– Пожалуйста, Бомбей, будь осторожным. – В голосе Малики послышались строгие ноты. – Наркоманы ненадежные люди, он с успехом сдаст тебя Грибу.
– Успокойся, Монтана, – вступил в диалог Тетрис. – Гриб, как и все бандюки, жадный, надо кинуть агенту столько, сколько Гриб задавится ему отвалить.
– Князев, сколько ему предложить? – спросил Бомбей.
– Сколько попросит, но в два раза больше, – ответил тот.
Маля собрала со стола и ушла мыть посуду, остальные разошлись по комнатам. Князев завалился на кровать у себя, внимательно читал то, что удалось Тетрису вытянуть из Интернета. Через открытую дверь с балкона потянуло табачным дымком, Князев отложил листы, глядя на тень, движущуюся вдоль стены. Собственно, на втором этаже стен как таковых нет, они представляют собой застекленные проемы, отчего днем в комнатах много света. Князев поднялся, вышел на балкон, который тянулся вдоль фасада, а за углом продолжался. На повороте, облокотившись о перила, стоял Чемергес. Князев осторожно пошел к нему, но Чемергес услышал, повернулся и молча замахал руками, мол, тише.
– Чего размахался? – шепотом спросил Князев.
Он перевел взгляд на стеклянную стену, куда смотрел Чемергес, и слегка смешался. В комнате перед зеркалом Малика натирала кремом тело и была совершенно голая, освещенная только матовым светом настольной лампы у кровати. На кресле небрежно было брошено банное полотенце, на другом – ее одежда. Князев пришел к выводу, что как раз одежда ей вовсе не нужна.
– Нехорошо подглядывать, – наклонившись к бомжу, сказал он, хотя сам не отводил глаз от Малики.
– Любуюсь, – шепнул Чемергес. – Это ж красота, а она для всех, чтоб смотреть на нее.
– Малика так не думает, мне кажется. Рассердится, если заметит.
– Ага, распсихуется, когда тебя увидит, а я что… Сам-то чего уставился?
– Так красота ж…
– Слышь, Князь, правда, будто мужики на три части делятся? Первые те, кто любит водку, лодку и молодку. Вторые любят вино, кино и домино. А третьи – кефир, клистир и теплый сортир. Гы-гы-гы. Ты к какой категории относишься?
– Хм. К тем, что любят водку и молодку, – глядя на Малику, буркнул Князев.
– А я ни к какой, – шепотом захихикал Чемергес. – У меня ни сортира, ни домино… бабы давно не нужны, я им тоже. Мне бы только посмотреть.
Малика нагишом улеглась на кровать и выключила лампу, больше ничего интересного не предвиделось, Князев и Чемергес отправились в свои комнаты.
– Пал Палыч, я вашу просьбу выполнил, – говорил по телефону охранник. – Новые парни из ЧОПа «Ринг».
– Как они попали к нам?
– Этого я не знаю.
– По возможности узнай. Спасибо. – Положив трубку, Князев покрутился в кресле в одну сторону, в другую, замер.
Малика, сидевшая в углу и накручивавшая на палец прядь волос, проговорила:
– Осталось совсем мало дней, а мы ничего не сделали.
– Быстро только дети делаются.
– Ты просил напомнить о завещании. Умирать собрался?
– Напротив, жить до ста лет. – Князев некоторое время внимательно смотрел на нее, крутясь в кресле. Внезапно он вскочил. – Поехали. Есть идея.
Чемергес привез их к такому же дому, в каком жил Князев с семьей. Павел Павлович попросил Малику подождать в машине и забежал в подъезд.
– Павлик! – воскликнула мама, открыв дверь. Сын прошествовал через прихожую в комнату, бухнулся в кресло, потом вскочил, налил воды из бутылки в стакан, выпил и снова упал в кресло. – Павлик, что происходит? Галка правда дала это кошмарное интервью или газетчики насочиняли?
– Мам, она сама дала интервью.
– Господи, – схватилась за грудь та. – Бедная девочка свихнулась.
Мама его была женщина пожилая, но в прекрасной форме, энергичная и ухоженная. Сын обеспечивал ее полностью, а она занималась собой и Фросей. Что нравилось Князеву в матери – это неувядающий оптимизм и хладнокровие.
– Где Фрося? – спросил он.
– Галка вчера ее забрала. Она так плакала, говорила, что ты связался с какими-то отбросами и с проституткой, что у тебя поехала крыша.
– Ложь.
– Она тебя любит.
– Да?! – пыхнул Князев. – Но странною любовью. Мама, я тоже любил ее целых два года. Когда понял, какая дура моя жена, дура с претензиями, стал любить только тебя и Фросю. Я терпел Галку, а чтобы поменьше видеть, отправлял гулять по миру. Но когда она стала лезть в мои дела, когда перешла на оскорбления… а потом еще интервью… мама, такое не прощают.
– Ты тоже не мармелад с медом. Ты даже не сахар и тем более не рафинированный. Ой, сынок… А Фрося? Дети тяжело переживают разрыв родителей.
– Фросю я никогда не брошу. Именно потому, что моя главная забота – дочь, я и приехал к тебе. Мама, как бы ты себя чувствовала в качестве акционера нашего завода?
– Если б не давление, я чувствовала бы себя превосходно. Но после этих статей ни одна кровеносная система не выдержит напора крови.
– Собирайся, сегодня ты покупаешь мои акции.
Глаза матери расширились до предела:
– Павлик, теперь я вижу: крыша у тебя не поехала, а совсем сбежала. Мне достаточно двух процентов – и никаких проблем. Хочешь испортить мамочке жизнь? У меня столько денег нет, чтобы купить акции…
– Да кто деньги требует? Это же фикция. А проблем у тебя не будет. Во всяком случае, пока не будет. Одновременно напишешь доверенность…
– Но зачем? Объясни своей матери хоть раз в жизни.
– Мама, если со мной что-нибудь случится, акции будут твои, а после твоей смерти они полностью перейдут к Фросе по достижении ею совершеннолетия.
– А что с тобой может случиться? – насторожилась она.
– Вдруг я стану инвалидом? – нашелся он.
– Не лги! Это все из-за завода, да?
– Из-за Галки. У меня сложная ситуация, я должен обезопасить людей и не допустить ее вмешательства в дела завода. Если на меня с неба свалится метеорит, то даже завещанные тебе акции, вернее, часть их, должны отойти Фросе, а Галка как законный представитель будет распоряжаться ее законным имуществом. При таком раскладе, боюсь, Фрося денег не увидит. Да и Галка должна узнать цену копейкам, научиться их зарабатывать. Это не месть, я не хочу, чтоб из-за дурости моей бывшей жены моя дочь пострадала.
– Пашенька, если так плохо обстоят дела, не разумнее ли уехать… в Англию, например. Там как с Дона – выдачи нет.
– Я не преступник, чтобы скрываться. У меня полно планов: надеюсь прожить долго, отстоять завод. Кстати, мне нравится одна женщина, я собираюсь отбить ее у мужа.
– Ну, раз отбить собрался, то я за тебя спокойна.
– У меня есть просьба. Нет, приказ. В ближайшие дни соберись, забери Фросю и поезжай куда-нибудь отдохнуть. Надолго. И запомни: телевизор не смотри, газеты не читай. Что бы ни услышала обо мне, не верь. Поняла? Повтори.
– Отдыхать, не смотреть, не читать.
– Не верить – главное. Запомни: не верь. Да, еще… Вдруг мои планы рухнут, во всем полагаться на Клима. Ну что, поехали?
– Я ничего не поняла, но сделаю, как ты требуешь, – собираясь, говорила она. – Тем более мне одна гадалка нагадала, что ты взлетишь высоко.
«Лишь бы не на небеса», – подумал он.
В машине мама познакомилась с Маликой и, когда поехали, указала глазами на нее, дескать, это та женщина, которую ты хочешь отбить? Князев не ответил, но по его хитрющей улыбке она поняла, что угадала. Подумав, мать положила ладонь на его руку и сказала:
– У тебя получится.
Князев обнял ее за плечи. Она чудо: никогда не докучала поучительными нотациями, всегда поддерживала и любила тех, кого любил он.
На лихаческой скорости, развернувшись во дворе завода, джип стал, демонстрируя надежность тормозов.
– Чемергес, ты в гонках не участвовал случайно? – спросил Князев, открывая дверцу.
– Не. Так, меж собой с шоферами, и то на грузовиках.
К джипу подбежал Ермаков:
– Пал Палыч, иди за мной, кое-что покажу.
Зайдя в здание, Ермаков странно повел себя, велел вахтеру:
– Сходи в приемную, попроси Оскара приготовить кофе для шефа.
Когда вахтер ушел, Ермаков сделал знак и повел Князева с Маликой, которая раздражала начальника безопасности, в крыло первого этажа. Здесь делали ремонт, да прекратили его из-за известных событий, оставив все как было, будто не сегодня-завтра работы продолжатся. Грязь в коридоре была жуткая, его никто не убирал, но грязь именно строительная.
Привел Ермаков патрона с телохранительницей в последнюю комнату, загроможденную до потолка стремянками, шкафами, ведрами, банками с красками и лаками, листами фанеры и тому подобным. Казалось, в комнату и войти нельзя, но, маневрируя в этом хранилище, они попали в уголок, где стояли стол, стул, а на столе… ничего не было. Князев вопросительно уставился на Ермакова, мол, что за шутки?
– А ты приглядись получше, – сказал Ермак. – Посмотри, какая пылища вокруг.
Князев действительно увидел толстый слой пыли.
– На столе нет пыли, – заметила Малика. – На нем стоял прямоугольный предмет, границы видны отчетливо.
