Я. Так точно. А еще – не стоит торопить события. Отношения между мужчиной и женщиной должны развиваться эволюционным путем. Если мужчина любит, то предложение руки и сердца непременно последует. Надо только запастись терпением.
КАТЮШКА. А если не любит?
Я. Ну а если не любит, не желает менять устоявшихся привычек, обращает внимание на других девушек, то зачем вам такой муж? Такая же картина, если у мужчины отношение к вам несерьезное. Рано или поздно он найдет женщину, к которой будет относиться по-настоящему серьезно и которая станет для него всем. И тогда он оставит вас. Забудет о вас. Выход один: забудьте о нем прежде, чем он забудет, что вы вообще существуете. Примите такое решение, несмотря на разочарование и боль. Поболит-поболит, да и перестанет. У кого раньше, у кого позже, но перестанет, будьте уверены. К тому же, поступив так и первой разорвав отношения, вы сможете сохранить свое самолюбие неуязвленным, тешить его тем, что не вас бросил парень, а вы бросили его.
КАТЮШКА (задумчиво). Резонно.
Я. Есть еще такая поговорка: от добра добра не ищут. Так ли уж важна эта пресловутая печать в паспорте?
КАТЮШКА. Часто – очень важна.
Я. Все равно, не давите на мужчин…
КАТЮШКА. Я вас поняла…
Я. Умная женщина и без давления найдет способы, чтобы подвигнуть мужчину сделать ей предложение руки и сердца. Она включит заложенные природой обаяние, мудрость, предусмотрительность и хитрость. И у нее обязательно все получится…
КАТЮШКА (с сомнением). Вы думаете?
Я. Уверен.
КАТЮШКА. Позвольте на такой оптимистической ноте закончить наше интервью. Большое спасибо.
Я (улыбнувшись). Пожалуйста…
Катюшка посмотрела на оператора, и тот выключил камеру. Потом перевела взгляд на меня и произнесла:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – повторил я и добавил: – Рад был помочь. И не жди от меня, что я скажу «приходите еще». Я этого тебе не скажу.
– А ты молодец, – ласково произнесла Катюшка.
– Знаю, – серьезно ответил я.
Приход Володьки уже в десятом часу вечера был неожиданным. Он позвонил, и когда я открыл дверь, то первое, что увидел, – лист формата А4 в его руках с надписью:
Не говори ничего лишнего. Тебя могут слушать.
Я мгновенно все понял, кивнул и громко воскликнул:
– Вау! Какими судьбами, дружище!
– Да вот, ехал мимо и решил заглянуть… – ответил мне Коробов, проходя в комнату. – Ну, что у тебя нового?
– А чего у меня может быть нового? – сказал я, наблюдая за действиями Володьки, который достал какой-то прибор, похожий на смартфон, надел небольшие наушники и стал направлять «смартфон» на различные предметы. – Пока ничего. Выпьешь?
– Выпью, – ответил Коробов, направив прибор на подоконник, потом на шторы, а потом на диван. – И пожевать чего-нибудь не против… Целый день на ногах, времени перекусить даже не было.
– Вас понял, – ответил я и прошел на кухню, чтобы приготовить какую-нибудь закуску.
Коробов тем временем достаточно долго крутился возле стола и стульев, потом прошел в туалет, слил там воду из унитазного бачка, долго мыл в ванной руки, после чего прошел на кухню. Здесь он тоже стал приставлять детектор к подвесному шкафу, столу, даже плите, затем глянул на меня, удовлетворенно хмыкнул и кивком головы показал на ванную комнату. Мы прошли туда, Володька открыл кран с холодной водой и, сняв наушники, сказал:
– Ни в ванной, ни в туалете у тебя «жучков» нет. Зато один есть в комнате. Он прикреплен к тыльной стороне одной из ножек стола, что находится ближе к окну. Другой «жучок» прикреплен сбоку к вешалке в прихожей. Еще один вставлен в щель на косяке кухонной двери. Слушают тебя, Старый. Очень плотно и внимательно слушают…
– Кто? – машинально спросил я.
– Думай, тебе виднее, – с участием посмотрел на меня Володька. – К тебе кто заходил в последнее время? Да и не в последнее тоже…
– Никто, – снова машинально ответил я.
– Ой ли, – недоверчиво посмотрел на меня Володька и спросил: – А Киприани?
– Точно! Частный сыщик! – едва не воскликнул я, и Володька приложил палец к губам:
– Тише. Не надо кричать. Микрофоны у тебя стоят новейшие и очень чувствительные.
– А зачем это Киприани нужно слушать меня? – поинтересовался я.
– Значит, для чего-то надо, – безапелляционно ответил старший следователь Главного следственного управления по городу Москве. – Например, узнать, где прячется подозреваемый в ограблениях и убийствах Кочет, объявленный в розыск. Ну, и вообще, знать, чем ты дышишь, чем занимаешься и как глубоко зашел в своем журналистском расследовании.
– Но я не знаю, где скрывается Кочет. Да и разве он скажет мне, где прячется?
– Правильно, не скажет, – ответил Коробов. – Но на след Кочета ты вывести его можешь.
– Ну, и что мы будем делать с этими «жучками»? – задал я вопрос своему другу-следователю.
– Ничего, – ответил Володька.
– Совсем ничего?
– Совсем. Будешь знать, что тебя слушают, вот и все. А при необходимости будет возможность слить слушателям «дезу».
– Чего? – переспросил я, задумавшись и не поняв поначалу, что имеет в виду Володька.
– Дезинформацию, – уточнил он.
– А, ну да… Понял. А как ты узнал, что у меня стоят «жучки»?
– Ну, я не узнал, я просто предположил.
– Пусть предположил… Это после того, как я тебе сказал, что ко мне приходил Альберт Киприани? – догадался я.
– Вот именно, – кивнул Володька. – Этот приход частного сыщика к тебе домой меня сразу насторожил. Прийти в гости к почти незнакомому человеку на второй день после убийства жены, когда дел и так невпроворот… – Он не договорил и задумался. – Здесь что-то не так…
– Ну, Киприани мог быть крайне заинтересован в розыске убийцы жены. Например, из-за мести. А я веду расследование убийства Аиды Крохиной. И, возможно, могу знать что-то, что Киприани неизвестно. Вот он ко мне и пришел, – предположил я.
– Может быть, может быть, – неопределенно пробормотал Володька.
Мы расположились в комнате. Запотелая бутылочка «Белуги», которая оказалась весьма кстати, стояла по самому центру стола, подавляя всю окружающую обстановку своим гордым величием. Маринованные огурчики, тарелка с хлебом и сыром и две куриные ножки, вынутые мной из супа, дополняли сервировку стола. А что, вполне прилично для двух мужчин, собирающихся раздавить пузырь сорокаградусной…
– Ну что, будем толстенькими? – первым поднял рюмку Володька.
– Будем, – поддержал я друга. – Хороший тост, с нашей работой не особенно разжиреешь.
Мы чокнулись и выпили. Потом враз смачно захрустели огурцами.
– Знаешь, тут Ирина недавно звонила, – начал было я, но Коробов приложил палец к губам, и я вспомнил, как он однажды говорил, что следаку при ведении опасного расследования лучше услать куда-нибудь семью, если она есть, и не иметь под боком никого, кто был бы ему дорог, чтобы у противоположной (часто враждебно настроенной) стороны отсутствовала возможность воздействовать на следователя путем угроз и шантажа убийством дорогих ему людей. Я понял Володькин жест и тотчас продолжил свою фразу, уже запустив «дезу»: – Одногруппница моя. Предлагала собраться после Нового года, числа пятого-шестого. Посидеть где-нибудь вместе, приход Нового года отметить, студенческие годы повспоминать. Я согласился…
– А я своих одногруппников последнее время редко вижу, – поддержал тему Коробов. – Все занятые такие… Да и я занят по самую макушку. – Он с какой-то затаенной печалинкой посмотрел на меня и разлил по рюмкам: – А давай, Старче, за студенческие годы выпьем! Лучше их, наверное, ничего уже у нас и не будет…
– Ну, это ты зря-а-а, – протянул я. – Но тост поддержу. Студенческое время, конечно, славное было…
Мы снова чокнулись и выпили. Закусили. Выпили по третьей…
– А знаешь, какая у нас в группе была фирменная песня? Может, в шутку, а может, и не совсем в шутку, – прожевав, спросил Володька.
– Нет, не знаю, – ответил я. – Какая?
– Про матроса Железняка.
– Это который произнес свою знаменитую фразу: «Караул устал», после чего было распущено Учредительное собрание?
– Ага, он самый, – ответил Володька. И вдруг запел:
В степи под Херсоном высо-окие травы,
в степи под Херсоном – курга-ан.
Лежит под курга-аном, заросшим бурья-аном,
матрос Железняк, партиза-ан.
Голос у него был вполне приятный. А при повторе двух последних строчек куплета подключился и я:
Лежит под курга-аном, заросшим бурья-аном,
матрос Железняк, партиза-ан.
Володька кивнул мне и продолжил:
Он шел на Одессу, а вы-ышел к Херсону –
в засаду попался отря-ад.
Налево – заста-ава, махновцы – напра-аво,
и десять осталось грана-ат.
Я не заставил себя ждать, и уже в два голоса мы пропели:
