И довольно быстро пришел к выводу, что обрывки принадлежали не одному листу, а трем. Медленно, но верно на столе передо мной вырисовывались оригиналы. Каждая страница была размером около шести на четыре дюйма, с печатным текстом и поправками, сделанными авторучкой. Я склеивал обрывки между собой прозрачной липкой лентой.
- Чего это ты там делаешь? - спросила Шерри, стоя в дверях.
Я даже подскочил от неожиданности.
- Да ничего особенного, - ответил я и развернулся в кресле лицом к ней. - Ну, как самочувствие?
- Ужасное, - ответила она, прошла в комнату и плюхнулась в большое кресло. - До сих пор не могу поверить…
Мне показалось, она сейчас снова заплачет. И никак не мог понять, образовались ли темные круги под глазами от усталости или просто от слез размазалась тушь.
- Приготовлю тебе еще чаю, - вставая, сказал я.
- Чудесно, - с вымученной улыбкой ответила она. - Спасибо.
Я пошел на кухню, вскипятил воду в чайнике. Заварил чай и отнес обе чашки в гостиную.
Шерри сидела за столом и разглядывала клочки бумаги. Я уселся на подлокотник кресла.
- Знаешь, что это такое? - спросил я.
- Конечно, знаю, - кивнула она. - Это квитанции от денежных переводов через «МаниХоум». - Она отпила глоток чая. - Один квиток на восемь тысяч, два - на пять.
- Фунтов? - спросил я.
Она взглянула.
- Нет, долларов. Обменянных на фунты.
- А ты откуда знаешь? - спросил я.
Она подняла на меня глаза.
- Да я все время пользуюсь услугами «МаниХоум». Немного похоже на «Вестерн Юнион», только дешевле. У них агенты по всему миру. Геб посылал мне деньги на билет через «МаниХоум».
- Так это от них квитанции?
- Нет, - уверенно ответила она. - Эти квитанции выдают, когда ты идешь забирать деньги, а не когда их посылаешь.
- Получается, Геб набрал восемнадцать тысяч долларов через «МаниХоум»?
- Да, - кивнула она.
- Когда?
Она снова внимательно посмотрела на реконструированные мной бумаги.
- На прошлой неделе, но не в один день. Восемь тысяч в понедельник, по пять - во вторник и пятницу.
- И от кого они? - спросил я.
- По ним можно узнать, лишь когда подразделением «МаниХоум» были получены эти деньги, а вот кто их прислал, не сказано. - Она снова отпила глоток. - А зачем это тебе?
- Сам не знаю, - ответил я. - Просто нашел эти обрывки в мусорной корзине.
Шерри сидела и пила чай, поглядывая на меня.
- Скажи, ты вообще зачем здесь, а? - спросила она.
- Я был другом Геба и коллегой по работе, - ответил я, достал из кармана визитку и протянул ей. - В своем завещании он назначил меня душеприказчиком. - Пока что я решил не упоминать о том, что Геб сделал меня единственным своим наследником.
- Вот уж не знала, что он оставил завещание, - сказала Шерри, взглянув на визитку. - «Мистер Николас Фокстон, магистр эконом., дипл. фин. консультант».
- Он сделал это еще пять лет тому назад, как только поступил на работу в «Лайал энд Блэк», - сказал я, не обращая внимания на перечисление моих званий. - Каждый работающий в фирме человек должен составить завещание. Старшие партнеры всегда говорят: мы не имеем права давать советы клиентам, как спланировать будущее, если сами не подаем в том примера. Но я понятия не имею, почему Геб назначил именно меня. Возможно, потому, что столы наши стояли рядом. Он только что прибыл в чужую страну, наверное, других знакомых у него больше здесь не было. Да и потом, вряд ли человек, которому только под тридцать, думает, что скоро умрет. Но мог бы назначить на эту роль и тебя, хоть ты и живешь в Соединенных Штатах.
- Пять лет назад мы с Гебом практически не разговаривали друг с другом. Я тогда даже заявила ему, что не желаю больше видеть его и слышать.
- Не слишком ли сурово? - осведомился я.
- Просто мы жутко поссорились из-за родителей. - Она вздохнула. - Все всегда происходило из-за родителей.
- Почему так? - спросил я.
Она смотрела на меня, словно решая, стоит говорить или нет.
- Наши мама с папой были довольно необычной парой. Папа зарабатывал на жизнь, если можно так выразиться, букмекером без лицензии, в подпольном тотализаторе Черчил-Даунс. Некогда он хотел стать конюхом, но присматривать за лошадьми ему не понравилось. Все свое время проводил за тем, что брал ставки от других конюхов, а также от тренеров и владельцев лошадей. Иногда выигрывал, но чаще проигрывал. Мама же работала официанткой, разносила коктейли в одном из фешенебельных отелей в центре Луисвилля. Так, по крайней мере, она всем говорила.
Она умолкла, я сидел и ждал продолжения. Сама заговорит, если захочет.
- Она была проституткой. - И Шерри снова заплакала.
- Совсем не обязательно было говорить это мне, - пробормотал я.
Она подняла на меня полные слез глаза.
- Я должна была хоть кому-то сказать, - всхлипнула Шерри. - Невозможно… так долго носить это в себе.
И вот в перерывах между рыданиями она поведала мне печальную сагу о своем с Гебом детстве. Рассказ просто потряс меня - я все эти годы просидел рядом с Гебом, ни на миг не догадываясь о том, какие тяготы ему пришлось преодолеть, чтобы добиться успеха.
Отец Геба и Шерри был к тому же еще и алкоголиком и обращался со своими детьми, как с рабами, безжалостно эксплуатируя их труд. Оба ребенка очень хорошо учились в школе, но по настоянию отца бросили ее и в шестнадцать лет пошли работать: Геб - конюхом в Черчил-Даунс, а Шерри - горничной в тот самый отель, где занималась своим ремеслом ее мамаша.
Геб восстал и сбежал в Лексингтон, в колледж, куда втайне от родителей подал документы, сдал экзамены, и его приняли на бесплатное отделение. Но дома у него не было, ночевать приходилось на улицах. Как-то один из членов попечительского совета колледжа нашел его там и предложил кров. Человек этот был финансовым консультантом, и карьера Геба определилась.
Окончив колледж, он из Лексингтона не уехал, посещал там экономическое отделение Университета Кентукки, затем перебрался в Нью-Йорк, получив работу в компании «Дж. П. Морган».
А я еще удивлялся, как это птица такого высокого полета вдруг перешла из всемирно известной фирмы к нам в «Лайал энд Блэк»! Маленькое застойное болото в сравнении с «Дж. П. Морган». Не иначе как что-то напортачил там, в Нью-Йорке?..
Тем временем Шерри прекрасно справлялась со своей работой, была замечена начальством, и ее отправили на курсы повышения квалификации. После этого она переехала в Чикаго и работала помощником управляющего в большом отеле той же сети.
Я не представлял, насколько полезной может быть для меня вся эта информация, но сидел и терпеливо слушал ее эмоциональное повествование.
- Ну а как получилось, что вы с Гебом разругались? - спросил я, когда она сделала паузу.
- Он отказался приехать в Нью-Йорк на похороны, когда отец умер. Я говорила, он должен был поддержать маму, но он отказался и еще сказал, что уж скорее приедет на ее похороны, если она скончается прямо завтра. Прямо так и сказал, этими самыми словами. И мама все слышала. Потому что я говорила с ним из машины, по громкой связи. - Она умолкла, слезы снова градом покатились по щекам. - До сих пор думаю, она поступила так из-за этих его слов.
- Поступила как? - спросил я.
- Проглотила целую упаковку тайленола. Сто таблеток.
- И умерла? - осторожно спросил я.
Шерри кивнула.
- В ту же ночь. Я нашла ее утром. - Она выпрямилась и глубоко вздохнула. - И я тогда обвинила Геба в том, что это он ее убил, и сказала, что не желаю видеть и слышать его снова.
- Сколько лет прошло со смерти родителей?
- Лет шесть или семь. - Она призадумалась. - Да, в июне будет ровно семь.
- И когда же ты передумала?
- Это ты о чем? Когда снова стала видеться с Гебом?
Я кивнул.
- Да ничего я не передумала. Он сам первым связался со мной два года назад. - Шерри вздохнула. - Пять лет не разговаривать с братом-близнецом - это долгий срок. Мне страшно хотелось пообщаться с ним, но я ведь тоже гордая. - Она умолкла на секунду-другую. - Вернее, глупая. Он написал мне на адрес отеля, и мы договорились встретиться в Нью-Йорке. А потом прошлым летом пригласил меня приехать в Англию, провести с ним отпуск. Здорово было! - Она улыбнулась. - Как в старые добрые времена. - Но улыбка почти тотчас же померкла, на глаза снова навернулись слезы. - Просто поверить не могу, что его больше нет.
Я тоже не мог.
И вот, наконец, в половине второго я появился в конторе, рассчитывая, что как раз в это время Грегори сидит где-нибудь за обильным ленчем в одном из ресторанов на Ломбард-стрит. Однако к дому под номером шестьдесят четыре я приближался с другой стороны, противоположной маршруту, которым Грегори ходил в свой излюбленный ресторан, чтоб свести шансы встречи с ним к минимуму, если он вдруг выйдет позже.
На лифте я подниматься не стал, взбежал по лестнице на четвертый этаж, приоткрыл стеклянную дверь, заглянул.
- Скажите, мистер Грегори уже ушел на ленч? - спросил я сидевшую в приемной миссис Макдауд.
