Однако Стас на это лишь как-то непонятно ухмыльнулся и, вытряхнув перед ним на чистый лист бумаги полпачки печенья, вполголоса возразил:
– Смотре-ЛА! Теперь она мнения иного.
Замерев с поднятым бокалом в правой и печеньем в левой руке, Гуров от неожиданности даже закашлялся и вопросительно прищурился:
– Что, что, что? У вас с ней что-то было?..
Ничего не ответив, Крячко лишь многозначительно хмыкнул, мол, понимай как хочешь. Но, как видно, испытывая внутреннюю жажду поведать миру о «домомучительнице» фрекен Бок, он, не вдаваясь в пикантные подробности, рассказал-таки о своем визите на Кленовую.
Как и предполагал Лев, Римма и в самом деле встретила Станислава весьма прохладно. На любой его вопрос ответы она давала уклончиво-односложные. И тогда он включил свою «соображалку», решив «зайти с фланга». Заметив, что она души не чает в Наташе (ради нее Римма взяла на работе неоплачиваемый отпуск), в ходе разговора он как бы ненароком намекнул, что очень скоро девочку у нее могут забрать органы опеки. Дескать, с Наташиного отчима подозрения пока не сняты, мать вообще запропастилась невесть куда, поэтому ребенок будет изъят и направлен в соцучреждение. Да, не дай бог, к этому делу примажутся еще и ювенальщики. Тогда – все, ребенка и вовсе могут вывезти из России и отдать приемной семье где-нибудь в Италии.
На вопрос Риммы, не могут ли ее гость и его коллеги как-то помешать подобному безобразию, Стас предложил обсудить этот вопрос где-нибудь в соседнем кафе. И та, как видно, решив ради благополучия Наташи «за ценой не постоять», дала согласие. Лишь попросила время, чтобы хоть немного приодеться. Они отправились в ближайшее и, как оказалось, в общем-то неплохое кафе «Эксклюзив». Уломав свою спутницу пригубить вина за успешное решение проблем ее любимицы, Крячко словно забыл о том, зачем к ней заявился. Он сыпал комплиментами, рассказывал смешные истории. Незаметно для себя Римма пригубила еще, потом еще, и еще…
В какой-то момент, раскрасневшись, похорошев, утратив зажатость и скованность (на нее даже начали обращать внимание мужчины, сидевшие за соседними столиками), она сама, без понуждения, рассказала все, что знала о Стефании. Гуров абсолютно правильно ощутил ее отношение к Свербицкой – Римма действительно ей завидовала и боялась ее. Римму пугал хищный взгляд прирожденной садистки, которая, что она чувствовала подсознательно, ради достижения своих целей способна была пойти по головам и пожертвовать даже собственным ребенком.
– Наташа мне как-то рассказала, что на улице нашла бездомного котенка. Ей он очень понравился, и она решила взять его к себе. Но когда Стефания увидела, что принесла с собой дочь, то мгновенно пришла в непонятную ярость. Она вырвала котенка из рук Наташи и, подбежав к окну, с силой швырнула его вниз, с третьего этажа. Котенок разбился насмерть. Когда Наташа выбежала к нему, он уже не двигался. Она так плакала! А Стефания, притащив ее за руку домой, сказала дочке буквально следующее: «У тебя дурная кровь! Лучше бы я тебя саму еще грудной в окно выкинула! Не в меня ты пошла, не в меня!..»
По мнению Риммы, Наташа для Свербицкой была чем-то вроде детали домашней обстановки, говорящей игрушки. Поэтому у нее и была тайная мечта удочерить девочку и растить как свою дочь.
Стефания, мнившая себя несравненной красавицей, свою подругу держала «в черном теле», постоянно давая ей понять, что та слишком неказиста для того, чтобы иметь в жизни хоть какой-то успех. Римму она вообще ни во что не ставила и помыкала ею, как своей прислугой. Та иногда даже приезжала делать уборку у нее в квартире. Однажды, убираясь на кухне, Римма услышала телефонный разговор Стефании. Отвечая звонившему, та зло проорала: «…Как это она не хочет?! Что значит – не хочет?! Заставь! Она сюда для чего ехала? Зарабатывать? Вот пусть и работает! Напои ее стимулятором – сама под клиента ляжет. А если и это не подействует – отвези в лес. Сам знаешь куда. Первый раз, что ли?»
Слушая Станислава, Гуров вспомнил недавно прочитанные им интернет-материалы. Это полностью подтверждало его подозрения в том, что Стефания действительно причастна к организации подпольных борделей. Теперь, если удастся ее поймать, уже на основании этого факта можно будет заводить уголовное дело.
– Ну, ты молодец! – одобрительно кивнул он. – Нормальная информация. И самое главное, получена вполне приличным путем – без нажима и угроз… Значит, судя по сказанному Риммой и кое-каким материалам, найденным Жаворонковым, Свербицкая состояла в сутенерской группировке, занимавшейся поставкой в Россию «живого товара» и принудительной эксплуатацией обманутых девчонок. Скорее всего, эта Стефания в своей банде была не на последних ролях.
– Наша криминальная пиранья постепенно превращается в настоящую акулу! – отставив пустой бокал, заметил Стас. – Но она успела уйти куда-то на глубину, и теперь ее загарпунить – большая проблема. Что будем делать?
Гуров потер ладонью лоб, собираясь с мыслями, но в этот момент зазвонил стоящий на его столе телефон внутренней связи.
– Петру-у-у-ха! – прокомментировал Гуров, поднимая трубку. – Да, Петро, чего там у тебя?
– У меня?! Нет, Лева, тут уместнее спросить, что там у вас? – сердито хохотнул Орлов. – Как там Стас себя чувствует?
– Нормально! – невозмутимо-безмятежным тоном ответил Гуров. – Вот он, передо мной сидит. Только что прибыл с выезда, встречался со свидетелем. А что это ты, непонятно с какого рожна, начинаешь наезжать с таким вот кандибобером? Тебя, часом, не в Генпрокуратуру переводят? Это я к тому, что очень уж прокурорский голос у тебя прорезался.
Не ожидавший такого отпора, генерал несколько даже опешил. Издав рычащее «Гм-м-м-м-м!!!», он распорядился уже куда более сдержанно:
– Ко мне подойдите-ка!
…Когда приятели вошли в кабинет Петра, тот сидел за столом, перебирая какие-то бумаги. Исподлобья взглянув на Крячко, он хмыкнул, словно удивившись его появлению, и с нотками язвительности спросил:
– Ну, как там встреча со свидетелем? Хорошо обмыли?
– Две бутылки отличной «Массандры», – не моргнув глазом, пояснил Станислав. – Считаешь, мало?
– Считаю, много! – буркнул Орлов. – Что так смотришь? Я же по просьбе Левы распорядился организовать «наружку» подле Кленовой, тринадцать? Вот, организовал! Полчаса назад принесли сообщение: «В тринадцать пятьдесят гражданка Лучинина Р. В. в сопровождении мужчины, похожего на оперуполномоченного главка полковника Крячко С. В., проследовала в сторону кафе «Эксклюзив». В четырнадцать тридцать данная пара, явно пребывая в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести, вошла в тот же подъезд дома тринадцать. В пятнадцать двадцать человек, похожий на Крячко С. В., вышел из двери подъезда один и на автомобиле марки «Мерседес», госномер такой-то, отбыл в неизвестном направлении». Ну, что скажешь, «человек, похожий на Крячко С. В.»?
– Что скажу? – сдержанно заговорил Стас. – В целях получения оперативно значимой информации мною были предприняты шаги, нацеленные на установление доверительного контакта со свидетельницей…
– Дога-а-дываюсь, насколько доверительным был ваш контакт! – не выдержав, перебил его Петр.
Лев, наблюдая за их пикировкой, лишь молча улыбался.
– А ты не перебивай! – все с тем же спокойствием парировал Крячко. – Итак, продолжу. В результате собеседования со свидетельницей была получена важная информация, свидетельствующая о том, что гражданка Свербицкая напрямую причастна к деятельности сутенерской мафии и даже отдавала приказы об убийстве эксплуатировавшихся бандитами девушек. Предположительно, гражданок Украины.
Мина непробиваемого скептического сарказма на лице генерала моментально сменилась встревоженным удивлением.
– Как ты говоришь? Отдавала приказы об убийстве? – совсем другим тоном переспросил он.
Кивнув, Станислав рассказал об услышанном от Риммы. Это на Орлова произвело весьма сильное впечатление. Он крепко стиснул кулаки, собираясь что-то сказать, но его опередил Гуров:
– И я слышал кое-что похожее. В присутствии художника Авдея Мишелло, он же Леонид Крысонов, какому-то своему холую Стефания сказала следующее: «Ну, ты сам знаешь, что и как делать в такой ситуации!» Казалось бы, вполне нейтральная фраза. Но если прочесть статью одного независимого киевского журналиста, который описал, как Свербицкая, работая в элитной частной школе, организовала подпольный бордель, где клиентов обслуживали ее ученицы, начинаешь понимать эти слова несколько иначе. Кстати, в Россию она свалила из «нэзалэжной» не потому, что стало трудно жить. Жила она там – дай бог каждому! Она спасала свою шкуру от мести разъяренных родителей.
– Да-а-а?!! – задумчиво протянул Петр, наморщив лоб и подперев голову кулаком. – Получается так, что она перебралась сюда и уже у нас продолжила свой «бизнес»… Это называется, пригрели змеюку за пазухой! Но ее сейчас нигде нет!
