Шивон захватила с собой несколько листовок из пачки Тиббета — не розовых, а желтых. Пока она раскладывала их по столикам, Ребус подошел к бармену. Сунув ему под нос листовку с фотографией Федорова, он спросил:
— Помнишь этого человека? Два дня назад, около десяти вечера он, возможно, побывал в вашем пабе.
— Два дня назад была не моя смена, — буркнул бармен.
— А кто работал вечером пятнадцатого?
— Терри.
— Где он сейчас?
— Отсыпается, скорее всего.
— Он будет работать сегодня вечером?
Когда бармен кивнул, Ребус ладонью прижал листовку к его груди.
— Пусть Терри позвонит мне вне зависимости от того, обслуживал он этого парня или нет. Если он не позвонит, виноват будешь ты. Усек?
Бармен только слегка дернул уголком рта.
— Парень за угловым столиком говорит, что он тебя знает, — сказала Шивон, подходя к Ребусу сзади.
Ребус обернулся и кивнул, потом двинулся к указанному столику. Шивон не отставала.
— Как дела, Здоровяк? — спросил Ребус вместо приветствия.
Мужчина в углу расположился со всеми удобствами. Перед ним на столе стояли полпинты крепкого и бокал с солидной порцией виски, одну ногу он положил на соседний стул, а рукой почесывал грудь, видневшуюся между полами расстегнутой чуть не до пупа застиранной джинсовой рубахи. Ребус не видел его уже лет шесть или семь. Бывший военный моряк, бывший вышибала по имени Подин — Здоровяк Подин. Когда-то он действительно производил впечатление очень сильного человека, но годы давали о себе знать: его широкое, обветренное лицо покрывали глубокие морщины, а во рту с мясистыми губами почти не осталось зубов.
— Неплохо, мистер Ребус. — В знак приветствия они лишь кивнули друг другу, обменявшись взглядами исподлобья.
— Значит, ты теперь здесь обретаешься? — спросил Ребус.
— А что?
— Мне казалось, ты живешь дальше, у побережья.
— Это было давно. Люди меняются, переезжают… — На столе лежали кисет с табаком, зажигалка и пачка папиросной бумаги, и Подин, словно наглядно иллюстрируя свои слова, принялся двигать их с места на место.
— У тебя есть для нас что-то интересное?
Подин надул щеки и медленно выпустил воздух.
— Позапрошлым вечером я был здесь, но вашего парня не видел. — Он кивнул в сторону полицейской листовки. — Но я его знал. То есть не то чтобы знал… Раньше я часто видел его в «Мадерсе», по большей части — незадолго до закрытия. Наверное, он ночная птица… — Подин хохотнул.
— Как и ты, Здоровяк.
— Как и я, точно. Да и вас, инспектор, тоже не назовешь ранней пташкой, насколько я помню.
— Трубка и тапочки, горячее какао на ночь и все такое прочее, — проговорил Ребус. — Теперь я ложусь спать не позже десяти. Как ты только что сказал, люди меняются.
Подин хмыкнул:
— Как-то не верится, что вы, инспектор, могли так сильно перемениться. Кстати, знаете, с кем я тут столкнулся на днях?.. С нашим старым другом Кафферти. Просто удивительно, что вы его до сих пор не упрятали.
— Мы брали его пару раз, Здоровяк.
Подин наморщил нос:
— Ну, может быть, он и получил пару лет вашими стараниями. Но Кафферти, похоже, знает, что нужно сделать, чтобы выйти сухим из воды. — Подин снова покосился на Ребуса. — Я слышал, инспектор, вас вот-вот проводят с почетом… На мой взгляд, вы отлично справлялись с вашей работой, но… Знаете, как о вас говорят?
— Как?
— Как о боксере: отменная техника, но не нокаутер. — Подин отпил глоток виски. — Что ж, как говорится, пенсия — это не старость. Надеюсь, теперь мы будем видеть вас чаще… С другой стороны, как только вы перестанете быть полицейским, вам в любом пабе придется держать ушки на макушке: слишком многие затаили на вас обиду… — Он многозначительно передернул плечами.
— Спасибо за моральную поддержку, Здоровяк. — Ребус бросил взгляд на листовку. — Ты никогда с ним не заговаривал, с этим парнем?
Подин покачал головой и состроил презрительную гримасу.
— А кто-нибудь из местных?
— Этот парень обычно стоял у стойки, как можно ближе к двери. И он приходил сюда ради выпивки, а не ради компании. — Подин помолчал. — Вы не спросили меня о Кафферти…
— А что с ним?
— Он велел передавать вам привет.
Ребус удивленно уставился на Подина.
— Что?.. Прямо так и сказал?
— Так и сказал.
— И где состоялась ваша историческая встреча?
— Как ни странно, совсем недалеко отсюда. Я столкнулся с ним, когда Большой Гор выходил из гостиницы «Каледониан».
Отель «Каледониан» был их следующей целью. Внушительное здание розового цвета имело два входа. Первый вел в вестибюль, где находилась стойка регистрации, поэтому возле нее стоял впечатляющего вида швейцар при полном параде. Через вторую дверь можно было попасть прямиком в бар, открытый как для постояльцев, так и для посторонней публики. Едва оказавшись внутри, Ребус заявил, что его мучит жажда, и заказал кружку пива. Шивон ограничилась томатным соком.
— На противоположной стороне улицы цены были ниже, — заметила она.
— Именно поэтому сейчас платишь ты, — парировал Ребус, но, когда подали счет, он расплатился пятифунтовой банкнотой, явно надеясь на сдачу.
— Твой приятель из «Мадерса» был прав, — задумчиво проговорила Шивон. — Когда я иду куда-то вечером, я стараюсь на всякий случай следить за всеми, кто входит и выходит, чтобы ненароком не столкнуться с… с кем-то, кто меня знает.
Ребус кивнул:
— Количество правонарушителей, которых мы отправили за решетку, настолько велико, что в силу законов статистики значительная их часть давно должна была вернуться на улицы. Впрочем, чтобы снизить опасность ненароком налететь на кого-то из них, достаточно просто посещать места поприличнее.
— Типа этого?.. — Шивон огляделась. — Как ты думаешь, чем приглянулся Федорову «Каледониан»?
Ребус задумался.
— Понятия не имею, — признался он. — Быть может, это место рождало в его душе какие-то особые… флюиды. Он же поэт!
— Флюиды?.. — Шивон улыбнулась.
— Это словечко я подцепил от тебя.
— Вряд ли.
— Значит, от Тиббета. А что тут такого? По-моему, это вполне приличное слово, и…
— Просто странно слышать его именно от тебя.
— Слышала бы ты меня в шестидесятых!
— В шестидесятых меня и на свете не было.
— Не надо постоянно напоминать мне о моем возрасте, — пробурчал Ребус.
Он залпом допил пиво и сделал знак бармену, держа наготове листовку с портретом Федорова.
Бармен был невысоким, тощим как спичка человеком с наголо выбритым черепом, в котором отражался свет ламп над стойкой. Бэджик на его жилете в шотландскую клетку извещал, что зовут бармена Фредди.
Бросив один взгляд на фото, Фредди почти без раздумий кивнул, причем Шивон показалось, что от его головы по всему бару разбежались световые зайчики.
— Да, в последнее время он заходил к нам несколько раз.
— А позавчера? — спросила Шивон.
— Кажется, да… — Бармен сосредоточенно нахмурился.
Ребус знал, что люди часто задумываются, пытаясь изобрести ложь поубедительнее.
— Вечером, после десяти часов, — подсказал он. — Парень был уже навеселе.
Фредди наконец кивнул:
— Да, припоминаю. Он заказал большую порцию коньяку.
— И все?
— Кажется, да.
— Вы с ним не разговаривали?
Бармен покачал головой, и по стенам снова забегали световые отблески.
— Нет. Теперь-то я знаю, кто это был, — видел новости по телику. Ужасное несчастье!
— Ужасное, — подтвердил Ребус.
— Он сидел за стойкой или за столиком? — уточнила Шивон.
— За стойкой. Всегда только за стойкой. Я догадался, что он иностранец, но… он был совсем не похож на поэта.
— А как, по-вашему, выглядят поэты? — поинтересовался Ребус.
— Не знаю. Не так, наверное… Этот просто сидел и ухмылялся. Ах да, время от времени он что-то записывал в блокнот.
— Это было позавчера?
— Нет, раньше. У него был с собой небольшой блокнот, который как раз помещался в кармане куртки. Одна из официанток даже решила, что он — переодетый инспектор службы общественного питания или журналист, но я был уверен, что она ошибается.
— Но когда Федоров был здесь в последний раз, блокнота вы не видели?
— Нет, в последний раз он ничего не записывал. Только разговаривал с каким-то парнем.
— Что за парень?
Фредди-бармен пожал плечами:
— Не знаю. Вероятно, еще один клиент. Они сидели почти на тех же местах, что и вы сейчас.
Ребус и Шивон переглянулись.
— О чем они говорили?
— Я не слышал.
— Ну-ну, приятель, нет такого бармена, который не любил бы послушать, о чем болтают клиенты.
— Мне показалось — они говорили не по-английски.
