что с берега всё могло выглядеть иначе. Мисс Бартон, вероятно, пыталась высвободиться из мёртвой хватки утопающей, чтобы не погибнуть вместе с ней, — с берега вполне могло показалось, что она нарочно топит компаньонку.
Ещё раз повторю: тогда я не придал её словам никакого значения.
Поскольку родственников у Эйми Даррант не осталось, узнать о ней было довольно-таки затруднительно. Вместе с мисс Бартон мы осмотрели вещи покойной, но нашли только один адрес, по которому и написали письмо. Оказалось, это адрес хозяйки, у которой она снимала комнату и хранила свои вещи. Хозяйка, к сожалению, не могла сообщить нам ничего полезного. Она и видела-то свою квартирантку только один раз — когда договаривались о комнате. Та ещё сказала, что ей хочется иметь уголок, куда можно в любой момент вернуться. Всё её имущество состояло из нескольких предметов старинной мебели, двух-трёх подшивок репродукций и сундука, набитого купленными на распродажах отрезами. И практически никакой одежды. Ещё хозяйка припомнила, что мисс Даррант рассказывала ей о родителях, умерших в Индии, и воспитывавшем её дяде — священнике, но вот с какой стороны он приходился ей дядей, она не знала, так что никаких родственников найти нам так и не удалось.
Как видите, никакой таинственности тут не было — сплошная, и довольно досадная, неопределённость. В конце концов, на свете немало гордых и скрытных одиноких женщин.
Среди её вещей в Лас-Пальмасе мы обнаружили две старые выцветшие фотографии. Но, когда их вставляли в рамку, их обрезали, и фамилии фотографа не сохранилось. Кроме того, мы нашли старинный дагеротип, запечатлевший её мать, а может — и бабушку.
У мисс Бартон сохранились два рекомендательных письма, причем имя одного из поручителей вообще ничего ей не говорило, а второго она вспомнила лишь с большим трудом. Какая-то дама, уехавшая в Австралию… Мы ей написали и очень долго ждали ответа, а когда он пришёл, это было очередным разочарованием. Ничего нового мы не узнали. В письме сообщалось, что мисс Даррант была у неё компаньонкой, что она очень расторопная и на редкость милая женщина, но о её родственниках и личной жизни ей ничего не известно.
Вот и всё. Могу добавить, что меня насторожили два момента: то, что об Эйми Даррант никто ничего не знал, и странное утверждение той женщины. Можно еще, пожалуй, добавить и третье: в моей памяти почему-то запечатлелось лицо мисс Бартон, когда я поднял голову от бездыханного тела её компаньонки и посмотрел ей вслед. Она тогда обернулась, и на её лице было написано смятение, граничащее с ужасом.
Тогда я счёл это вполне естественным, и лишь позже понял, что этих двух женщин не связывали никакие личные отношения. Тем более там не было и дружбы. Собственно говоря, у мисс Бартон совершенно не было причин так убиваться. Смерть компаньонки могла огорчить её, расстроить — но не более того.
Тогда откуда эта мучительная тревога? Я снова и снова задавал себе этот вопрос, пытаясь найти ответ. И не мог. Одна мысль никак не давала мне покоя… Что, если та женщина говорила правду? Что, если Мэри Бартон действительно утопила Эйми Даррант? Вот посмотрите: их вытаскивают из воды, выносят на пустынный обычно пляж, где нет ни спасателей, ни пунктов медицинской помощи… И тут появляюсь я — человек, которого она меньше всего ожидала там встретить. Врач! И к тому же англичанин! Ведь сколько известно случаев, когда удавалось вернуть к жизни людей, пробывших под водой гораздо дольше Эйми Даррант… И в такой момент она вынуждена уйти, оставив меня наедине с её жертвой! Тогда понятно, почему на её лице отражалась такая смертельная тревога. Оживи Эйми Даррант, она могла рассказать, что случилось в действительности.
— Господи! — вырвалось у Джейн Хелльер. — Вот теперь мне по-настоящему страшно.
— Вот именно, — согласился доктор Ллойд. — В таком ракурсе история приобретала на редкость зловещий характер, а личность Эйми Даррант становилась ещё загадочнее. Кто она, эта Эйми Даррант? Почему эта ничем не примечательная женщина могла оказаться жертвой своей хозяйки? Что кроется за роковым купаньем? Она пробыла компаньонкой Мэри Бартон всего несколько месяцев. И вот они вместе едут за границу, и на следующий же день после приезда происходит трагедия! Я решил, что этого просто не может быть. Тогда, в ресторане, они произвели на меня такое положительное впечатление… В общем, я предпочёл забыть о своих догадках.
— И вы так ничего и не предприняли? — спросила мисс Хелльер.
— Дитя моё, что же мне оставалось? Свидетелей не было… Большинство очевидцев подтверждало рассказ мисс Бартон. А мои подозрения основывались только на личном впечатлении, на выражении ужаса, промелькнувшем и тут же исчезнувшем на лице мисс Бартон. Я уже сомневался, не привиделось ли это мне. Единственное, что я мог сделать — и сделал, — это попытаться найти родственников Эйми Даррант. Как вы уже знаете, из этого ничего не вышло. Даже встреча с хозяйкой комнаты, которую она снимала, оказалась совершенно безрезультатной.
— И всё же вы не могли отделаться от мысли, что здесь что-то неладно, — заметила Марпл. Доктор кивнул.
— И, честно говоря, меня это мучило, — сказал он. — Я всё повторял и повторял себе, что безнравственно подозревать в таком страшном преступлении порядочную и невинную женщину. Чтобы как-то искупить свою вину, я всячески помогал ей, пока она оставалась на острове. Уладил формальности с местными властями… В общем, сделал всё, что сделал бы на моем месте любой англичанин для своего соотечественника. Несмотря на это, она явно чувствовала, что я отношусь к ней с подозрением.
