Она потянулась за новой шоколадной конфетой, но заколебалась.
— Ты не чувствуешь тошноты, любимый, когда смотришь, как я ем шоколадные конфеты? — спросила она. — Потому что если тебе нехорошо, я тут же отложу коробку в сторону. Хотя должна признать, что эти шоколадные конфеты просто превосходны. Селена купила их специально для тебя, в этой новой, только что открытой кондитерской на Коуст-Бульвар. Как это похоже на Селену, правда? Она вообразила, что после всего этого тебе захочется шоколадных конфет!
Разговор становился слишком сложным для меня. Я лежал неподвижно, глядя на незнакомую женщину и прислушиваясь к далекому гулу пропеллеров в ожидании, что он вскоре снова приблизится. Я не имел ни малейшего понятия, кем была эта женщина. Однако смотрел на неё с удовольствием. Мне нравились её пышные каштановые волосы и полная белая атласная грудь, смело открытая квадратным декольте вдовьего платья. Мне хотелось прижаться головой к этой груди и просто уснуть. Я принялся напряженно размышлять над тем, кем она все-таки может быть. А может, просто спросить её об этом? Отдельные слова нашего разговора начали путаться у меня в голове: эфир… наркотики… Я долго думал над этими словами и наконец решил задать вопрос, который казался мне деликатным, но вместе с тем хитрым.
— Эфир… — сказал я. — Наркотики! Что, собственно, со мной произошло?
Незнакомка отложила коробку шоколадных конфет в сторону, склонилась надо мной и взяла меня за руку.
— Не волнуйся, дорогой мальчик. Скоро все снова будет хорошо.
Я почувствовал удивление, потом легкое беспокойство.
— Но что… что будет хорошо?
Она глубоко вздохнула.
— Ну, хорошо, любимый… Если ты обязательно хочешь знать… Притронься к своей голове.
Я поднял левую руку и нащупал повязку.
— Повязка, — с удивлением сказал я.
— Браво, любимый! — улыбнулась она, показывая белые здоровые зубы. — А теперь попробуй притронуться к правой руке.
Я высунул из-под одеяла левую руку и притронулся к правому предплечью. Почувствовал то же самое, что и раньше. Что-то твердое, шершавое и холодное. Я повернул голову, чтобы посмотреть. Увидел повязку, а под ней гипс.
— Гипс, — сказал я.
— Еще раз браво! — воскликнула она. Наклонилась надо мной и разгладила ладонью какую-то неровность на золотисто-сером одеяле из дамаста. — Здесь тоже гипс, — сказала она. — Левая нога.
Её серьезное и ласковое лицо оказалось совсем близко к моему. У неё была белая, лишь чуточку огрубевшая шея. От неё пахло какими-то экзотическими, вовсе не вдовьими духами. Этот запах и близость её тела странно смутили меня.
— А когда накладывают гипс? — спросила она.
Я немного подумал, а потом меня осенило.
— Когда кто-то что-то сломает, — быстро ответил я.
— Вот именно!
— Так, значит, я что-то сломал, — констатировал я.
Я был невероятно доволен собой. Одновременно я чувствовал по отношению к ней что-то вроде симпатии за то, что она предоставила мне возможность проявить такую быструю сообразительность.
— Да, любимый. У тебя сломана правая рука и левая нога. И к тому же ты сильно ударился головой. Авария…
— Авария?..
— Автомобильная авария. Ты ехал в бьюике, один… и на полной скорости врезался в эвкалипт.
На её свежих губах появилась слабая улыбка.
— Любимый, ты действительно неисправим… Ты ведь знаешь, как опасно садиться за руль, когда… немного выпьешь.
Я изо всех сил старался понять смысл её слов. Автомобильная авария… Я ехал на автомобиле и врезался в дерево… Сломал руку и ногу… Вот факты, которые я сумел зарегистрировать. А может, мне удастся вспомнить, неясно, как в тумане, почему я внезапно утратил способность управлять автомобилем?
Она неподвижно сидела возле вазы с розами и наблюдала за мной с каким-то терпеливым любопытством.
— Авария… больница, — медленно сказал я. — Но ведь я не в больнице. Я… — я внезапно осекся. — Я был в больнице. Прекрасно помню, что я был там, но сейчас… я не в больнице.
— Да, любимый, ты был в больнице две недели, но вот уже два дня, как ты дома. Доктор Крофт непрерывно пичкал тебя обезболивающими средствами и наркотиками. Не имею понятия, почему… наверное, из-за этой контузии.
Я начал что-то соображать. Я был в больнице, но вышел оттуда. Куда, черт возьми, я вышел из больницы? Я внимательно смотрел на незнакомку и кремовые парчовые портьеры у неё за спиной.
— А где я сейчас? — внезапно спросил я.
Она снова склонилась надо мной так, что её губы почти касались моей щеки. По её абсолютно спокойному до сих пор лицу пробежало легкое беспокойство…
— Любимый… Ты ведь знаешь, где находишься. Ты только внимательнее оглядись вокруг.
Её лицо, обрамленное густыми темными волосами, почти полностью заслоняло мне вид. Однако я послушно огляделся вокруг, так тщательно, как только смог.
И увидел ковер золотистого цвета, множество всяких флакончиков и коробочек на туалетном столике, а дальше, за спиной этой женщины, еще одну, похожую на мою, кровать — широкую, застланную покрывалом в серую и золотистую полоску.
— Тут очень красиво, — через минуту сказал я, — но я вижу все это впервые в жизни.
— Но любимый! Это невозможно! — укоризненно воскликнула она.
Я почувствовал себя чуточку виноватым, потому что мне показалось, что я огорчил её. Поэтому я сказал:
— Мне очень жаль, миссис… Извините. Я стараюсь, как могу… Но я в самом деле прошу вас сказать мне, где, собственно, я нахожусь.
— Но ты ведь дома! Дома! — воскликнула она.
— Д… дома?
— Да, любимый. В собственной кровати, в собственной комнате и в собственном доме в Дона-Бич в южной Калифорнии.
Моя способность ориентироваться во всем этом явно слабела. Я понял, что она сказала, будто бы я дома. Однако я понимал, что дом — это место, которое человек должен прекрасно знать, а этот дом был совершенно незнаком мне. Во всем этом было что-то неясное.
Однако кровать была очень удобной, теплой и возле меня стояли розы. Гул пропеллеров совершенно затих. Я удобнее положил голову на подушку и улыбнулся незнакомой женщине. Она была такая милая… такая добрая. Мне было приятно, что она находится рядом со мной. Если бы она только чуточку меньше говорила!
— Любимый, не улыбайся так, потому что меня это очень огорчает! У тебя такая бессмысленная улыбка. Совсем как у шимпанзе. — В её глазах снова блеснуло беспокойство. — Дорогой мальчик, — продолжала она, — умоляю тебя, постарайся вспомнить все по очереди. Я уверена, что если только ты захочешь, тебе это прекрасно удастся. — Она ненадолго замолчала и потом внезапно спросила: — Скажи… Кто я такая?
Ну и дела! Я оказался в весьма затруднительном положении. Ведь еще минуту назад я сам собирался спросить её об этом. Мне очень хотелось узнать, кто она такая, но вместе с тем я не хотел, чтобы она подумала, будто бы я глуп, как шимпанзе. Я хитроумно, как мне показалось, ответил:
— В любом случае я знаю, что вы не медсестра…
— Само собой разумеется, что я не медсестра, — сказала она и нервным жестом отбросила прядь волос со лба. — Хорошенько посмотри на меня. На кого я похожа? Как тебе кажется?
— Вы барменша, — решительно сказал я. — Прекрасная английская барменша из тех, о которых пишут в романах.
Какое-то мгновение она выглядела так, словно её поразила молния, однако потом на её лице появилось выражение неописуемого восторга.
— Любимый, — сказала она, — это самые прекрасные слова, которые ты когда-либо мне говорил…
В её глазах появилось выражение задумчивой мечтательности:
— …Я подаю какому-нибудь грубоватому иностранцу седло барашка, — сказала она, — в какой-то припортовой таверне… Иностранец ущипнул меня за ягодицу, а потом вдруг оказывается, что это король Карл II, путешествующий инкогнито. Вскоре после этого он поселяет меня в маленьком неприметном дворце над Темзой, где тайно меня навещает…
Казалось, разговор вторгается в какую-то совершенно чуждую мне область.
— …Весь город сходит по мне с ума, — развивала она дальше свои мечты. — У меня прекрасное белье… молодые поклонники, сыновья лучших семейств королевства пьют шампанское из моей туфельки… Но только королю разрешается снимать с меня подвязки…
Она встряхнула головой и с глубоким вздохом вернулась к грустной действительности.
— Нет, любимый! К сожалению… Я не барменша!
— Кто же вы в таком случае? — спросил я, уже слишком уставший, для того чтобы вести себя деликатно.
— Ты ужасно огорчаешь меня, любимый! Но я надеюсь, что доктору Крофту удастся что-то сделать с этим. Думаю, я не требую слишком многого, если хочу, чтобы ты узнал свою собственную мать.
— Ма… мать?
— Конечно! Кем я еще могу быть? — Она была немного уязвлена. — И к тому же, следует признать, я была для тебя очень хорошей матерью, хотя жаль, что мне самой приходится напоминать тебе об этом…
