Да, еще вина, пожалуйста!» Еще бокал, потом еще, потом несколько стопок с чем-то темным и липким. Разговоры, шутки, приколы звучат все быстрее и быстрее.
– Ты же хотела уйти пораньше.
Внимание, прямо по курсу Патрик. С определенных углов он напоминает поседевшего Клайва Оуэна [1]. Я поворачиваю голову и так и эдак, пытаясь их найти.
– Боже, ну ты и набралась!
Я тянусь к его руке, а он резко отстраняется и смотрит по сторонам. Я сажусь прямо и убираю волосы с глаз. Все остальные уже ушли. Как же я не заметила?
– Где все?
– В тот клуб ушли, в «Свиш», хочешь туда?
– Ты же вроде с Алексией болтал.
– Так ты заметила меня, когда вошла? А я-то гадал…
– Это ты меня проигнорировал. Даже не посмотрел на меня и не поздоровался! – Я пытаюсь скрыть возмущение, но куда там…
– Эй, зачем так нервничать, я проводил Алексии профориентацию.
– Ага, как пить дать! – Поздняк метаться, ревность из меня так и хлещет.
Мы вместе идем в клуб. Разок-другой я пытаюсь взять Патрика за руку, но он отстраняется и, прежде чем мы добираемся до входа в «Свиш», заталкивает меня в темный угол между двумя офисными зданиями и для пущей убедительности хватает за подбородок.
– Не лапай меня, когда войдем.
– Я никогда тебя не лапаю.
– Чушь, Элисон! В прошлый наш приход сюда ты пыталась меня щупать. У всех на виду. Да я защитить тебя пытаюсь!
– Не меня, а себя самого. Ты не хочешь, чтобы тебя со мной видели. Я для тебя слишком старая… – У меня срывается голос.
– Если собралась распускать сопли, иди домой. Я о репутации твоей пекусь. В этом клубе все наши коллеги.
– Ты хочешь сойтись с Алексией, вот и убираешь меня с дороги. – Слезы текут рекой, от гордости не осталось и следа.
– Хорош истерить! – шипит Патрик, едва не касаясь губами моего уха. – Закатишь истерику – я перестану с тобой разговаривать. А теперь отвали! – Он отталкивает меня и сворачивает за угол.
Я спотыкаюсь на каблуках и, чтобы не упасть, прижимаю ладонь к стене. Вместо грубой шероховатости бетона и кирпича аккурат под моей ладонью ощущается то-то липкое. На ногах теперь я стою твердо, нюхаю ладонь, и… меня рвет. Какой-то приколист измазал всю стену дерьмом. Жуткая вонь протрезвляет лучше, чем шипение Патрика.
Считать это намеком на то, что мне пора домой? Нетушки! Ни за что не оставлю его без присмотра в ночном клубе среди девиц, отчаянно старающихся произвести хорошее впечатление на одного из лучших инструктирующих адвокатов нашей конторы. Бо́льшую часть скользкой гадости я размазываю по чистому участку стены и с уверенным видом вхожу в клуб, улыбаясь швейцару. Если долго мыть руки, вонь сойдет. Никто ничего не узнает.
Текилы? Да, текилы! Вторую порцию. Потом третью. Музыка пульсирует. Сейчас я танцую с Робертом и Санкаром, затем с секретарями, потом учу танцевать стажеров, улыбаюсь, беру их за руки, кружусь, теперь снова танцую одна – машу руками над головой, – и мне опять двадцать, ни забот ни хлопот. Еще одна порция, джин-тоник, голова запрокидывается, крутится в такт музыке, волосы падают на лицо. Патрик где-то здесь, а я не парюсь – не смотрю на него и даже не представляю, что он танцует в обнимку с Алексией и улыбается ей так, как должен улыбаться лишь мне. Я в такие игры тоже играю! Покачивая бедрами, подхожу к барной стойке. Отточенным жестом убираю темные волосы от лица. Выгляжу шикарно. Для почти сорокалетней чудо как подтянута и дам фору любой двадцатилетней. Даже Алексии. Особенно Алексии. Патрик увидит и пожалеет… Пожалеет, что напортачил и упустил такой шанс…
Начинается новая песня с битом потяжелее, и двое мужчин отталкивают меня, пробираясь на танцпол. Я теряю равновесие и падаю, роняя сотовый. Налетаю на женщину с бокалом красного в руке – вино заливает ей желтое платье, попадает мне на туфли. Женщина смотрит на меня с омерзением, потом отворачивается. Колени у меня мокнут в красной винной луже. Сейчас немного успокоюсь и встану.
– Элисон, поднимайся!
Я вскидываю голову, потом опускаю:
– Оставь меня в покое.
– Только не в таком состоянии. Пошли!
Патрик. Хочется плакать.
– Не смейся надо мной.
– Я и не смеюсь. Я просто хочу, чтобы ты встала и ушла отсюда. На один вечер достаточно.
– Почему ты пытаешься мне помочь?
– Кто-то должен. Остальные твои коллеги нашли столик и хлещут просекко. Наш уход они не заметят.
– Ты пойдешь со мной?
– Да, если ты поторопишься. – Патрик берет меня за руку и помогает встать. – Выходи на улицу и жди меня.
– Телефон…. – Я лихорадочно оглядываю пол.
– Что с ним?
– Я уронила его.
Вон он, под столиком у самого танцпола. Экран треснул и стал липким от вина. Я вытираю его о юбку и выхожу из клуба.
По дороге в контору Патрик меня не касается. Мы не разговариваем, не обсуждаем случившееся. Я отпираю дверь, с третьей попытки набираю правильный код сигнализации. Патрик идет за мной в кабинет, не целуя, сдирает с меня одежду, подталкивает к столу, заставляет нагнуться. Я выпрямляюсь и поворачиваюсь лицом к нему.
– Так нельзя.
– Ты каждый раз это говоришь.
– Я серьезно.
– И это я слышу каждый раз!
Патрик смеется, привлекает меня к себе и целует. Я отворачиваюсь, но он силой заставляет смотреть себе в глаза. Сперва я на поцелуй не отвечаю, но мгновение спустя растворяюсь в его вкусе и запахе. Сильнее… Быстрее… Я головой врезаюсь в лежащие на столе папки: это Патрик входит в меня сзади, на секунду замирает, затем начинает двигаться.
– Я не говорила, что… – начинаю я, но Патрик смеется, потом негромким «Тс-с-с» заставляет замолчать.
Одной рукой он тянет меня за волосы, другой пригвождает к столу. Мои слова превращаются сперва во всхлип, потом в стон. Он толкается снова, снова и снова. Папки разлетаются, задевают фотографию в рамке, она падает, стекло бьется, но я не могу его остановить, не могу и не хочу, нет, хочу, потом еще, еще и еще; нет, нет, не останавливайся, остановись, мне больно, нет, нет, не останавливается; он кончает со стоном, вытирается, выпрямляется.
– Патрик, пора это прекращать!
Я слезаю со стола, поправляю трусы и колготки, аккуратно натягиваю юбку на колени. Патрик застегивает брюки, заправляет рубашку, а я стараюсь застегнуть блузку.
– Ты мне пуговицу оторвал! – жалуюсь я, чувствуя, как дрожат пальцы.
– Ничего, пришьешь.
– Прямо сейчас не пришью.
– Никто не заметит. Здесь никого нет. Все спят. Сейчас почти три утра.
Оглядев пол, я нахожу пуговицу,
