так: я заезжаю за тобой часиков в семь и мы идем кутить куда пожелаешь.
– Слишком долго, – я была неумолима. – Прямо сейчас! Ты, я, в родной столовке за котлетой с пюре. У тебя есть минута на обдумывание и возможность соблазнить меня в предложенных условиях. Но предупреждаю сразу: без дела Зябликова шансов у тебя нет.
– А с ним, значит, есть? – крикнул он мне вслед.
Прокурорская столовая ничем не отличалась от всех прочих столовых в Тарасове, да и по всей России. У раздаточного стола уже образовалась небольшая очередь. В меню был традиционный суп, что-то мясное, пара гарниров и салатов на выбор. Женская часть коллектива брала выпечку, мужская – дополнительную котлету. Запах кислой капусты и прогорклого масла будил первые воспоминания о детсадовской кухне и школьном питании, заставляя внутренне собраться. Если на земле и было более неподходящее для романтики место, то вот оно!
Я заняла стол у окна, нагрузив поднос всем, чем планировала, и компотом на сладкое.
– А почему не кофе? – удивился Папазян, когда спустя десять минут все же решил присоединиться ко мне за обедом.
– Потому что кофе должен быть настоящим, а не тем, что из него пытаются сделать здесь, – поведала я.
– Ну, у нас на этаже автомат поставили, – похвастался Гарик, чем тут же заслужил мое презрение.
– Папазян, варка кофе – процесс медитативный, не терпящий суеты, интимный, если хочешь. Это же почти приворотное зелье. А ваши автоматы и растворимая бурда сделали из него гастрономический ширпотреб. Давай дело! – скомандовала я, пока Гарик, бдительность которого слегка притупилась моей лекцией, ковырялся в печеночном салате.
Я увидела фото с места происшествия. Кирилл лежал, завалившись на бок, в порванном полосатом свитере поверх футболки, неестественно откинув назад голову. Его нашли в двухстах метрах от дома, сразу за оградой.
– Почему так далеко от дома? Если он замерзал, не логично ли было стучать в двери, попытаться разбить окно? – начала я.
– Возможно, он был не в себе. В такие моменты с логикой не дружишь. Или он мог позвать на помощь соседей. – Гарик сделал паузу. – Хотя их коттедж стоял вдалеке от остальных домов. Всего несколько семей живут зимой в дачном поселке. Мы их опросили, они ничего не видели.
– Отчет о вскрытии?
– Пока только предварительный, ждем анализы. Можешь сама поговорить с судмедом, я тебе справку напишу, – голос мужчины стал вкрадчивым.
– Что в предварительном? Алкоголь, наркотики? – зацепилась я за фразу Папазяна «не в себе».
– Наркотики, Тань. Предположительно героин, точно будет ясно, когда анализы придут.
– Спасибо.
– Спасибо, Таня, вечером не приголубит, – он решил действовать напролом.
– Папазян, а я не старовата для тебя? – сохранять нейтралитет в общении с Гариком – это все равно что постоянно убирать с одежды кошачью шерсть: как бы тщательно ни чистил, она все равно вылезет.
– Так я ж тебя не замуж зову, – иных женщин честность Гарика обезоруживала.
– То-то и оно!
Мешкать не стоило, задумчивый Папазян был медлителен и сговорчив. Я так и не поняла, что в нашем разговоре заставило его резко сменить настрой от попыток позвать «в нумера» до почти уютного молчания, но была благодарна. Показавшееся с первого взгляда тривиальным дело о подростковой безалаберности теперь мне виделось пусть и страшной, но увлекательной загадкой.
Городская Судмедэкспертиза располагалась в здании постройки пятидесятых годов прошлого века. Выкрашенный в серый фасад стиля сталинский ампир внушал обывателям священный ужас перед этим, как называли его сотрудники, «храмом смерти». Преодолев ступеньки и тяжелую дверь, я оказалась в маленьком вестибюле, выстроенном из гипсокартона, вразрез первоначальной планировке.
– Мне нужно к Осиченко, не подскажете, как его найти? – спросила я охранника, предъявляя документы.
Невысокий пожилой мужчина с пышными седыми усами посмотрел на распечатку списка всех служащих, висящую сбоку.
– В двести втором. Сейчас вот по лестнице на второй этаж и налево. Не заблудитесь.
Возле кабинета было пусто. Посетители ожидали своей очереди дальше по коридору.
– Можно? – сунула я голову в открытую дверь. – Мне нужен Осиченко Евгений Донатович. Я по поводу трупа.
– А к нам по другим поводам и не ходят, – хохотнул большой мужчина, неожиданно легко для своего веса поднимаясь из-за стола. – Минуточку, девушка, я его сейчас позову.
Он прошел в соседнее помещение и гулко, на весь коридор позвал коллегу: «Донатыч! К тебе пришли!» После чего предложил пройти в кабинет и подождать уже там.
Спустя пару минут появился небритый мужчина, державшийся с достоинством, но источающий легкое коньячное амбре.
– Прошу прощения, у коллеги юбилей, – сказал он в оправдание своего вида. – Так вы из полиции?
– Почти, – я протянула ему справку с подписью Папазяна и удостоверение частного детектива.
– Интересно. – Он вернул документы. – Я слушаю вас, Татьяна Александровна.
– Я по делу Кирилла Зябликова. Видела ваш предварительный отчет, и у меня возникла пара вопросов. Вы сейчас можете назвать хотя бы предположительную причину смерти?
– Все еще сложно сказать, – начал он, авторитетно откашлявшись. – Я нашел патологические изменения в сердце и легочной ткани. Что их вызвало, покажет токсикологическая экспертиза. Пока ждем. Кроме того, юноша совершенно определенно был на морозе. Если посмотрите отчет, то увидите упоминание проталинки. Это значит, что он был еще теплым, когда оказался в снегу. Неизвестно, живым ли, но теплым определенно. На теле присутствуют ссадины и гематомы. Одна, очень большая, находится в затылочной части головы и заходит на переднюю поверхность шеи. На одежде не обнаружено посторонних следов. Интересно, что ботинок на мальчике был только один. Люди, умирающие от переохлаждения, в какой-то момент, испытывая непреодолимый жар, начинают стягивать с себя одежду, но никогда только один ботинок. Поза, в которой нашли Кирилла, больше напоминает положение упавшего при толчке. Например, при драке. Или когда человек теряет сознание и какое-то время катится, прежде чем остановиться. Люди, которые замерзают, укладываются, как будто собираются спать. Холод неспроста называют ласковым убийцей. Как видите, вопросов много у самого.
– А я могу увидеть тело или хотя бы осмотреть вещи? – не особо надеясь на успех, попросила я.
– А не забоитесь? – даже не думая отговаривать, вместо ответа спросил Евгений Донатович, по-ленински хитро сощурившись.
– Честное слово! – подхватила я.
Мы спустились в морг, на цокольный этаж. Широкие коридоры с низкими потолками и облупившейся плиткой тоскливого зеленого оттенка создавали соответствующее месту настроение.
– Вот, пожалуйста, – мужчина указал на стул в секционной. – Я скажу санитарам, его привезут. Пока вот вам, держите, – он протянул мне фартук и шапочку. Правила – они такие правила! Я облачилась в местную «униформу» и принялась ждать.
Помещение, где проводили вскрытия, отделялось