Все бы хорошо, если бы не начавшиеся угрозы в адрес Юрия Анатольевича и Людмилы Григорьевны. Запугивания пока носили профилактически-пропедевтический характер. Присущие семье Овчаренко здравый смысл, оптимизм и устремленность позволяли им скептически, почти недоверчиво смотреть на эти угрозы. Но когда сиплый бас в телефонной трубке пригрозил, что прежде всего не поздоровится Никите, Овчаренко сочли необходимым нанять для непоседливого сына телохранителя и обратились ко мне.
* * *
В подвальчике «Тотема» царила вожделенная прохлада. Кондиционер работал вовсю. Припарковав своего «крылатого» друга и приняв у меня шлем, Никита ловко сбежал по ступенькам. Я следовала за ним как тень, вернее не за ним, а параллельно с ним, касаясь его плечом.
Заказав несколько сандвичей и пиво, мы уселись в сторонке.
Надо заметить, я сменила имидж. Умение перевоплощаться — мой конек, скажу без ложной скромности. В моем гардеробе появился джинсовый жилет (очень удобная штука, под которой можно спрятать наплечную кобуру с пистолетом) со множеством карманов, где без труда размещаются прибамбасы бодигарда, всевозможные кожаные и замшевые аксессуары, цепочки, брелоки и всякая подобная мишура.
Мы договорились с Никитой, что я буду играть роль «его девушки». К чему лишние разговоры о телохранителях? В общем, к концу первой недели я чувствовала себя тайным агентом бодигардовского дела, упиваясь этой неожиданной метаморфозой.
Мы уже допивали пиво (безалкогольный «Хольстейн»), когда сквозь приоткрытую дверь «Тотема» я услышала рокот моторов.
— Это Поручик, — невозмутимо прокомментировал Никита, запуская пятерню в золотой колтун волос. По его лицу продолжал струиться пот, несмотря на то, что мы уже полчаса наслаждались подземной прохладой этого причудливого заведения, которое содержал некий Шнайдер — мастер тату и боди-арта.
«Боди-арт — бодигард», — вертелось у меня в мозгу.
— У тебя здесь встреча с ним? — поинтересовалась я на правах «девушки».
— Мы в любом случае сегодня у Консы с ним встречаемся.
«Конса» на арго байкеров и прочей «интеллигенции» означает «консерватория». У ее священных собиновских стен берет свое начало ежевечерняя тусовка байкеров, которые, обменявшись самой срочной информацией, поцелуями и другими атрибутами пресловутого человеческого общения, сговариваются о маршруте предстоящей поездки по городу и его окрестностям.
«Тотем» был излюбленным местом отдыха местных поклонников мотоциклов. Поэтому не было причины удивляться, что на его пороге рано или поздно появлялся какой-нибудь взмыленный байкер.
— Кого я ви-ижу! — воскликнул входящий в кафе детина с проколотыми ухом и бровью.
Несмотря на палящий зной, на нем была «харлейка», надетая прямо на голое тело, и кожаные штаны в обтяжку. На шее болтались всевозможные цепи с массивными кулонами в форме черепов и бивней. Я не раз видела этого байкера, это и был тот знаменитый вождь, у которого Никита чуть не увел Веронику.
— Хай! — натянуто улыбнулся Никита, теребя вставленное в ухо серебряное колечко.
Криво ухмыльнувшись, парень плюхнулся на стул рядом с нашим столиком. Его голый с боков череп перерастал в гигантский черный гребень, начинавшийся надо лбом и шедший через темя к затылку.
— Хелло-о-оу, — с притворным жеманством протянул он, взглянув на меня узкими лукавыми глазами.
— Хай, — спокойно отозвалась я, мысленно посылая его к черту.
— Ты один? — удивленно произнес Никита.
— Лапоть с Сэмом на подходе, отлить пошли — у Шнайдера тут сортира нет, — Поручик загоготал.
— Кать, еще пива, три бутылки! — обратился Никита к симпатичной шатенке за стойкой.
— Да выключи ты эту дребедень! — грубо крикнул девушке Поручик.
По залу разливался нежный салонный панк «Дюран-Дюран».
— Ну, Морозов ты наш, ты что же, только три бутыли спонсировать сегодня можешь? — спросил он с вызовом.
— А ты что, — на его же манер ответил Поручику Никита, — цистерной не побрезгуешь?
— Не зарывайся, а то я не посмотрю, что ты с дамой, — Поручик с ехидной усмешкой вновь скосил на меня свои монгольские глаза.
— Слушай, Поручик, шел бы ты, отдыхал до вечера, — беззаботным тоном произнесла я, смерив его коротким презрительным взглядом, — или у тебя дел больше нет, как к мирным гражданам приставать?
— Где ты нашел эту старушку? — Поручик вопросительно посмотрел на Никиту, а потом снисходительно — на меня.
— Не твое дело, пиво бери.
Девушка в кокетливом белом переднике поверх джинсов принесла на подносе три открытые бутылки «Туборга».
— Thank you, — манерно прогнусавил Поручик, окидывая официантку плотоядным взглядом, — за что пьем? А, — повернулся он к входной двери, — вот и наши гренадеры!
На пороге возник коренастый белобрысый парень в простой белой футболке, но весь пропирсингованный. Казалось, потертая ткань его черных джинсов вот-вот лопнет, уступив напору мускулистых ляжек. Его обветренное лицо с коротким носом и пухлым слюняво-ярким ртом, оттененным над верхней губой светлыми волосками, хранило печать простонародной наивности и какого-то трагического недопонимания.
— Это Лапоть, — констатировала я.
Его товарищ был не ниже метра восьмидесяти, стройный загорелый шатен с длинными волнистыми волосами и смазливой физиономией бисексуала. Я знала, что его кличка — Сэм.
Байкерскую амуницию Сэма, не считая серег, цепей и браслетов, составлял рыжий замшевый жилет на голое тело, светло-кофейные джинсы и коричневые «мексиканцы».
— Давай сюда, — махнул им рукой Поручик.
Усевшись за наш столик, который явно переставал быть «нашим», вновь вошедшие накинулись на пиво.
В кафе теперь во всю мощь ударных тарахтел тяжелый рок. Душераздирающий фальцет, казалось, соревновался с пронзительным воем электрогитары.
— Вот это дело, — причмокнул Поручик.
— А по мне лучше «Гансов» ничего нет, клево режут! — поделился своими музыкальными пристрастиями Сэм.
— А ты от чего тащишься, вундер? — обратился Поручик к Никите. — Небось от этого Питера-лидера?
— Ты Габриэла имеешь в виду? — полюбопытствовал Лапоть.
— Ага, анахорета этого гребаного… — ухмыльнулся Поручик.
— От Питера, только не Габриэла, а Хеммила, — с достоинством ответил Никита.
— Чего-чего? — Поручик приоткрыл рот.
— Отверженного интеллектуала, певца и композитора-экспериментатора, — глядя в черные глаза Поручика, спокойно пояснила я.
Несколько дней мы только и делали с Никитой, что промывали косточки этому самому Хеммилу.
— Он вначале группу организовал «Ван дер грааф дженерейтер», — благодарно посмотрев на меня, подхватил Никита, — прогрессивный рок исполняла. А теперь Хеммил сидит в своей студии «Софа саунд студио» и что ни день — экспериментирует.
На губах Никиты заиграла хитрая улыбочка.
— Не гни из себя невесть что, — предупредил Поручик, со значением переводя взгляд с наших с Никитой лиц на озадаченную физиономию Лаптя, — ты мне лучше скажи, какого хрена ты опять к Нике клеишь?
В голосе Поручика проклюнулась угроза.
— Ты че, рехнулся?! — Никита удивленно округлил глаза. — Кто тебе эту лажу…
— Она и сказала, — не дал Никите договорить возмущенный Поручик, — или ты не с ней вчера вечером катался?
— Я-а? — Никита привстал.
— Такой тачки, как у тебя, во всем Тарасове больше нет, — продолжал настаивать Поручик.
Вчера, действительно, весь вечер я промаялась дома, перед телевизором. Юрий Анатольевич отпустил меня, заверив, что Никита будет сидеть дома. Он обещал связаться со мной по сотовому, если вдруг срочно понадобится мое присутствие. Что же это, неужели Поручик говорит правду? Неужели, плюнув на личную безопасность, вверенный моим заботам недоросль катался с Никой на своем «Зефире»?
Я отдавала отчет в том, что Никита обладал несомненным артистическим талантом и соврать ему не составит особого труда. А я-то, наивная, думала, что установила с ним доверительные отношения! К тому же положение «девушки» Никиты требовало принять срочные меры для восстановления своего пошатнувшегося достоинства. Я решила тоже поиграть…
— Это правда?! — теперь уже я вытаращила глаза.
Никита непонимающе посмотрел на меня.
— Что ты молчишь? — Я встала из-за стола, меча глазами убийственные молнии.
Вся компания с интересом воззрилась на меня.
— Ну, че ты? В рот воды, что ли, набрал? — поддержал меня в моем ревнивом негодовании Поручик. — Ты не смотри, — обратился он ко мне, — что он у нас на ангелочка похож, только крылышек не хватает, с ним ухо востро держать надо! Чуть отвернулся — бац! — он тебе уже подножку подставил.
— Не пойму я тебя, Кит, ты че, пакостить — по кайфу, что ли? — спросил Лапоть, поднимая свои по-детски ясные глаза на Никиту.
